– Просто, как женщина, – добавил Иваныч. – Мне, говорит, надо уезжать отсюда, меня только Маша здесь держала, а сейчас ничего не держит… Но если я останусь, то разрешите поселиться у вас. Вы мне, как родные.
– Как его фамилия? – спросил Юрай.
– Мы не спрашивали, – с достоинством ответил Иваныч. – Приедет жить, тогда и возьмем паспорт. А так… Человек плачет, а ты ему – предъяви документы?
Конечно, не будь рядом Зины Карповны, Юрай напомнил бы Иванычу, как грешил он на Лодю, как видел он в нем причину смерти Маруси, но Зина Карповна крутилась рядом, а тут еще Юрай возьми и спроси, время сейчас какое, не отстают ли мои?
Отвернул Иваныч манжет и предъявил Юраю шикарную японскую «Сейку».
– Лодя мне на память о Маше, – сказал Иваныч с гордостью. – Пусть, мол, Зина Карповна радуется «Хельге», а вы – и с руки снял.
Это «с руки снял» хорошо звучало и хорошо игралось. «А Лодя-то – мастер режиссуры, – подумал Юрай. – Это ж как после кровавого боя командир солдату. Это ж первейший признак любви и уважения – снять с себя и сказать: „На!“»
Купился Иваныч, купился, с потрохами, можно сказать.
Юрай уж совсем хотел уходить, как Зина Карповна сказала Иванычу:
– Давай про эту расскажем…
– А! – обрадовался Иван Иваныч. – Действительно, номер вышел… Приходила еще «одна». Молодая и полная.
– Ну, скажешь, молодая… Уже под сорок…
– Я же в смысле не старая… Волос хвостом сделан. Юбка в сборку, для ее веса не подходящая.
– Да при чем тут это? Интересовалась, не остался ли от жилички конверт с деньгами… Три тысячи… Это, мол, ее деньги…
– Интересное кино? Да? Мы ей: «А кто вы такая будете и чем докажете? Денег, конечно, никаких нет, но все-таки?» А она: «Деньги должны быть и, мол, нет у вас совести…» Мы ее прогнали и сказали, что если и остались деньги, то они даже спиртное не окупили на поминки. «На чужое хоронили», – сказала она. Заплакала и ушла. Этот мой дурак чуть за ней не побежал, а я остановила. Мало ли кто придет и скажет?
– А Лодя как раз человек… Правильно, говорит, что взяли деньги… Если перешли за сумму – скажите, доплачу. Но мы с него ничего не взяли.
– А вы у него про ту ночь спрашивали?
– А как же, – ответил Иваныч и знаком показал Юраю, мол, я говорю, а ты молчи, не проболтайся.
– Все так и было. Пришел, она засыпала. Он с ней, сонной, говорить не стал. Спи, сказал, раз «Скорая» была. Главное, тебе отоспаться. А она ему – возьми сапоги, я тебе привезла из Москвы. Он, Лодя, взял их. Я, правда, подумал, а чего брать их летом? Но, с другой стороны, если тебе куплены?
– А кто был раньше? – спросил Юрай. – Он или та?
– Он был раньше, – ответил Иваныч. – А это была позавчера. Может, авантюристка. А может… Деньги- то в вазе были. Но на них не написано, чьи они…
– Они на нее и пошли! – возмутилась Зина Карповна. – Я тоже пойду и в чужом дворе заплачу. Так мне что, за это причитается?
На том и закончили. И не стал Юрай узнавать подробности о «той», потому что был уверен сразу, он знает ее и сам обо всем спросит.
Он попрощался, взял билет, забежал к тетке. На старенькой тахте, под которую тетка для крепости приладила пустую бобину из-под колючки, лежал Михайло. Оказывается, тетка взяла его к себе, кормила, выхаживала. Провожая Юрая, она сказала ему прямо:
– Ты его погубил. Была у парня работа и почки. Нет ни того, ни другого. Ну ладно, я замаливаю твой грех. Но ты же должен для него что-то сделать?
