Путь назад
Отступающие белые двигались следующим образом. Параллельно друг другу шли Добровольческая и Кубанская армии, а Конармия Буденного старалась максимально расширить «зазор» между ними, дабы лишить белых возможности взаимодействовать. От Царицына отступала Кавказская армия. Последняя дальше Камышина так и не продвинулась и там просидела всё самое интересное. Так что Врангелю очень легко было критиковать Деникина.
Существовали и более экзотические маршруты, вроде «бредовского марша» из Киева, но о нем будет рассказано отдельно — он напрочь выламывается из общей картины.
…Собственно говоря, обе армии именно отступали, а не бежали в панике. Иногда чувствительно огрызались. Другое дело, что когда ослепительные надежды сменяются таким жестоким разочарованием, то начинаются всякие веселые вещи.
«Солдаты группами переходили к красным с казенными лошадьми, седлами, вооружением, с обмундированием. В одном бою в наш полк прискакал корнет, офицер лет тридцати, и доложил мне, просясь в полк, жалобу — он выехал со своим взводом в разведку. И когда они вышли в нейтральную зону, то его унтер-офицер запросто сказал ему, что они против своих братьев воевать не будут, насилия над ним делать не хотят, так как он хороший человек, и отпускают его с миром назад, а они поедут дальше и передадутся в Красную Армию».
(Ф. Елисеев)
Еще больше народу просто уходило по домам. Причем чем ближе подходили к Дону — тем это чаще случалось. Что тоже понятно. В Гражданскую войну замечена закономерность: мобилизованный человек может неплохо воевать, если его дом у него за спиной. Но стоит только войскам оставить «его» территорию противнику — он тут же уходит домой. Это проходили и красные, и белые, и поделать с этим ничего было нельзя. Чем дальше мобилизованные солдаты воевали от родных мест — тем они лучше сражались. (Хотя, казалось бы, дело должно обстоять наоборот).
Еще одним симптомом всеобщего разложения был активный сбор «трофеев». Некоторые полки имели по двести (!) вагонов различного имущества. А если учесть, что белогвардейский полк на тот момент насчитывал 300–500 штыков — это сильно. А ведь все эти бесконечные эшелоны забивали железную дорогу. Плюс эшелоны с имуществом разнообразных тыловых начальников.
«Сгущалась с каждым днем военная атмосфера, разрасталась тыловая разруха, спекуляция принимала характер общественного бедствия, воровство и казнокрадство достигали грандиозных размахов. Ко всему этому присоединились эпидемические болезни, и в особенности эпидемия сыпного тифа, от которой Вооруженные Силы на Юге России таяли буквально не по дням, а по часам. Я помню, например, как на станцию Миллерово (Калединск), где я находился в октябре месяце 1919 года, привозили с предыдущей станции Чертково целые поезда с мертвыми телами сыпнотифозных, которые умирали от холода, от недостатка ухода, от голодовки, от отсутствия примитивных удобств».
(Г. Н. Раковский)
Разумеется, тиф не имеет политических пристрастий, он был и на красной стороне фронта. Но при отступлении, тем более при поспешном отступлении, смертность всегда выше. Наступающие могут оставить больных, отступающие вынуждены тащить их с собой в жутких условиях.
Тут надо пояснить еще одну тонкость. Белые упорно держались за свою структуру армии. Неважно, что полки на самом деле порой являлись усиленными ротами[98]. А вот все равно! Что это значит? А то, что имелось множество штабов, набитых офицерами, которые непонятно что делали. В конце концов Врангель продавил идею переформирования Добровольческой армии в корпус[99]. Но это не очень помогло. Для того чтобы всерьез разогнать зажравшихся тыловиков, требовались очень серьезные мероприятия. Проводить их у белых было просто некому.
Именно в это время разгорелся конфликт с Кубанской Радой. Точнее, разгорелся он немного раньше, самый пик пришелся на последний день решающего сражения. Но расхлебывать приходилось теперь.
А суть вот в чем. В этом парламенте казацкого розлива было две группировки: «черноморцы», стоявшие за автономию, и «линейцы», выступавшие против отделения Кубани от России. Деникин, понятное дело, ни о какой автономии и слышать не желал, однако довольно долго терпел. До тех пор, пока «черноморцы» не выдвинули идею создания союза Кубани, Украины, Дона, Терека, Грузии и прочих жителей Кавказа под главенством Кубани. При этом «черноморцы» явно тяготели к союзу с «незалежной» Украиной. Дело в том, что автономистами были в основном выходцы из причерноморских станиц, а там всегда влияние Украины и украинской культуры было особенно сильно.
Ладно бы просто выдвинули идею. Болтать никому не запрещено. Напомню, что у Деникина была демократия.
Но под влиянием автономистов Рада заключила союзный договор с горским меджлисом, который был откровенно враждебен Деникину. Вот тут главнокомандующий уже не выдержал. 6 ноября 1919 года деникинские войска окружили Кубанскую Раду и объяснили, что так делать не стоит. Лидер автономистов А. И. Калабухов был повешен, остальные, как написано в приговоре, «высланы за границу без права возвращения».
Теперь за это приходилось расплачиваться. Многие бойцы Кавказской армии, явно собирались до дому, до хаты. А ведь в планах Деникина было формирование новых частей. Формировать их можно было только из кубанцев, никого больше не оставалось.
И что самое грустное — ярким пламенем вспыхнул конфликт двух военачальников. Я уже упоминал о претензиях Врангеля к Деникину. Пока кампания шла удачно, все это вроде бы забылось — но после поражения вспомнилось с новой силой.
Деникин писал:
«Не проходило дня, чтобы от генерала Врангеля Ставка или я не получали телеграмм нервных, требовательных, резких, временами оскорбительных, имевших целью доказать превосходство его стратегических и тактических планов, намеренное невнимание к его армии и вину нашу в задержках и неудачах его операций… Эта систематическая внутренняя борьба создавала тягостную атмосферу и антагонизмы. Настроение передавалось штабам, через них в армию и общество… Эти взаимоотношения между начальником и подчиненным, невозможные, конечно, в армиях нормального происхождения и состава, находили благодарную почву вследствие утери преемственности верховной власти и военной традиции».
То есть это было нечто вроде военной публицистики.
Врангель практически открыто агитировал за то, что «Деникина надо смещать». И ведь многие соглашались… В итоге 20 декабря Врангель был отстранен от командования, уволен в отставку и убыл в Константинополь. Но это лишь уронило авторитет Деникина, который и так неудержимо падал. А согласитесь, в ситуации, в которой находились ВСЮР, это — последнее дело.
Винный укрепрайон
