Множество солдат и офицеров, не желая попасть в руки врагу, бросались в волны и плыли навстречу катерам Черноморского флота, пытавшимся прийти к ним на помощь. Но принять на палубы удавалось немногих. Гитлеровская пехота пробовала атаковать огромную толпу, чтобы принудить ее к сдаче, но ее отогнали, и тогда свой огонь по массе людей сосредоточила артиллерия.
Разгром Крымского фронта был полный. Одних только пленных враг захватил 176 тысяч человек, безвозвратно было потеряно 350 танков, почти 400 самолетов, более 3400 орудий и минометов, множество автомобилей. Более того, противник не преминул обратить доставшуюся ему боевую технику против защитников Севастополя. Теперь, с утратой возможности деблокады приморской крепости, дни ее обороны были сочтены. Около 26 тысяч человек ушли в каменоломни Аджимушкая, чтобы продолжать борьбу, но об этом стало известно позже.
Части солдат и офицеров все же удалось пересечь залив и достичь Таманского полуострова. Эвакуировалось также и управление Крымского фронта — теперь бывшего.
Мехлис тут же поспешил в Москву. С бледным лицом вбежал он в знакомый кабинет и, упав на колени, воскликнул:
— Товарищ Сталин! Расстреляйте эту дурацкую башку!
— Ну, раз такая самокритика... — вздохнул Верховный главнокомандующий.
Л. З. Мехлис был снят с должности заместителя народного комиссара обороны, начальника Главного политического управления, понижен в звании до корпусного комиссара и никогда больше не направлялся в войска в качестве представителя Ставки.
Героическая оборона Севастополя закончилась 4 июля — враг занял руины города. Теперь весь Крым был в руках фашистов, но генерала Толбухина в этом уже никто не винил. Никто, кроме него самого. Не смог он тогда, в начале марта, убедить вышестоящее командование в правоте своих взглядов! Зато его судьба наконец решилась. Верховный главнокомандующий ждал окончания битвы за Крым; лишь ее исход мог определить, кто же прав в споре — начальник штаба фронта или представитель Ставки?
Федор Иванович отправился принимать 57-ю армию на Сталинградский фронт, которым командовал его старый знакомый по учебе в академии, генерал А. И. Еременко, дав себе клятву отплатить врагу за разгром Крымского фронта.
В те дни внимание всего мира было приковано к Сталинграду, где советские войска в предельном напряжении сил отстаивали последние сотни метров, отделявшие пехоту вермахта от Волги. Но исход гигантской битвы определялся не только положением сторон в самом городе. Армия под командованием Ф. И. Толбухина, оборонявшаяся южнее, не только отразила натиск фашистских войск, но и захватила плацдарм в районе озер Цаца — Сарца — Барманцак, а в последующем сыграла важную роль в окружении группировки фельдмаршала фон Паулюса.
Верховный главнокомандующий обратил внимание на умелые действия командующего 57-й армией и справился о нем у генерала Еременко. Тот охарактеризовал Федора Ивановича с самой положительной стороны, отметив только излишнюю осторожность и склонность к преувеличению сил противника. Но, как показало время, то, что Еременко принимал за опасливость, было всего лишь оперативной расчетливостью, стремлением изучить обстановку до мелочей и предвидеть ее развитие на несколько ходов вперед.
Сталин еще некоторое время присматривался к деятельности генерала Толбухина и в марте 1943 года принял решение назначить его командующим Южным фронтом.
Кадровый выбор оказался удачным. 17 июня войска под командованием генерала Ф. И. Толбухина приступили к ведению активных боевых действий, надежно сковав противостоявшие силы гитлеровцев, воспретили их участие в Курской битве. Выполнив эту задачу, 18 августа они сами перешли в наступление, рассекая вновь созданную 6-ю полевую армию фашистской Германии (прежняя армия с таким номером перестала существовать под Сталинградом).
Операция развивалась точно по плану: тактическая зона обороны противника успешно прорвана, дивизии с заданным темпом идут туда, куда указывает стрела направления главного удара — на Донецк! Казалось бы, командующему только радоваться, но... оценив обстановку, генерал Толбухин внезапно принимает новое решение, столь же красивое, сколь и дерзкое. Он резко, на 90 градусов изменил направление наступления 4-го гвардейского кавалерийского корпуса и двинул его в стремительный обход по тылам противника к югу, на Таганрог.
30 августа город был освобожден. Солдатами 6-й армии вермахта овладел мистический ужас — перед ними явился леденящий душу призрак нового Сталинграда.
Начался отход, вскоре превратившийся в паническое бегство. 8 сентября алый флаг взвился над Сталино (так в ту пору назывался Донецк), а 12 днями позже войска Южного фронта вышли к знаменитому Восточному валу.
Этот вал, на который так рассчитывал командующий группой армий «Юг» фельдмаршал фон Манштейн, представлял собой мощную линию укреплений, прикрытую глубоким противотанковым рвом, тянувшуюся от Запорожья через Мелитополь до самых берегов Азовского моря. Идти на штурм немедленно, с уставшими, поредевшими, прошедшими с боями почти три сотни километров войсками? Пожалуй, такое решение счел бы авантюрным даже Мехлис. И все же глубокий анализ обстановки подсказывал: паузы допускать нельзя!
«Гвардейцы шли на приступ полевой крепости со штурмовыми лестницами на плечах, под огнем преодолевали глубоченный ров, накапливались для атаки, а тем временем с другой стороны рва по огневым точкам противника в упор били самоходные артиллерийские установки. Струя в струю хлестали по вражеским пулеметам перетащенные на руках «максимы». В это время саперы в стороне делали проход. Быстро сманеврировав, самоходные установки с небольшими группами пехоты на борту преодолевали ров и наносили удар по противнику с тыла», — вспоминал прорыв Восточного вала доктор военных наук генерал- майор М. И. Белов, в ту далекую пору командовавший пулеметным взводом.
Линия обороны начала трещать, и главные силы 6-й полевой армии противника потянулись к ее наиболее слабому, северному участку. Советская разведка своевременно вскрыла этот маневр, и ответный ход генерала Толбухина был точен.
На юг, к Мелитополю! Именно туда, в обратном и потому особенно неожиданном для гитлеровского генерала Холлидта направлении устремилась 51-я общевойсковая армия с танковым и кавалерийским корпусами. Ее внезапный удар определил исход сражения, и 23 августа Мелитополь был взят войсками 4-го Украинского фронта — так теперь называлась вверенная генералу Толбухину стратегическая группировка.
Звезда полководца ярко вспыхнула, и отныне блеск ее был виден всем. Как ошибались те, кто отказывал этому доброму, мягкому на первый взгляд человеку в способности принимать отчаянно смелые решения и с железным упорством проводить их в жизнь! Вот и сейчас он, максимально используя успех, продолжал победоносное наступление, не давая противнику опомниться.
Офицеры штаба отметили — на столе у командующего появилась карта Крыма. Федор Иванович смотрел на нее все чаще. Он внимательно изучал данные разведки, в свободной форме, демократично обсуждал с подчиненными варианты замысла будущей операции, но на душе было тревожно. Надежда, что именно ему выпадет честь отплатить за былое поражение советских войск, становилась реальностью, но вдруг Ставка переведет его на другое направление, прикажет принять другую должность?
Опасения на этот раз были напрасны: Верховный главнокомандующий не только полностью доверял военачальнику, но возлагал на его талант особые надежды. Недаром Федор Иванович Толбухин, еще в ноябре 1942 года бывший генерал-майором, в сентябре 1943-го получил воинское звание генерала армии. Три генеральских звания менее чем за год — таким не мог похвастаться никто, даже на войне.
Весь свой талант, все свои силы вложил полководец в подготовку битвы за Тавриду, где оборонялись 17-я полевая армия фашистской Германии и румынские дивизии. Командовал группировкой противника генерал- полковник Еннеке, и назначен сюда он был не зря — очень хорошо разбирался в фортификации.
Получив приказ Гитлера во что бы то ни стало удержать Крым, Еннеке прежде всего обратил внимание на Турецкий вал, уже несколько веков защищавший ворота полуострова. Штурмовали его и запорожские казаки, и солдаты Суворова, и красноармейские дивизии Фрунзе, а совсем недавно, в 1941 году, и войска генерала фон Манштейна. Теперь к высокой, до 10 метров, земляной насыпи и широким рвам добавились три полосы обороны глубиной до 35 километров, насыщенные траншеями, долговременными