– Я должен найти Олю Кравцову.
– А! – махнула рукой тетка. – Как будто у нас кого-то когда-то находили.
– Заберу Михайлу к себе, – сказал Юрай.
– Благородно и глупо, – ответила тетка. – Ну постращай ты этих милицейских идиотов из Москвы!
О, эта беспредельная вера в Москву! Кому вы там нужны, дурачки каленые? Кому? Распоследнее это дело искать правду за тысячу верст, если потерял ее под носом.
Мать Алены говорила с Юраем сурово и во двор не пустила.
– Нету Алены. И зачем она тебе? Уехала в Карелию за барахлом. Не зимовать же в летнем… Раз такая беда случилась.
– А я был в Константинове. И с ней там разминулся, – бросил пробный шар Юрай.
– Она только за билетом и обратно, – сказала мать. – Ей не до гулек.
Значит, была Алена в Константинове. «Эта». Молодая и полная, в юбке в сборку.
Один от этого навар – можно сходить к карелу. Неужели этот идиот опять будет рваться из повязок и бинтов?
Но карел был смирен. Он просто отвернул от Юрая лицо и так и не повернул его. И не нашлось у Юрая слов вызвать у карела хотя бы слабый к себе интерес.
– Ну и зануда же ты, – сказал Юраю сосед по палате, – тебя в упор не видят, а ты…
Из больницы Юрай шел мимо прозекторской. Как и в первый раз, мордатый врач курил на пороге. Юрай махнул ему рукой.
– А я думал, ты уже уехал, – сказал врач.
– Завтра, – ответил Юрай. – Ту справку, что была у покойницы, родственники куда-то задевали…
– Правильно сделали, – засмеялся врач. – Концы надо в воду.
– Ты скажешь! Не они же ее писали…
– Этого я не знаю… Может, и они… Это дело очень темное, парень.
– Ну скажи свое мнение, скажи… Ей-богу, мне интересно…
– До моих мыслей может дойти и курица. Рита эта Емельянова, я ее, между прочим, неплохо знал, была кому-то костью в горле. Ее пугнули справкой. Понимаешь? Это такой способ пытки… Изуверский, между прочим…
– Но кто? Кто?
– Хрен найдешь! Ну, во-первых. Ты ее хорошо знал? Она ведь что угодно могла человеку сказать… У нее, так сказать, барьера на выходе слова не было.
– Это я знаю…
– Все знали. Во-вторых… Ты думаешь, Емельянову все грехи отпущены? Разве не знаешь, что нет слаще для нашего народа, чем пляска на повергнутом? Тут у нас через одного люди, которые Емельянова ненавидели – и его, и его должность. Опять же зять… Шла ему ковровая дорожка до самого Кремля, и раз – из-под ног выдернули.
– Но он при чем?
– Я за него тоже не поручусь… А за дорожку поручусь… На черта ему слабый тесть, если ему сильный нужен…
– А справка при чем?
– Да вроде и ни при чем. Это я так размышляю, исходя из человеческой подлости. Можно идти другим путем – человеческой порядочности… Но это не про нас… Я лично с огромным бы удовольствием начертал страшные проклятия и прорицания и повкладывал бы в почтовые ящики аборигенам. Но я ленив. И мараться не люблю.
Пришла попрощаться Нина Павловна, чему Юрай был очень удивлен, а мама просто запылала от гордого волнения, не зная, чем угостить-приветить любимую учительницу.
– Не знаю, зачем… Не хотела говорить раньше. Но мне кажется, эту обидную для меня историю надо знать, – сказала Нина Павловна. – Ты интересуешься этой Олей. Конечно, с ней ничего не случилось. Даже не думай. К сожалению, случается с другими, а олям их жизнь сходит с рук. Не знаю, чем она пригодится, эта история, скорей, ничем. Но чтоб ты не искал напрасно очередную жертву, расскажу. Не тот случай. Недавно я ее встретила поздно вечером. Знаешь, такое не рассказывают, но ладно, ты свой. Я думаю, она
