Как это бывает в подобных делах, главное было – кому-то начать. А потом процесс нарастает лавинообразно. Те, кто вчера и мысли не допускал о разграблении коллекций, включались в эту увлекательную забаву. По принципу – я что, хуже? Дескать, все равно растащат, так уж и я себе кусочек урву! Но внезапно события пошли совсем по иному пути.
Однажды под вечер, когда кто-то из работников вытаскивал из витрины резную шкатулку XVI века (тысяч на триста баксов), в проеме зала появился невысокий, но крепкий бородатый человек с роскошной седой бородой: «Зачем так делаешь? Так не надо делать! Сама запомни и другим передай: кто попробует что-то взять – очень плохо будет! Совсем плохо будет!»
– И вот что удивительно, – покачала головой Анна Сергеевна, – он ведь при жизни русский язык отлично знал. А тут говорил как торговец с рынка…
– Он? Кто он?
– Как кто? Академик Орбели!
Дама сказала это с таким видом, будто этим именем все было сказано. Ну, как средний американец сказал бы «генерал Грант». Спрашивать, кто это такой, было даже как-то неудобно. Выручила Васька. Как ни странно, она, несмотря на свои хулиганские замашки, держалась вполне прилично. И обратилась к работнице Эрмитажа достаточно интеллигентно:
– Анна Сергеевна, вы объясните человеку, он ведь все-таки иностранец…
– А, да… Академик Орбели – это легендарный директор Эрмитажа. Он сумел сберечь музей во время блокады. Тогда тоже было плохо, много хуже, чем в прошедшую зиму. Но воровать никто из работников тогда даже и не пытался. Да, великий был человек.
В общем, сотрудница, с которой повстречался покойный директор, сильно испугалась, убежала и рассказала об этом коллегам. Надо сказать, что особого удивления рассказ не вызвал. С привидениями в Эрмитаже всегда было хорошо. Видали тут и императрицу Екатерину Великую, и Александра I, и графа Орлова, и разных других персонажей, чьи имена были связаны с Зимним дворцом. Поговаривали, на первом этаже, где до революции находились помещения для обслуги, шлялся даже призрак истопника-террориста Степана Халтурина. Того самого, который несколько месяцев спал в своей каморке на динамите, перед тем как попытался взорвать царя… А уж профессор Орбели – это было и вовсе довольно обыденное явление. Правда, как и положено привидениям, ранее все эти персонажи лишь мелькали в анфиладе залов смутными тенями и в разговоры не пускались. А тут, значит, академик заговорил. Новость быстро распространилась не только по Эрмитажу, но и по городу и даже попала в какой-то телевизионный сюжет и в несколько желтых изданий.
Но это, конечно, не остановило несунов. Люди, как известно, делятся на две категории – одни верят в привидения, другие – нет. Да и среди первых далеко не все их боятся. Особенно когда речь идет о большой сумме в конвертируемой валюте. Тут многие не страшатся даже гораздо более земных и опасных вещей. Поэтому предупреждение академика особого действия не возымело. А зря, потому что через пару дней один такой несун, таща наворованное, споткнулся на лестнице, скатился по ней и поломал себе кости. Да так, что до конца жизни ему теперь предстояло пребывать в инвалидной коляске. Но и тогда воры не поняли, что это предупреждение. И опять-таки зря. Потому что теперь все пошло всерьез. Одного вора нашли на первом этаже, возле античных залов. Его шейные позвонки были буквально искрошены в порошок. Второй несун умер от сердечного приступа возле египетского зала, его лицо было искажено таким ужасом, будто ему явился сам Сатана. В руке вора остался брегет, который этот тип решил «приватизировать». Третий отдал концы от вульгарного удара кулаком в висок. Но труп был обнаружен рядом с залом, где сидела Восковая Персона[27]. После этого сотрудники прекратили попытки разжиться за счет музея. Но потом, когда власть окончательно рухнула, пришли люди с улицы. И началось такое…
– Знаете, я точно вам не могу сказать, что было. Дело в том, что на ночь мы запирались в своих помещениях. Боялись бандитов. А еще больше мы боялись того, что происходило в Эрмитаже. А потом и днем стали выходить в залы с опаской.
