«Не отделяясь от Российской Республики и сохраняя ее единство, мы твердо станем на нашей земле, чтобы своими силами помочь всей России, чтобы вся Российская Республика стала федерацией равных и вольных народов».
Франция 5 декабря 1917 года признала государственность Украины «де-факто». Причины этого следующие. После того как в ноябре большевики фактически ликвидировали Ставку, надежды на то, что Россия будет продолжать войну, уже не было. Но оставалась надежда на украинцев — Рада высказывалась за продолжение войны. Другое дело, что это было большой иллюзией, возможностей у нее не было, поскольку фронтовые части киевскому правительству подчиняться не желали…
А что же петроградские большевики? Казалось бы, какое им дело до Украины? Они ведь стояли за право наций на самоопределение. Финляндию вот отпустили, слова лишнего не сказали. Но вот как-то не хотелось им отпускать Украину. К тому же Центральная Рада уже начала переговоры с Федеральным правительством Дона, которое было откровенно антибольшевистским.
Оставалось надежда на Всеукраинский съезд Советов, проходивший 4–6 декабря 1917 года. Однако у большевиков и тут ничего не вышло, хотя они и готовились. Националисты их переиграли.
«Победа Петлюры, да и всей Центральной Рады, состояла в том, что оперативно на съезд прибыли (без приглашения большевистского оргкомитета) 670 делегатов от 'Селянской спилки' и 905 делегатов от украинского войска. Они просто подавили большевиков своей численностью, силой захватили помещения мандатной комиссии и сами выписали себе мандаты делегатов. Это было 'революционное насилие' в ответ на 'революционную несправедливость'.
После этого делегаты-большевики оказались в 'подавляемом' меньшинстве. Они могли полностью рассчитывать только на 125 голосов делегатов съезда, которые представляли 49 советов из более чем 300 советов по всей Украине. Этому меньшинству большинство съезда не позволило даже говорить, определив их в 'немецкие шпионы'. Поняв, что битва изначально проиграна, большевики ушли со съезда, отказавшись признать представительство съезда и заявив, что съезд превратился в митинг, а новое делегирование — фальсификация и подтасовка».
(В. Савченко, историк)
…В конце ноября 1917 года Центральная Рада обратилась к представителям правительств казачьих автономий: Дона, Кубани, Урала, к правительствам Молдавии, Башкирии, Крыма, Кавказа, Сибири, предлагая им вступить в переговоры о создании будущего федерального центра России.
Но и большевики не дремали. На востоке Украины, в промышленном Харькове, 10 декабря в результате переворота возникло альтернативное правительство — Народный секретариат во главе с большевичкой Евгенией Бош.
Надо сказать, что Донбасс и примыкающий к ним географически Харьков были не просто красными, а, скажем так, алыми. Шахтеры стояли за большевиков поголовно, так что неудивительно, что эти ребята с Центральной Радой не согласились. Более того, они решили воевать. 4 января 1918 года харьковское советское правительство официально объявило войну Центральной Раде (Харьков, Донбасс и Екатеринославщина находились под контролем красных). Объявление войны ознаменовалось захватом города Сумы.
Разве могли петроградские большевики не поддержать товарищей в их трудной борьбе?
Правда, на помощь шли интересные кадры.
«Первая революционная украинская армия. В ее составе московский отряд участвовал во многих боях, устанавливал власть Советов в Павлограде, Ромодане, Синельниково, Полтаве, Екатеринославе, Константинограде, Киеве и других городах.
К моменту прибытия на Украину бойцы наших отрядов в большинстве своем совершенно не знали военного дела, даже построиться не могли без сутолоки».
(С. И. Моисеев, участник событий)
Отступление. Что такое «эшелонная война»?
Мы часто не очень понимаем, о чем читаем. Большевики отправились разбираться с Центральной Радой. А, собственно, какими силами?
Большевики после прихода к власти отменили армию. Так сложилось не только из-за политической конъюнктуры (старая армия была опасна для новой власти), но и из их идеологических установок. Они стояли за всеобщее равенство, и потому любая каста (а офицеры — каста по определению) была им чужда. Так что вместо армии они предлагали «вооруженный народ».
Это фантазия не только русских большевиков, но вообще всех левых: пообщайтесь с современным анархистом или левым социалистом, нашим или иностранным — и вы услышите такой же бред. Хотя любой, кто если даже не служил, а хотя бы интересовался армией и принципами ее организации, понимает, что толпа людей с винтовками — это не воинская часть. Это именно толпа людей с винтовками.
Интересно, кстати, откуда у левых взялась эта идиотская идея? Корни ее, разумеется, как и всего левого, уходят к Великой французской революции. Тогда революционеры из ничего создали свою армию, которая худо-бедно, но сражалась и даже побеждала. А потом в этой армии нарисовался Наполеон Бонапарт, который показал класс и поучил всех, как надо воевать…
А затем был Фридрих Энгельс, который одно время работал военным корреспондентом на американской Гражданской войне. Там обе армии были любительскими. Вы не поверите — до Гражданской войны в САСШ[62] на всей ее необъятной территории было… 17 тысяч военных! Это меньше дивизии. А во время самого большого накала американской Гражданской войны, сражавшихся насчитывалось около двух миллионов (1 200 000 северян и 800 000 южан). Посчитайте процент профессионалов. При том, что и профессионалы-то они были сомнительные. Так, в единственном тогда на все Штаты военном училище Вест-Пойнт за пятилетний срок обучения тактику и стратегию проходили за шесть часов. Все остальное время занимали аристократические забавы — верховая езда, фехтование, стрельба, танцы и все такое прочее. Так сложилось не потому, что американцы были тупые, как говорит Задорнов. Просто ни стратегия, ни тактика тогда в САСШ были ни к чему. Ну не вели они больших войн!
Эти любители воевали так, что глаза бы не глядели. Во всех битвах американской Гражданской войны выигрывал тот, кто делал меньше ошибок. Это вроде как два пьяных интеллигента полезли драться. Кто-то кого-то в итоге побьет, но не ждите тут ударов как у Валуева или приемов в стиле Брюса Ли.
Всего этого Энгельс, как человек сугубо штатский, не увидел. Зато сделал вывод: армия не нужна. Мы, дескать, и так сумеем — вооружим народ и всех победим. А поскольку другие классики марксизма к войнам не приближались даже в качестве корреспондентов, мнение Энгельса стало считаться истиной.
Большевики попытались следовать заветам своих идеологов. Тогдашние красные части набирались с бору по сосенке. Это были либо разагитированные рабочие, либо так же разагитированные дезертиры — по сути, вооруженная толпа. Ни о какой дисциплине, а следовательно, и о тактике[63], речи просто не было. Вот поэтому и шла «эшелонная война».
Ребят грузили в эшелоны, привозили на место, выгружали и говорили: «Вперед!» Они шли. Иногда. А иногда собирали митинги, на которых разбирались — а надо ли идти в наступление, и если надо, то куда?
«Руководящий отрядный комитет избрали на общем собрании из участников Московского вооруженного восстания».
