Танец души:Стихотворения и поэмы.

И мир вокруг – не так уж прочен,
И тени тянутся окрест.

(«Звучи, осенняя вода…»)

Любимый Гумилев остался героем одной строфы («Скрябин, Эйнштейн, Пикассо, Гумилев»), но его образность проступает еще в одном фрагменте:

Чтобы снились нам джунгли и звери там
С исступленьем во взорах сторожких…

(«На блюдах почивают пирожные…»)

Однако в целом гумилевского влияния в поэзии Щировского почти нет. Зато очевидно много – есенинского. Вот самые характерные примеры:

Церкви, клуба, жизни мимо
Прохожу я днесь.
Всё легко, всё повторимо,
Всё привычно здесь.
Как же мне не умилиться,
Как же не всплакнуть,
Поглядев на эти лица
И на санный путь?
Ты прошла, о генеральша,
Ты идешь, народ, —
Дальше, дальше, дальше, дальше,
Дальше — всё пройдет.
Дан томительный клубок нам,
Да святится нить…
Но зачем же руки к окнам
Рвутся — стекла бить?

(«Горсовет, ларек, а дальше…»)

Выйду-ка я, погрущу на луну,
Пару селедок потом заверну
В умную о равноправье статью,
Водки хлебну и окно разобью,
Крикну «долой!», захриплю, упаду,
Нос расшибу на классическом льду.
Всю истощу свою бедную прыть —
Чтобы хоть вечер несчастным побыть!

(«Нынче суббота…»)

Как и Есенин, Щировский чувствует себя странником, идущим мимо этого мира, его тяготит советское запланированное счастье, он страстно хочет неповиновения «скучной романтике» мещанского быта. Только Есенин мог бы написать такие строки:

Я думаю: девочка милая,

Дура моя золотая,

Зачем я хвастаю силою,

Умные книги читаю?

Пусть тебе песни нравятся

Этого юного люда.

Ты вырастешь красавицей

Под пигалицыны баллады.

Будь умной: я стар и глуп.

(«Пигалица злополучная…»)

Это его, есенинские, размышления о новой молодежи, которая «под гармонику, наяривая рьяно, поет агитки Бедного Демьяна, веселым криком оглашая дол…». И его жалость к животным и птицам. И его понимание своей отсталости от песен «этого юного люда». И его недоумение по поводу своих знаний, которые не в силах помочь поэту понять новое. В Щировском много подспудно-есенинского, может быть, вследствие близости поэтических и человеческих темпераментов (любовь к вину, поиск женского сочувствия, по воспоминаниям – тяга к самоубийству). Есть даже такие строки, которые прямо приводят к прологу «Черного человека»:

Мой друг, мой друг! Ты видишь, я старею
Я озверел и смерть страшит меня:
Вот я встаю – и мир мне вяжет шею
Безумной, позлащенной петлей дня.

(поэма «Ничто»)

Или даже к предсмертным стихам, написанным в «Англетере»: