лезвие острое, почти как бритва, – сам точил. Им так удобно резать сырокопченую колбасу: ломтики получаются почти бумажной толщины…
Нужно было сделать всего одно движение – обычное, привычное, почти рефлекторное: вставая из-за стола, сложить нож и сунуть его в карман. Он сделал вчера это движение или нет? Пьяный, почти ничего не соображающий, ОН ЗАБРАЛ НОЖ ИЛИ НЕТ?!
И в детстве, и в молодости Семен очень любил ножи. В школьные годы он изготовил, раздарил и потерял их множество. Позже он стал пользоваться готовыми покупными, сохранив свою страсть к заточке.
Настоящий нож, не тот, который «для танцев», а для работы и жизни – это нож перочинный. Многофункциональный, но без наворотов. Причем именно покупной. В советские времена промышленность выпускала только две модели, достойные внимания, – охотничий с рогами (их нужно сразу спилить!) за 5 рублей и обычный за 3 рубля 85 копеек. Ничего лучше даже при нынешнем товарном изобилии в продаже не появилось. Почему нож должен быть покупным и дешевым? А чтобы не жалко было потерять, чтобы не просыпаться в холодном поту, мучительно пытаясь вспомнить, куда ты его вчера положил. И еще немаловажный фактор: делали их явно из каких-то отходов, и часто довольно небрежно. Нужно было быть готовым, что, опробовав сталь лезвия, покупку придется забросить в ящик стола и забыть о ней.
ОН ЗАБРАЛ НОЖ ИЛИ НЕТ?!
Первичная обработка лезвия проводится на электрическом точиле. Желательно, чтобы наждачный круг был мелкозернистым, а само точило – низкооборотным. Операция трудоемкая и опасная – одно неверное движение, и нож можно выбрасывать. Смысл ее в том, чтобы сделать поперечное сечение лезвия похожим на профиль опасной бритвы. Если это получится, нож можно будет не точить годами – только слегка подправлять «жало». Следующая операция полностью ручная: берется набор брусочков… В общем, последний брусочек – это тот, на котором правят бритвы.
Если с самого начала набраться терпения и не пожалеть сил, то таким инструментом можно очинить карандаш до игольчатой остроты, при необходимости побриться или за пятнадцать минут расчленить оленью тушу «по суставчику». Можно быстро нарезать лапника на подстилку, настрогать «петушков» для растопки, срезать стойки для палатки и выкроить из тонкой резины заплатку для лодки. Ну, а при массовой заготовке рыбы такой нож проиграет, пожалуй, только профессиональному разделочному, но кто же эти штуки видел в полевых-то условиях?
ОН ЗАБРАЛ НОЖ ИЛИ НЕТ?!
А еще в ноже обязательно должны быть открывалка для банок и шило. Главное – открывалка. Это совсем не пустяк там, где пища состоит в основном из консервов. Теоретически, наверное, существуют сплавы, которые позволяют… А практически, если вы вскрыли лезвием банку со сгущенкой или тушенкой, то… придется в дальнейшем нож только для этого и использовать. Впрочем, если вам не жалко потратить целый день на разделку тупым лезвием оленьей туши или чистку полусотни хариусов – можете попробовать. Такая беда почти всегда случается с огромными роскошными тесаками – номерными охотничьими или самодельными. Обычно хозяину хватает пары недель, чтобы убедиться в том, что его замечательному орудию место не на поясе, а на самом дне рюкзака.
ОН ЗАБРАЛ НОЖ ИЛИ НЕТ?!
В их компании не считалось дурным тоном пользоваться за общим столом собственным ножиком, скорее неприличным было попросить или воспользоваться без спросу чужим. И разумеется, ничего зазорного не было в том, чтобы, покидая застолье, щелкнуть лезвием и убрать свой инструмент в карман.
Семен этого не сделал. Кажется, он оставил нож на столе. Или все-таки? Он глубоко вдохнул воздух и зажмурился: вот она, лотерея судьбы. Ну!
И опустил руку в карман.
Пальцы коснулись привычной шероховатости ручки.
«Я выиграл, – выдохнул Семен. И грустно усмехнулся: – Придется жить».
На радостях он съел всех оставленных с вечера беззубок и запил их водой из речки. Потом закурил и стал думать, как именно жить дальше.
