Николай Николаевич вместе с другими командирами осмотрел сверхсекретные танки, о существовании которых даже знать было не положено. Едва они отошли, обсуждая увиденное, грянул взрыв. Один из танков был снабжен миной-ловушкой, и, взорвись она чуть раньше, никто бы не избежал верной гибели. Значит, финны уже успели здесь побывать.
Но можно было догадаться: ведь у СМК не хватало крышки башенного люка. Той самой, которую главный конструктор Ж. Я. Котин, получив указание Сталина срочно отправить новую машину на фронт для проверки боем, приказал изготовить из обычного котельного железа. Поставка броневой стали задержалась.
Финны, обследуя покинутый танк, сняли крышку люка и отправили ее в подарок Гитлеру. Немецкие ученые тщательно провели анализ металла и доложили фюреру результат: броня советских танков сделана из обычного котельного железа! Тот пришел в неописуемый восторг: предположения, что советская промышленность не может обеспечить свою армию качественным оружием, блестяще подтвердились. Так ложный вывод обернулся еще одним доводом в пользу нападения на СССР.
Вся та история, сложенная из отдельных фактов, словно из кусочков мозаики, станет ясной картиной позднее. А пока комкор Воронов стоял возле одинокой 45-мм пушки и, качая головой, восстанавливал ход неравного — нет, безнадежного — поединка ее расчета с вражеским дотом. И все же советским артиллеристам удалось невероятное. Они сумели «заклепать» узкую амбразуру бронебойными снарядами! Но где же сами герои? Неужели погибли?
По номеру орудия Николай Николаевич разыскал его командира, И. Е. Егорова, чей рассказ подтвердил реконструкцию схватки.
— Вот только все мои товарищи выбыли из строя, да и орудие получило попадание, — сетовал сержант в землянке комкора.
Вскоре Егоров был удостоен звания Героя Советского Союза, а его пушка, одолевшая мощный дот, была сдана на вечное хранение в Музей артиллерии.
Наступление развивалось успешно. К исходу 1 марта, прорвав линию Маннергейма на всю глубину, советские войска достигли Выборгского укрепленного района, а 12 марта в Москве был подписан мирный договор с Финляндией. Боевые действия прекратились на следующий день. Воронов в это время находился в 68-й армии, севернее Ладожского озера. Одной из советских дивизий удалось здесь взять противника в кольцо. Теперь пришлось «расступиться» и выпустить окруженных.
Война закончилась, но забот у командарма 2-го ранга Воронова — теперь его воинское звание было таким — меньше не стало. Изучение недавних боев, выводы, внедрение свежего опыта в новый Полевой устав, безотлагательные меры по улучшению боевой техники и эксплуатационных материалов. Поистине грандиозную работу рука об руку выполняли Артиллерийский комитет, Главное артиллерийское управление и Главное управление военной промышленности.
Сроки создания новых образцов оружия были предельно малыми, они казались нереальными и все же выдерживались.
Положение осложнялось тем, что предприятия зачастую не успевали осваивать современное оборудование, совершенные технологии и изготовление даже тонких механизмов взрывателей осуществлялось вручную, «на глазок».
— Вот вам и причина преждевременного разрыва снарядов! — сказал однажды командарм Воронов, подводя итоги работы комиссии по проверке оборонных предприятий.
После этого доклада некоторые члены Комитета обороны хотели сурово наказать инженерно- технический и руководящий состав ряда заводов, но председатель комиссии взял их под свою защиту. В самом деле, отстранить от должности просто, но где взять других? Тем не менее, поскольку комиссия все же «наступила» на чьи-то мозоли, наветы клеветников и анонимки сыпались градом.
Психологический прессинг был очень сильным, и в этих условиях приходилось еще молниеносно переключаться с одного направления деятельности на другое. Только что Николаю Николаевичу удалось лично установить причину задержек авиационного пулемета ШКАС, гордости советских оружейников, — дело оказалось в качестве лака, покрывавшего место крепления капсюля к патрону, — и вот он уже находится в Молдавии. Румыния в соответствии с мартовским договором 1918 года решила возвратить ее в состав Советского Союза.
