Отойдя в сторону, он кивнул местному исчадью, видимо распорядителю мероприятия:
— Начинайте.
Двое исчадий схватили безвольно плачущую девушку и волоком потащили её к сооружённому у собора алтарю, представлявшему собой небольшой, сантиметров семьдесят в высоту помосту, наверху у которого располагалось что-то вроде плахи. Девушку повалили на неё спиной, выгнув дугой так, что её грудь оказалась на плахе, пятки на помосте, а голова почти коснулась досок пола. Исчадье в красно- коричневом одеянии подошёл к ней и стал завывать диким голосом, взывая к своему Господину:
— Ооооо Саган! Ооооо господин! Мы приносим тебе жертву, это молодое сердце! Ооооо Саган!
Андрей замер и его сердце захолодело — он не ожидал такого страшного результата своих действий, он не понимал, чем это могло кончится, и сейчас он не знал, что ему делать, как остановить эту вакханалию смерти. Единственный способ был…
— Стойте! Остановитесь! — крикнул он, прервав завывания исчадья — это я сделал! Я убил Васка!
Толпа вокруг него отхлынула в ужасе так, что вокруг него образовалось свободное пространство метров пяти в диаметре — все глядели на него, так будто он был заражённым чумой или проказой. Все, с кем он работал в трактире, все чужие и знакомые — все испуганно отшатнулись от него. Немудрено — теперь он был опаснее гремучей змеи — а вдруг скажет, что они были с ним? Вдруг под пыткой припомнит, кто был его другом? Смерть страшная и неминучая.
Андрей вышел вперёд и крикнул:
— Хватит зверства, сволочи! Я пристрелил вашего хренова Васка!
Адепт сделал навстречу ему пару шагов — он удовлетворённо улыбался:
— Что, у нас герой объявился? Решил спасти девку, жалко стало? Или — правда ты убил и никто иной? И чем же ты его убил?
— Из арбалета, когда он выходил из дома купца.
— А зачем ты его убил? Что он тебе сделал?
Андрей достал из-под рубашки крестик, и размашисто перекрестился:
— Я вас ненавижу! Вас надо уничтожать, как бешеных собак!
Адепт ещё более довольно усмехнулся:
— Теперь ясно. Взять этого боголюба!
Не дожидаясь, когда его схватят гвардейцы, расслабленно стоящие перед адептом, Андрей сделал невероятный рывок вперёд, рассчитывая успеть перед смертью удавить хоть одного поганца-адепта, сбил с ног двух гвардейцев, уже почти дотянулся до улыбающегося исчадья, когда сзади на него обрушился тяжёлый удар — видимо плоскостью меча, сбивший его на землю.
Он ещё тянулся к адепту, когда не него обрушились удары со всех сторон — били ногами, руками, пинали так, что он сразу почувствовал, как у него хрустнули рёбра. Он схватил чью-то ногу, повалил её владельца и вцепился ему в горло зубами, разрывая гортань как дикий зверь. Тот заверещал, потом забулькал кровью и задёргался под ним. Ещё несколько сильных ударов почти выключили монаха и он только подумал — «Забьют до смерти, хоть без пыток обойдётся» — когда адепт крикнул:
— Не трогать его больше! Связать, привязать к столбу, мы потом допросим — кто такой и откуда взялся.
Его подняли и поволокли к столбу, к которому примыкал помост с алтарём, где всё ещё лежала выгнутая дугой девчонка. Загнув руки Андрея назад, их завели за столб и связали поставив его спиной к столбу и оставив так.
Голова его кружилась от полученных ударов, а когда туман в глаза развеялся, Андрей увидел, что практически ничего не изменилось — девчонка как лежала, так и лежит на плахе, её семья так и стоит в ожидании казни, а адепт что-то вещает с возвышения. Прислушался:
— Мы выявили этого боголюба, покусившегося на жизнь адепта Васка, ему предстоит умереть на жертвенном алтаре в праздник Жертвы, или закончить жизнь на арене Круга, а сейчас мы увидим, как приносят в жертву пособников боголюба! Это с их помощью боголюб смог убить такого служителя Сагана, как адепт Васк! И пусть все запомнят, чем заканчивают те, кто идёт против служителей Сагана!
