Сама система величания царей в эрзянском и мокшанском языках одинакова. (В мокшанском 'царь' - 'оцязор' - имеет, в дополнение к неизбежному титулу 'хозяин', еще и добавку 'оц', от 'оцю', что означает 'высокий', 'большой'.) Конечно, невольно начинаешь при этом искать смысл титула 'ингви', пользуясь предположительно истоками, уходящими к аорсам или к аланам - асам.
Разумеется, было бы неожиданностью, пусть и приятной если бы словарь засвидетельствовал древнюю форму 'ингви'. Этого, понятно, нет. Зато нашлось другое слово которое закономерно вытекало из схемы: 'инегуй' Это почти то же, что 'ингви' - по крайней мере с точки зрения исследователя ванских древностей. Не случайно И.И. Мещанинов в названной работе писал: 'Не менее сложно обстоит дело с так называемыми полугласными, а именно с сонорным среднеязычным 'y' и губно-зубным 'w'. Оба они не имеют специального начертания в халдейском письме и, очевидно, заменялись в соответствующих случаях гласными 'i' и 'u' Эту цитату, в которой автор применяет так называемую яфетическую транскрипцию, я привел не только как пояснение, помогающее читателю, но и как свидетельство специалиста, который полагает, что чтение уже в ту далекую эпоху - примерно за тысячу лет до аорсов - было настолько запутанным, что приводило и тогда уже к разнице в написании и чтении: читалось не так, как писалось. В современных языках наблюдаем нередко ту же картину.
Именно о тех звуках и знаках для их изображения - клиньях, а затем буквах, и идет затем разговор в книге Мещанинова, который нужно сразу дополнить выводом: 'ингви' равнозначно 'инегуй'. Переходный этап в форме 'ингуи' пока в памятниках древности не найден. Но он с точки зрения лингвиста адекватен 'ингви'.
Теперь, переводя эрзянское слово 'инегуй' в полном соответствии со словарем, удивляешься его странности: 'великий змей'. Однако к этому нас привела цепочка рассуждений, начатая от ванов и аорсов. Великий змей! Вот он кто, бог скандинавов Фрейр.
Купавон венедов, Кикн, Хулбитен (Кулвитен) пруссов, Гуй, Куй, оставшиеся в современных азиатских языках, содержат один корень: гуй-гви-кул. И относится он и к змею, и к лебедю, иногда даже к соколу.
Ярославна из 'Слова...', аркучи (то есть причитая, как нередко принято считать), вместе с тем плачет вполне по-лебединому, ибо глагол связан с древним корнем, и к этому нужно добавить имя богини скифов - Аргимпаса (Артимпаса), которое сохраняет созвучия.
Лебедь напоминает летающего змея, да и любая птица отчасти ассоциируется с этим образом. В славянской 'Велесовой книге' упоминается Лебедян. Это имя славянского правителя вполне согласуется со сказанным.
Священная птица на небе - священный образ на земле... Параллель эта пришла из глубокой древности, она общая для многих племен и их союзов.
В 'Слове...', как в зеркале, отразился сказочно-древний мир. 'Ярославна рано плачет в Путивле на забрале аркучи...' Одна лишь строка древнего памятника...
По поводу слова 'аркучи' я не нашел убедительных толкований и переводов. И.И. Срезневский выделяет форму 'аркочи', приравнивая ее к раздельному написанию 'а ркочи'. Его перевод таков: 'а говоря'. Справедливо. Но не имеет отношения к слову, записанному в строке памятника русской литературы. Звучало бы нелепо: 'плачет в Путивле на забрале, а говоря...'
Как же выходят из положения переводчики 'Слова о полку Игореве'?
Д.С. Лихачев: 'Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая...'
Аполлон Майков: 'Там она в Путивле раным-рано на стене стоит и причитает...'
Константин Бальмонт: 'Рано плачет Ярославна на стене градской в Путивле...'
Николай Заболоцкий: 'На заре в Путивле, причитая, как кукушка раннею весною, Ярославна кличет молодая, на стене рыдая городской...'
Семен Ботвинник: 'Ярославна рано плачет во Путивле на забрале, говоря...'
Федор Глинка: 'Ярославнин голос слышится на стене Путивля-города...'
Павел Шкляревский: 'Не голубки воркование разливается по рощице, Ярославны голос стелется по стенам Путивля древнего...'
