чтобы попробовать снег с детской надеждой на чудо: вдруг сладкий? Уже близко метро, а она все никак не найдет удобного случая. Хотя, ей-богу, даже странно, как она еще может быть озабочена чем-то другим, кроме: у Макса продолжается роман со взрослой дамой, которая к тому же Юлькина знакомая, а Юлька-то зациклилась на этом до такой степени, что вусмерть поругалась с братом, и ко всему прочему Роман собрал вещички и переехал к матери. Юлька сообщила об этом по телефону таким будничным голосом, что Людмила Сергеевна поняла: за этим спокойствием - истерика. Вот таким же голосом и тоном она много лет назад сказала матери по телефону из Ленинграда, что «Ромка разбился, наверное, умрет».
Как и тогда, Людмила Сергеевна поехала к дочери сразу же. И нашла ее тупо сидящей в кухне перед разбитым окном. Аська хныкала и капризничала, боясь высунуть нос из комнаты. Из окна жутко дуло - не май все-таки. Люся бросилась закрывать его одеялом. «Что произошло?» - «Всплеск эмоций брошенной жены», - ответила Юлька. «Хорош гусь! - думала Людмила Сергеевна, растягивая одеяло вдоль окна и пытаясь за что-нибудь его зацепить. - Окно не мог заделать. Ушел, бросил жену, дочь в квартире с разбитым окном. Дрянь! Они ж целую ночь мерзли!»
Людмила Сергеевна провела у Юльки весь день. Созвонилась с Володей, договорилась, что он пришлет людей вставить стекла, сварила обед, поиграла с Аськой. Казалось, Юлька была в норме.
– Доча, может, это просто ссора? - робко предположила Людмила Сергеевна. - Он вернется…
– А на кой черт? - как бы удивилась Юля. - Пусть поживет с мамашей своей, ради Бога! А мне он миллион в месяц давать будет, представляешь? Проживу и без него пока что…
С того дня прошло уже больше месяца, Ромка так и не вернулся. Людмиле Сергеевне с ним не удалось поговорить, ведь звонить домой Вере Георгиевне - это выше всяких сил и возможностей. Юлька - мрачная, злая, но вот отчего, Людмила Сергеевна до поры не была уверена. Когда поняла, что в большей степени из-за Макса, то всерьез встревожилась: полный ли порядок в голове у Юльки? Ее муж бросил, а она… Боже, как они с Максом орали друг на друга!
– Ты, идиот, хоть бы деньги тогда с нее брал!
– Ма, скажи ей, чтоб заткнулась, а то я за себя не ручаюсь!
Володе тогда пришлось схватить Макса и утащить его на улицу проветриться. Людмила Сергеевна попыталась образумить дочь:
– Юлька, охолони! Я бы подумала, что у тебя что-то нервное из-за Ромки, но ведь эта дурь началась несколько раньше…
– Боже мой, из-за Ромки! Да не было бы никакого Ромки и этих дурацких проблем, если бы ты в свое время не была бы такой…
– Ты опять? Ты снова?
– А что изменилось? Тот же вопрос - тот же ответ!
– Так ты, стало быть, «спасаешь» Макса?
– Ах, какой сарказм! А тебе в голову не приходило, что Риткин супруг может Максу, скажем, голову проломить?
– Не надо меня пугать. Макс уже взрослый, он сам разберется.
– Ты хочешь сказать, что неизвестно еще, кто кому проломит? Браво!
Людмила Сергеевна безнадежно развела руками.
– Я, кажется, знаю, почему ушел Рома.
– Я рада за тебя!
– Тебя невозможно долго выносить! Юлька резко встала и пошла к выходу.
– Юля! - Людмила Сергеевна кинулась за дочкой. - Послушай, девочка, ты засиделась дома, у тебя в голове - закись, застой. Давай выведем тебя на работу, хоть куда-нибудь пристроим, найдем что-нибудь! - Она взяла Юльку за плечи и говорила горячо, страстно, жалея дочь и злясь на нее одновременно. - Ну, заведи себе любовника, хочешь, купим тебе какие-нибудь шикарные шмотки! Выбрось ты из головы эту идею фикс…
– Мам! - Юлька заговорила спокойно и примирительно. - Сначала у меня в жизни было три главных человека - Ромка, Аська и Макс, причем Макс появился много раньше дочери. Ромка отпал. И не думай, не теперь, много раньше. Усох, как осенний лист, и улетел… Остались Аська и Макс. Я не хочу потерять Макса.