— Андрей закашлялся, выплюнул сгусток крови и хрипло крикнул:
— Эй, ты, тварь — отпусти невинных! Ты же получил, то, что хотел! Я убил вашего хренова Васка, зачем тебе жизнь этих людей?!
— Зачем? — усмехнулся, подойдя ближе, адепт — ну как зачем? Вот пусть все, кто замышляет против исчадий, видят, что бывает после того, как они совершат преступление. Невинны, говоришь? А нет невинных. Все виноваты. Их души нужны нрашему великому господину, и ты дал повод их забрать. И теперь, оставшееся до смерти время, думай, как ты стал причиной гибели такой прелестной девушки. Гляди, какая сладенькая…была!
И с этими словами адепт вынул из складок своего плаща небольшой кривой, как серп, нож, и воткнул его в подреберье отчаянно закричавшей девушке. Она сразу обмякла, потеряв сознание, а адепт распорол её поперёк, сунул в разрез руку, с усилием рванул что-то и вытащил из грудной клетки ещё сокращающийся красный комок — сердце. Он с торжеством поднял его и прокричал:
— Прими в жертву это сердце, Саган!
Он поднял над головой красный комок и потом бросил его на помост, рядом с Андреем. Сердце мокро шлёпнулось на грязный помост, и ещё продолжало вздрагивать, потом сокращения стали всё тише, тише, и, наконец, затихло, превратившись в кусок мяса.
Девушку подняли за руки и ноги, и как тушу убитой свиньи, сбросили к подножию помоста, в пыль.
— Давайте следующего! — крикнул возбуждённый адепт. Его глаза блестели, он поднял руки вверх и слизнул с обнажившегося локтя каплю крови длинным, как у змеи, языком.
Следующим был мальчишка, брат убитой девушки, он тонко кричал и плакал…потом они все слились в вереницу мёртвых тел и вырванных из них красных комков.
Андрей сейчас хотел умереть, но больше — хотел убить эту мерзкую тварь, наслаждавшуюся убийствами. Он дал себе зарок, что если выживет, всё равно найдёт этого урода, и убьёт его страшно и мучительно. И ещё решил — он пройдёт через все испытания, только бы достать этого гада, и его приспешников — ведь не зря же забросил его сюда Господь, чтобы он погиб так глупо и бесполезно? Ну не может же быть такого! И тут же заметил про себя — люди в фашистских концлагерях тоже думали, что такого быть не может, и что всё закончится хорошо…
После окончания обряда жертвоприношения весь народ отпустили, и они рассосались по своим домам, молчаливые и тихие, видимо под впечатлением от зрелища. Пока шли — обсуждали этого боголюба, по милости которого погибла вся семья купца и желали ему мучительной смерти, более мучительной, чем та, которая настигла несчастные жертвы.
Многие сходились на том, что хорошо бы, если бы его отправили на Круг — скоро праздник, зрелищ тоже хочется. Давно боголюбов не ловили, уже и забыли, когда в последний раз смотрели на арену, где их убивают бойцы.
Андрея погрузили в телегу и повезли по улицам города, в городскую тюрьму. По дороге прохожие, и люди в окнах домов кидали в него огрызками и нечистотами — одна пожилая дама умудрилась со второго этажа своего дома ловко облить его из ночного горшка, попав содержимым на колени, и теперь он благоухал застарелой мочой и дерьмом. Вот в таком виде он и попал в камеру городской тюрьмы.
В этой камере содержались все, кого ловили на улице — воры, убийцы, боголюбы и просто те, на кого показали, как на преступников, угрожающих устоям государства и религии Сатана.
Уголовники, конечно, были в привилегированном положении — за них могли внести выкуп сообщники, или они могли договориться со стражей о том, что сделают им какую-то услугу — они были в тюрьме как короли.
Камера представляла собой полутёмное огромное помещение, в котором за раз могло содержаться до двух сотен заключённых. Впрочем — содержаться — это громко сказано. Всё, что было тут из удобств, это огромные деревянные параши в дальнем углу, в которые опорожнялись все сидельцы. Нар не было — вместо нар полусгнившая солома, кишевшая насекомыми. В углах бегали крысы, за которыми от скуки и с голодухи охотились заключённые.