Картина была очень похожа на ту, что довелось видеть годом раньше в Белоруссии: марширующие колонны войск, ликующее местное население, радостные встречи и стихийные митинги. Подходили румынские офицеры, выражали почтение.
В те июньские дни Николай Николаевич случайно узнал, что начальник Главного артиллерийского управления Г. И. Кулик и заместитель начальника Генерального штаба И. В. Смородинов ведут дело к ликвидации должности начальника артиллерии Красной армии и его аппарата.
Сначала он не поверил, ибо такой шаг представлялся нелепым с точки зрения здравого смысла, но вскоре был приглашен в Кремль на заседание, посвященное грядущей реорганизации.
Авторы идеи выступили с докладами, из которых следовало, что ряд функций начальника артиллерии переходит в Главное артиллерийское управление, ряд — в Генеральный штаб. Выступление командарма Воронова о нецелесообразности таких преобразований уподобилось гласу вопиющего в пустыне: Кулик и Смородинов неплохо потрудились, заранее подготовив общее мнение.
Затем Кулик еще раз взял слово. Он обосновал необходимость собственного перевода на иную должность появлением особого оперативного «нюха» и неожиданно предложил назначить начальником Главного артиллерийского управления... Н. Н. Воронова!
Лишь теперь стал ясен подлинный смысл штабной интриги. До сих пор Николай Николаевич считал, что «реформаторы» искренне заблуждаются, руководствуясь пусть неправильно понятыми, но все же интересами дела. Но нет! Их подлинная цель — кресло начальника Генерального штаба. Ведь маршал Б. М. Шапошников перемещен, и, хотя его обязанности исполняет К. А. Мерецков, должность, по сути, вакантна...
Речь командарма Воронова была короткой. Он попросил снять его кандидатуру и оставить в должности начальника Главного артиллерийского управления Г. И. Кулика, чтобы он на деле смог доказать эффективность преобразований.
Штабная интрига была сорвана, и все же потом, спустя годы, Николай Николаевич корил себя за то, что лишь частично разрушил планы ее авторов. С другой стороны, о последствиях возможного пребывания Г. И. Кулика в должности начальника Генерального штаба в последние предвоенные и первые военные месяцы даже думать страшно.
Малообразованный и внутренне неорганизованный, он искренне полагал, что руководить — это значит держать подчиненных в страхе. Задачи он ставил расплывчато и неясно, а затем, как правило, угрожающе спрашивал: «Вам понятно?», внушительно добавляя: «Тюрьма или ордена!»
Оставив грозный кабинет и придя в себя, подчиненный обычно осознавал, что ему ничего не понятно, выбирал из двух зол меньшее и шел за новыми разъяснениями. Поэтому в приемной всегда толпилось множество посетителей, вынуждая начальника переключаться с одной темы на другую, отчего тот раздражался еще более.
Служить в таких условиях было нелегко, требовались постоянное внимание и настороженность, а человеку, помешавшему занять вожделенное кресло, — особенно. Тем не менее управление работало, и зачастую неплохо. Дело в том, что два других заместителя, В. Д. Грендаль и Г. К. Савченко, были талантливыми профессионалами, и Н. Н. Воронов образовал с ними своеобразный «триумвират», придававший деятельности аппарата организованный характер.
Вместе им удавалось, хотя подчас и с трудом, добиваться нужных решений. Так, на вооружение наконец стали поступать пистолеты-пулеметы. Кулик их не жаловал, вслед за Тухачевским называл «оружием буржуазной полиции», но благодаря опыту финской войны и личному вмешательству Сталина все же был вынужден уступить.
Что же касается подготовки кадров, то количественные сдвиги здесь не могли не впечатлять: всего лишь за четыре предвоенных года было открыто 15 новых артиллерийских училищ, а число курсантов увеличилось более чем в 8 раз и к июню 1941 года достигло 43 тысяч.
Удалось добиться, хотя и ценой неимоверных усилий, формирования противотанковых артиллерийских бригад. Их создание шло спешно, одновременно с разработкой тактики действий, но вдруг очередная