План дальнейших действий созрел примерно к полудню. Состоял он в том, чтобы на протяжении двух-трех дней двигаться вниз по реке в надежде встретить людей – хоть каких- нибудь. Если же ни людей, ни следов их присутствия не обнаружится, то нужно будет поиграть в Робинзона: озаботиться жилищем, едой, одеждой и инструментами. Когда удастся приспособиться так, чтобы не тратить все время на выживание, можно будет снова отправиться на поиски Homo sapiens. Семен понимал, что разумнее начать сразу со второго пункта программы, но к этому он был просто еще не готов морально.
Хорошая мысль – двигаться по реке. А как? Правый берег – сплошные обрывы, за которыми начинается склон, прорезанный массой распадков. Если сильно стараться, то километров на пять за день тут продвинуться можно. Левый берег ничуть не лучше: в пойме и на террасах такие джунгли, что сквозь них и километра-то за день не пройдешь. Если же уйти из долины и двигаться по степи, то придется все время обходить заболоченные и заросшие дельты мелких ручьев и речек – левых притоков основной реки. По- хорошему остается только само русло, по которому лучше всего было бы плыть. Но как? Не кролем, конечно. Плот?
Бревна плавника, валяющиеся на косах, не годятся – они «волглые», и плавучести у них никакой. Нужно два-три сухостойных ствола сверху – из леса. Там такие, кажется, встречаются довольно часто. В воде, конечно, они быстро намокнут, но два-три дня держать, наверное, будут. Допустим, их удастся выворотить и притащить на берег. Ну, ветки можно обломать, а сучки отбить камнем, но надо же отчленить верхушки и комли! Каким образом? А таким – пережечь на костре!
Вторую половину проблемы – чем связать бревна – Семен решил пока не обдумывать, а присмотреться к местной растительности: вдруг тут лианы водятся?
Лиан в лесу, конечно, не оказалось. Зато он нашел кое-что получше. Старая замшелая лиственница когда-то рухнула и в падении ободрала стволом кору соседнего живого дерева другой породы. Наверное, это произошло не очень давно, потому что рана еще не заросла и сочилась соком. Семена это заинтересовало на предмет того, не годится ли сок в пищу, как у канадского сахарного клена. Жидкость оказалась на вкус весьма противной, а вот кора… Точнее, не вся кора, а ее внутренний слой! Семен подергал свисающие пряди – они не рвались. Еще не веря в удачу, он оттянул большой кусок и стал отделять с внутренней поверхности длинные желтые полосы и ленты. Они не рвались! Лента, шириной полтора-два сантиметра и длиной метра полтора, при натяжении сворачивалась в жгут, резала пальцы, но не рвалась!
– Это же лыко! – сказал Семен и обнял изуродованное дерево. – Или что-то подобное. Во всяком случае, этим можно вязать, это можно плести. И таких деревьев тут полно – целая роща!
Он отволок последний сухой ствол на берег, подобрал гальку подходящего размера, расколол ее о валун, чтобы было чем перерубать волокна, и отправился драть лыко. Факт самостоятельного изготовления первого каменного инструмента, достойного настоящего питекантропа, он никак не отметил.
До темноты Семен успел изувечить с десяток деревьев и набрать целый ворох волокон длиной до двух с половиной метров. Самые длинные он сворачивал, чтоб не перепутались. Одну из лент он решил пожертвовать на почти шуточный эксперимент: привязал к волокну тельце моллюска-беззубки, очищенное от раковины, а само волокно закрепил на конце трехметровой палки. Он забросил эту «удочку» в воду чуть в стороне от костра, придавил палку камнем и со словами «Ловись, рыбка…» отправился собирать дрова на ночь. Потом он жарил и поедал несчастных моллюсков, потом озаботился вопросом, как поведут себя древесные волокна при высыхании и при полном размачивании. Испытания показали, что высушивание, конечно, не добавляет «лыку» эластичности, но хрупким его не делает. При повторном размачивании оно набухает и, кажется, обретает прежние свойства. В голове у Семена немедленно родилась идея, и он стал ее обдумывать.
«Рано или поздно я попаду под дождь – это неизбежно. Если не под снег, конечно. И окажусь совершенно беззащитным. Никаких пещер в округе не видно, а пересиживать непогоду под елкой дело гиблое. Кроме того, одежда вся на мне, и в ней, прямо скажем, и днем-то не очень жарко, а вечером и ночью можно жить лишь у костра. А если завтра похолодает на пяток градусов? Короче, надо попытаться сплести циновку. Это по-научному, а по-нашему, по-бразильски, просто рогожу. Если она получится плотной и не будет пропускать воду, то ее можно использовать как тент, а если будет, то сойдет в качестве одеяла или накидки-пончо. В любом случае это сейчас важнее, чем построение плота, – я, собственно, никаких