Лев Мей: 'Ярославна рано плачет во Путивле на ограде, приговариваючи...'
Николай Гербель: 'Там, в Путивле, изнывая, на стене городской, Ярославна молодая горько плачет пред зарей...'
Алексей Югов: 'На зорях Ярославна кличет, в Путивле, на кремлевской стрельнице, рыдая...'
Николай Старшинов: 'Ярославна тревожно запела, нарушая рассветную тишь...'
Александр Степанов: 'Ранней весной Ярославна плачет на стене Путивля. Зовет...'
Андрей Чернов: 'Ярославна рано поутру стенает, на Путивльской стене причитает...'
Этот перечень прозаических и поэтических переводов можно было бы продолжить. Отдавая дань поэтическому мастерству авторов переводов и их желанию передать и донести до читателя плач Ярославны, мы должны отметить: многообразие переводов лишь одной строки 'Слова...' и почерка решений у поэтов разных поколений свидетельствует о необходимости вернуться к истокам божественного мифа.
Задолго до 'Слова...' богиня Лебедь была хорошо известна, и не только скифам. Но уже и скифская богиня Аргимпаса дает простой ключ к переводу. В обоих случаях один и тот же корень 'арк', 'арг'. Дословно: Ярославна кричала по-лебединому в Путивле. Поэт Николай Старшинов сохранил, угадав, смысл; в его переводе она тревожно поет. Лебедь поет, по преданию, один раз. Песня эта тревожна, даже трагична. Это и сказано в 'Слове...'.
В сказках бывает все, и герои их под стать сюжетам: чудовища и великаны, оборотни и феи, говорящие звери. Так я и относился некогда к известной пушкинской сказке о золотой рыбке, рыбаке и его жадной, властолюбивой жене. Казалось бы, чего проще - поэт создал эту историю в стихах, соблюдая законы волшебного жанра, в назидание иным читателям.
В шестидесятых произошло событие, которое можно было бы и не заметить, но оно все же заставило автора этих строк изменить позицию. Болгарский археолог Т. Иванов опубликовал снимки бронзовой пластины, найденной среди других древностей в Западном Причерноморье. На пластине - женщина с рыбой. Одета она в хитон, на голове ее корона. Все это свидетельствует о том что она богиня, пришедшая из древности. Когда я узнал об этом, меня смутило имя богини, названное Т. Ивановым, - Анахита. Ведь Анахита хорошо известна в древнем Иране, Средней Азии, ее портрет описан в 'Авесте', древнейшем памятнике письменности ариев! Она богиня священных вод, и с ней рядом изображена, естественно, рыба, до некоторой степени ее второй образ. Разумеется, для богини вод не составляет труда обернуться рыбой в случае необходимости. Позднее увидели свет и отечественные находки того же рода.
Очень важна деталь: старуха заставляет своего старика передать рыбке, что она хочет быть владычицей морской причем сама золотая рыбка должна служить ей на посылках. После этого старуха оказалась у разбитого корыта. Это не просто реакция рыбки - это ответ богини, место которой хотела занять старуха, к тому же - превратив богиню в свою служанку.
Но действительно ли в сказке речь идет о владычице вод Анахите? Какими путями богиня пришла в Россию, став героиней сказки - довольно поздней по времени? Как объяснить выполнение золотой рыбкой, или, точнее, богиней Золотой рыбкой, чисто земных требований старухи ставшей и столбовой дворянкой и коронованной особой? Ведь эти земные дела вроде бы вне ведения богини вод. Эти вопросы до поры оставались нерешенными.
Александр Пушкин так много поведал в своих сказках, что они вызвали к жизни почти нескончаемую череду исследований и комментариев. И все же, как сейчас представляется все яснее, за волшебством строф проступает нечто поразительное - картины и образы древнейшей славянской мифологии двухтысячелетней давности. Именно двадцать веков отделяют нас от того периода истории Боспорского царства на черноморских и азовских берегах, духовная жизнь которого - к величайшему изумлению автора этих строк оказалась отраженной, к примеру, в 'Сказке о рыбаке и рыбке'. Трудно было сразу в это поверить. Боспорское царство - почти ровесник Рима и сверстник классического периода Эллады - примерно в течение десяти веков своего развития не только наследовало античное достояние в искусстве, но и развивало его в лице своих художников-мастеров.
В то же время в Приазовье и Причерноморье сохранялись традиции местного населения провинции -
