От Тихорецкой до Новороссийска примерно 150 километров. Красные прошли это расстояние за 20 дней — не слишком высокий темп наступления, но и не слишком низкий. По большому счету, шло медленное выдавливание белых с Кубани. Бои велись практически за каждую станицу — но бои весьма своеобразные. Проходили они примерно по одному сценарию. Красные наступали, не слишком геройствуя — не перли, как показывают в кино, грудью на пулеметы, а маневрировали, пытаясь найти слабые точки в обороне белых. Деникинцы отстреливались, иногда переходили в контратаки. Но происходило все это как-то вяло. Это были не отчаянные схватки под Орлом-Кромами, где обе стороны сражались насмерть. Красные тоже сильно устали. Да и зачем им было особо рисковать головами? Все знали, чем дело кончится — в конце концов белые отойдут. И отходили.
Кстати, главной и единственной надеждой Деникина было то, что большевики выдохнутся. Хотя с ним считались все меньше и меньше. Авторитет Антона Ивановича упал до нуля. Все решали командиры армий и Добровольческого корпуса.
«А между тем грандиозная картина великого отступления армии с каждой минутой принимала все более и более трагический характер. Там, верстах в двух впереди, арьергардные цепи сдерживали наседавшего врага. Здесь, позади, беспорядочной ордой торопливо отходили многотысячные конные массы. Уже смеркалось. Тарахтели телеги; ожесточенно ругались обозные; где-то отчаянно пиликала гармоника; быстро с грохотом промчалась какая-то батарея. Широким неудержимым потоком лилась конная масса на юг. Теперь уже в сравнительном порядке ехали строевые части: корпуса, дивизии, бригады и полки. Темная конная лавина катилась к югу. Куда идут — точно никто не знает».
(В. Раковский)
На подступах к Екатеринодару командующему Донской армий генерал-лейтенанту Сидорину приходилось лично на поле боя командовать войсками. Белогвардейским генералам такие приколы вообще-то были не свойственны — это вам не командарм Сорокин. Впрочем, красные командиры в это время тоже уже не развлекались подобным образом. Но иного выхода не было. Только так удавалось добиться того, чтобы бойцы не отступали.
Всем было понятно, что Екатеринодар не удержать. Но требовалось хотя бы дать время эвакуировать тылы и уйти беженцам, которых скопилось очень много. Ни для кого не было секретом, что среди буденновцев много иногородних — и встречаться с ними не хотелось никому.
Екатеринодар был взят 17 марта. Многие думали, что удастся закрепиться на левом берегу Кубани — но это было изначально безнадежной затеей. Дело в том, что левобережные земли были мало заселены, там и в мирное время жили за счет покупного хлеба — то есть с продовольствием было бы тяжко. К тому же местные жители враждебно относились к белым, они делили свое сочувствие между красными и зелеными. Так что оставалось — отступать дальше.
Надо сказать, что белогвардейское командование первоначально отнюдь не планировало отход всех частей к Новороссийску. Совсем наоборот. К примеру, Донская армия должна была следовать походным порядком на Таманский полуостров и эвакуироваться уже оттуда. Что, конечно, было бы проще.
Расстояние между Таманью и Керчью — 20 километров. И перебрасывать людей можно было бы на чем угодно, хоть на рыбачьих шаландах.
В том, что все двинулись в Новороссийск, «виноваты» большевики. Вместо того чтобы выдохнуться, как ожидал Деникин, они явно завелись от ощущения близкой победы. Так, уже 20 марта красные форсировали Кубань и захватили плацдарм возле Екатеринодара. Правда, удалось им это потому, что часовые белых откровенно плохо несли службу. Прошляпили. Но тем не менее такой резвости от красных никто не ожидал.
Днем позже большевики форсировали Кубань ниже по течению и стали отрезать пути отхода на Таманский полуостров. 23 марта красные заняли Анапу — то есть путь на север, к Тамани, был отрезан. Разведка белых доносила, что перерезан и путь на юг, на Геленджик и Сочи — хотя, как оказалось позже, разведчики, видимо, пользовались слухами, поскольку никаких большевиков там не было. Но армия имела те сведения, которые имела. В итоге иного пути к морю, кроме как прямо на запад, не оставалось. Пришлось всем уходить через горы в Новороссийск.
А в горах белых с нетерпением ждали зеленые… Горы в этих местах невысокие, но поросшие лесом и труднопроходимые. В 1942 году немцы так ничего и не смогли поделать с укрывавшимися там партизанами. Вот и зеленые чувствовали себя в горах как дома.
Пилюковцы и прочие ребята развлекались, как могли. Они грабили обозы, разоружали солдат — иной раз целыми подразделениями. По рассказам, иногда просто на дороге стояла группа зеленоармейцев и культурно предлагала отдать винтовки, предупреждая: «Не отдадите — так дальше вас все равно разоружат». Всем желающим зеленые предлагали уходить с ними. Случалось, они уводили в горы даже орудийные батареи в полном составе.
И начался дурдом. Некоторые солдаты уходили к зеленым, потом возвращались, потом снова уходили… Может, просто пообедать в горы бегали. У зеленых с продовольствием было куда лучше, чем у белых.
Стали появляться и красные разъезды. Иногда случались совершенно сюрреалистические истории.
«В станице Абинской, расположенной в нескольких стах саженях от станции, в это время происходила невероятная сумятица. Оказывается, что пришедшие туда ночью донские части расположились в станице, которая была уже занята зелеными и разъездами красных.
В трех соседних избах в некоторых местах ночевали и белые, и красные, и зеленые. Можно себе представить, какая суматоха началась в станице угром, когда все проснулись и увидели, с кем имеют дело. Одни разоружались, другие отстреливались и уходили, третьи метались из одной стороны в другую, попадая то к красным, то к зеленым, то к белым, и совершенно теряли всякое представление о действительной обстановке».
(В. Раковский)
С некоторыми зелеными отрядами стали происходить мутации. Они, словно созревающие яблоки, начинали стремительно краснеть. И поясняли всем: дескать, на самом-то деле мы всегда были красными, только это скрывали. А вот теперь демонстрируем свою подлинную сущность… Трудно сказать, так ли это было. Может, и так. Но скорее всего, ребята увидели Красную Армию и поняли, что против лома нет приема.
Впрочем, многие белые смотрели на этот процесс положительно. Они мыслили так: перекрасившиеся зеленые — «мина замедленного действия» в рядах большевиков, которая неизбежно рванет и погребет красных. Вон как с Махно-то вышло…
Рвануть-то эта мина и в самом деле рванула. Но белогвардейцам от этого не было ни жарко ни холодно — они к тому времени уже в эмиграции болтались.
Надо сказать, что в Новороссийск ушли не все, особенно из кубанцев. Не только и не столько — по идейным соображениям. Кубанская армия перешла реку выше всех по течению, и многие части просто не успели, их красные отрезали. Они начали партизанскую войну в предгорьях Кавказа, а через полгода их попробовал поднять Врангель… Но рассказ об этом будет дальше…
А впереди лежал Новороссийск. Эвакуация из него шла уже давно. Многие подсуетились и успели смыться раньше, причем эти господа убывали не в Крым, а сразу за границу.
«Гнусное зрелище представлял в это время из себя панический Новороссийск, где за спиной