А происходили в музее и в самом деле веселые события. По ночам в залах слышались стук, шум и лязг. Иногда – дикие, душераздирающие крики. По утрам на улице, возле выходов, находили трупы. Одни были убиты холодным оружием, другие – чем-то твердым и тяжелым. Были и умерщвленные совсем жутким образом. Так, у одного мертвеца полностью отсутствовала кровь. Вообще.
– Рыцари постоянно обнаруживались в разных местах зала, в разных сочетаниях. А что касается тех жутких случаев, мы подумали на Васю…
– Кого, простите?
– Ах да. Так эрмитажники между собой называют мумию, которая находится в египетском отделе[28]. Это мумия египетского жреца. Что наводит на размышления. Вы знаете, у египтян была очень своеобразная и загадочная религия. Их жрецы всерьез занимались магией, отнюдь не безобидной. В ваших фильмах вроде «Мумии» не все – фантазия авторов. Недаром ведь оккультисты всех времен пытались проникнуть в секреты египетских жрецов…
Продолжалось это, впрочем, недолго. В Петербурге слухи распространяются очень быстро. Довольно скоро народ сообразил, что соваться в Эрмитаж – себе дороже. Теперь дворец предпочитали обходить стороной. Мало того, академик Орбели помог и другим музеям. К примеру, в Русский музей хоть и лазили – но как-то с опаской. Потом двое воров прямо в зале поссорились при дележе награбленного и схватились за ножи. Один отдал концы прямо на месте, второй, получив тяжелую рану, выполз во двор и там испустил дух. Еще одного несуна по выходе из музея, на Садовой, забила до смерти какая-то шпана, решившая заняться, так сказать, экспроприацией экспроприаторов. Все это были совершенно тривиальные дела, не выходившие за рамки обыкновенной уголовщины, но в связи с жуткими событиями в Эрмитаже они произвели впечатление. В городе поселилось стойкое убеждение, что в музеи соваться опасно. Еще одно убеждение заключалось в том, что похищенные из музея вещи несут с собой проклятие. Поэтому перекупщики антиквариата при малейшем подозрении, что вещь украдена из музея, отказывались ее брать.
– А вот про это я слыхала, – вдруг подала голос Васька. – Ходили слухи, что два катера из-за этого в Финском заливе потонули. Не знаю, правда это или нет, но перекупщики в это верят.
В общем, в музеи теперь лазили редко. Благо имелось и кроме музея много чего, что можно было пограбить.
– А профессор Орбели больше не появлялся? – спросил Джекоб.
– Появлялся. Один раз, уже когда ваши войска прибыли. Его видела моя коллега. Он сказал: «Помните и передайте всем: Эрмитаж не продается!» Это его знаменитая фраза…
По словам Анны Сергеевны, впервые эти слова сказаны были при следующих обстоятельствах. В пятидесятых годах эрмитажные работники решили заняться реставрацией трона, на котором сидит Восковая Персона. Занялись – и обнаружили, что ремонтировать-то уже поздно. Дело в том, что трон несколько раз уже подновляли. Но как-то без ума, непрофессионально. В общем, вещь находилась в стадии полураспада. Что называется, выкрасить и выбросить. Так решили и поступить. То есть не красить, а просто сразу выбросить. А взамен сделать новый. На том и порешили. Все бы ничего, но об этом прознал какой-то американский миллионер, большой любитель антикварных сувениров. Он предложил Эрмитажу два миллиона долларов за старый трон, который был, по сути, кучей хлама. А тогдашние два миллиона – это не нынешние. Это раз в пять больше, нежели теперь. Казалось бы, что тут такого? Музей получает круглую сумму за обломки, которые все равно пойдут на помойку. Чем не выгодная сделка? Однако горячий армянин Орбели был на этот счет иного мнения. Он об этом не захотел даже разговаривать. «Эрмитаж не продается!» – рявкнул он так, что стекла зазвенели.
Анна Сергеевна вздохнула:
– Я не знаю, к чему это он снова появлялся. Ваши начальники, я надеюсь, не собираются продавать эрмитажные коллекции?
– Да что вы! Мы тут только для того, чтобы вам помочь все это сохранить. А вы выберете свою новую власть.
– Дай-то бог…
Музейная работница снова вздохнула. Видимо, она не питала радужных надежд по поводу новой местной власти. Что, как уже успел убедиться Джекоб, было повсеместным явлением. Об американцах петербуржцы отзывались с иронией, но в общем нейтрально. Принимали как данность. А вот о назначенцах