– Почему - потерять?
– Не знаю… Но чувствую. Либо его сделают несчастным… Так вот: я буду за него драться, я его очень люблю. И если б он был моим сыном… Я тебя не понимаю, мама…
Она ушла. Людмила Сергеевна поняла, что стараться что-то объяснить Юльке на уровне логики - бессмысленно, Юлька фанатична и агрессивна, как танк. Что можно объяснить танку? А во-вторых… какой смысл пытаться образумить дочь, если ты, мама, не входишь в число главных людей ее жизни?
Татьяна Николаевна заметила Людмилу Сергеевну недалеко от станции метро. Таня возвращалась от своего пятилетнего «клиента». Он был самым «дальним» - аж в четырех остановках метро от ее дома. Но его родители, хоть из нынешних богатеньких коммерсантов, но, на удивление, абсолютно без скотства, снобизма и воинствующего невежества. Скорее, наоборот - юные интеллектуалы. Татьяне Николаевне редко нравилось обращаться с родителями своих подопечных, а эти молоденькие мама и папа составляли приятное исключение и вполне стоили четырех метрошных остановок.
Людмила Сергеевна, не торопясь, брела к нужной Тане станции. Таня отметила, как хорошо «упакована» Люся, как молодо она выглядит. А вот машину водить так и не стала, хотя от Алены Таня знала, что в семье Юлькиных родителей два авто…
Откровенно говоря, не очень-то хотелось встречаться нос к носу именно с Людмилой Сергеевной, ибо так случилось, что ей, Тане, бывшей учительнице, опять были известны тайны чужой семьи. Больше, чем надо. Чем хотелось…
Ведь, в отличии от Юльки и от ее мамы, Таня знает, почему и куда ушел Роман.
…Алена примчалась к ней, как договорились, рассказывать, «какое у нее счастье». Она сияла, как школьница, услышавшая первое признание, и хотя у Татьяны Николаевны от ее новости зашевелились на голове волосы, не улыбнуться и не поздравить такую счастливую Алену было просто невозможно. Надо было быть чуркой с глазами, шпалой, бревном на субботнике… Но тысячи вопросов вертелись на языке, а в душе творилось черт знает что! Ведь это все неправильно, неправедно! А собственно, почему? Что она, Татьяна Николаевна, может знать? Да и какое, в конце концов, ее дело, они все давно не ученики, они взрослые люди - пусть устраивают свою жизнь, как хотят.
– Давай по этому поводу выпьем чаю, - сказала Татьяна Николаевна. - Лишь бы все были счастливы.
Но все счастливы явно быть не могли. Алена потом еще забегала несколько раз, делилась с Таней своими радостными вестями: как им с Ромкой хорошо, как Сашка все понял и принял с достоинством, как они сейчас разменивают их квартиру… «А Юлька?» - осторожно спрашивала Таня. И Алена небрежно бросала:
– А, эта… как обычно: дурью мается, всех изводит, брата скоро в могилу сведет… Да, знаете, - оживлялась Алена, - я ведь с Верой Георгиевной так подружилась! Я к ним часто хожу, с бабкой помогаю. Я им обалденное лекарство достала и еще взрослые памперсы! Вера Георгиевна аж помолодела, посвежела. Меня «дочкой» зовет, - засмущалась Алена. - Я теперь ее совсем не сужу, она хорошая женщина, Татьяна Николаевна! Несчастная. А за ту историю так себя судит, уму непостижимо! Но ведь все же понятно: сын все-таки, а она его так безумно любит!..
Таня вполуха слушала эту болтовню, ее очень беспокоила Юлька. Эта девочка уже однажды ошпаренная, а «могучим мышонком» ее не назовешь. Что-то там происходит? Как она выдерживает?
– Алена, кстати! - перебивала Таня Аленин поток. - А Юлька в курсе, к кому ушел Ромка? Я что-то не поняла…
– Самое смешное, - заливается Алена, - что из этой семейки никто ничего не знает.
– Вы скрываете?
– Надо больно! Запросто бы сказали, если б кто спросил. Юлька молчит. Получает свои денежки…
– Какие денежки? Алена немного замялась:
– Тут… такая история… Только вам скажу, Татьяна Николаевна. Ромка решил начать новую жизнь во всем. Просил меня найти ему денежную работу, чтоб Юльку с Аськой прокормить… Вы ж знаете Юльку - ни
