А Таня сказала:
— Мы возьмём с собой факелы.
Девушка выбрала два длинных полена, и окунула их в пламя. Получилось две горящие деревяшки, которые при желании можно было назвать и факелами…
Они переступили через порог — шагнули в ночь. Лишь на пару шагов отгоняли угольную черноту факелы. А дальше скорее угадывались, чем виделись густые, усеянные шипами кусты.
Они прошли половину пути, когда вновь закричали родители. Теперь уже совсем близко. И опять Миша был поражён мертвенной бесчувственности их голосов. Так могли кричать куклы-марионетки, но не живые люди. То же самое почувствовала и Таня, но сразу отогнала эти мысли…
Если не считать постоянного, невыносимого напряжения, которое не оставляло их, они дошли до нижней башенки без каких-либо злоключений…
И вот они стоят возле закрытой на засов двери, за которой, по-видимому, были их родители.
— Мама? Папа? — шёпотом позвала Таня.
И вновь родители закричали их имена. Закричали так громко, будто не слышали, что их дети совсем рядом, за дверью. Это был оглушительный, но по-прежнему лишённый каких-либо чувств крик. И они кричали: «Миша! Таня!», так, будто по-прежнему в лесу находились.
— Господи, Миша, Мишенька… — зашептала Таня, и факел в её руке сильно затрясся. — Мне кажется, что это… это не наши родители…
По щекам её текли слёзы, губы её дрожали. И всё же она спросила:
— Мама, папа… это вы?
И с противоположной стороны двери вновь раздался крик:
— Миша!.. Таня!..
— Мы… мы должны… — Таня никак не могла выговорить…
Она стояла перед этой запертой дверью и тряслась. Тогда Миша потянул её назад, он шептал:
— Мы должны вернуться в дом.
— Нет, — замотала головой Таня.
— За этой дверью действительно не наши родители. Я не знаю, кто там, но мы должны бежать. Таня, пожалуйста…
Но Таня вырвалась от него, и шагнула к двери. Миша взмолился:
— Пожалуйста, не открывай…
— Вот смотри — это доска едва держится. Сейчас я оторву её, да и взгляну, кто там снаружи. Если не наши родители, так не будем открывать.
И действительно: в верхней части этой двери выделялась доска. По каким-то причинам эта доска расшаталась, и теперь не сложно было бы её выломать.
— Таня, не надо, — умолял свою сестру Миша.
— Я всё-таки выгляну. Я осторожно.
Таня ухватилась за край этой доски — дёрнула. Доска осталась у неё в руках, а в верхней части двери образовался проём.
— Сейчас я выгляну, и всё узнаю… — дрожащим голосом приговаривала Таня.
— Осторожней только, — молил её Миша.
И вот Таня подошла вплотную к двери, приподнялась на мысках. Миша почувствовал, что не может прятаться за её спиной. Он тоже подошёл к двери, тоже привстал на мысках. И вот они выглянули…
На расстоянии вытянутой руки от них виднелись два чёрных силуэта.
— Мама? Папа? — шёпотом позвала Таня.
Она пыталась посветить факелом, но проём был слишком узким, и у неё это никак не получилось.
И тут в тучах, которые закрыли небо, образовался проём. И в этот проём метнулся яркое молочно- серебристое лунное свечение. И стало видно кладбище, и кривые деревья, и даже смрадные мешочки, которые висели на ветвях.
А Миша и Таня получили возможность разглядеть тех, кто стоял возле двери. Им так хотелось, чтобы это были их родители, что в первое мгновенье им даже показалось, что и это и в правду их мама и папа. Но потом они поняли, что ошибаются…
Хотя чертами лица и фигурами эти существа напоминали их родителей — это не были люди. Тела их были полупрозрачными, сквозь них даже можно было разглядеть кладбище. Жуткими были их глаза: выпученными, раза в три превосходящие обычные человеческие глаза, и без зрачков.
Существа эти раскрыли рты, и оттуда повеяло совершенно нестерпимым, могильным холодом. Миша первым отдёрнулся назад, а Таня на мгновенье замешкалась. И это мгновенье оказалось роковым.
Один из призраков вытянул руку, и вцепился девочке в щёку. Ей показалось, будто сразу сотня ледовых игл пронзила её плоть. Она закричала, попыталась высвободиться, но призрак всё глубже и глубже впивался в её плоть.
Тогда Миша обхватил свою сестру, и со всех сил рванул её назад, в башенку. Вместе повалились они на пол. Также упали и факелы. Причём Мишин факел сразу потух, а вот Танин ещё продолжал гореть.
И вновь раздался вопль: «Миша! Таня!». А потом с противоположной стороны двери послышался скрежет, и дверь начала крошиться. Образовывались новые и новые трещины, и в них можно было разглядеть фигуры лже-родителей.
— Бежим! — выкрикнул Миша.
— А-а-А! А-ааа-ааа!!! — так завопила Таня, и вжалась в его плечо — девочку била лихорадка, она была на грани истерики.
Миша потащил её за собой. Но тут сверху стала спускаться некая чёрная, колышущаяся материя: она закрывала второй выход из башенки. Сверху доносился скрежет, размеренные удары, и одновременно — чей-то тоненький, пронзительный голосок. Таня увидела эту чёрную материю, и ещё крепче вжалась в Мишино плечо: до крови его расцарапала.
И тогда Миша ткнул факелом в эту чёрную материю. И материя тут же занялась: языки бурого пламени устремились вверх, дыхнуло смрадом. Сверху раздался вопль, в котором смешались злоба, и боль.
Миша бросился вперёд: он тащил Таню следом за собой, а она безвольно переставляла ногами, и тоненько вскрикивала: её продолжала бить лихорадка.
И всё же они добежали до дома. Миша толкнул сестру внутрь, а сам захлопнул дверь, и привалил к ней стол.
Затем обернулся: Таня забилась в угол у печи, она закрыла лицо руками и сильно тряслась. Миша подошёл к ней, и сказал:
— По крайней мере, нам удалось вырваться…
Таня простонала:
— Наши родители…
— Что?
И Таня медленно, по слогам выговорила:
— Они… поглотили… наших… родителей… теперь… они… призраки… их… больше… нет…
Всё это время она продолжала трястись.
Мише и самому было очень плохо, но всё же он пытался утешить свою сестру. Он склонился над ней, и сказал:
— Может быть, наши родители ещё живы. Ну, откуда ты знаешь…
— Отойди от меня… — вдруг прохрипела Таня.
— А? Что? Почему? — опешил Миша.
Таня говорила с трудом. Ей приходилось бороться за каждое слово:
— Они расцарапали мне щёку… в меня попал яд… теперь я уже другая… Миша, я стану такая же как они… Беги от меня… Спаси меня… Нет — беги! А-а-а!!! Беги же! Я не могу больше сопротивляться…
Из-за стен раздался тоненький смешок. Миша отступил на шаг, на два… А потом он заговорил дрожащим голосом:
— Я не оставлю тебя. Я помогу тебе. Обещаю…
И он шагнул обратно к своей сестре, но тут замер. Он увидел, что вены на Таниных руках раздулись,
