которую помог начальник соответствующего отдела штаба артиллерии РККА, блестящий знаток своего дела полковник М. В. Ростовцев.
Семь артиллерийских разведывательных дивизионов и семь воздухоплавательных отрядов непрерывно следили за огневой деятельностью противника. Контрбатарейная борьба, несмотря на небольшой расход боеприпасов, становилась все более результативной. Так, разведчики обнаружили особо мощную 420-мм мортиру противника, ее снаряды оставляли в земле воронки глубиной почти в три метра, а диаметром в восемь. Получив точные координаты цели, советская артиллерия произвела огневой налет, и 140-тонный «монстр» отправился на ремонт в Германию.
Впрочем, ленинградцы располагали средствами, способными ответить на подобные вызовы. Гигантское 406-мм орудие, предназначенное для вооружения перспективных советских линкоров, вело огонь по противнику снарядами весом более тонны на дальность в 45 километров!
Грозной силой становилась морская артиллерия, для взаимодействия с которой немало потрудился замечательный артиллерист полковник М. А. Рерле. В годы гражданской войны он командовал тем самым дивизионом, в котором начинал службу будущий начальник артиллерии Красной армии.
Времени для встреч с близкими почти не оставалось, и Николай Николаевич говорил с ними преимущественно по телефону. В четверг отец просил не звонить: обычно в это время фашисты выпускали по зданию, где он работал, 8 плановых снарядов.
— Я получаю от них артиллерийский привет, — говорил Воронов-старший. — Видно, потому, что у меня сын артиллерист.
Приказ вернуться в Москву последовал в первый день зимы. Вечером 5 декабря в подземном убежище Кремля (по случаю налета авиации противника) генерал Воронов делал доклад о положении в Ленинграде. Тогда же маршал Шапошников ознакомил его с планом наступления — оно должно было начаться уже завтра! Но радость сменило чувство тревоги: Сталин предложил подумать, кто бы мог заменить начальника Главного артиллерийского управления Н. Д. Яковлева. Ставка его работой была недовольна.
Генерал-полковник Воронов провел тщательный анализ причин недовольства Ставки, и уже на следующий день снова пришел к Верховному главнокомандующему с обстоятельным докладом. Как оказалось, почти все сотрудники Главного артиллерийского управления были эвакуированы в Куйбышев и Н. Д. Яковлев остался с небольшой группой офицеров. В этих условиях трудно было удовлетворить даже текущие заявки — они сыпались градом, — обеспечить же подготовку наступления было еще сложнее.
Сталин внимательно выслушал... и согласился. Аппарат управления вернулся в Москву, и скоро его работа наладилась.
Зимнее наступление началось успешно. Противник его не ожидал и, судя по открытым паническим переговорам в эфире, испытывал настоящий шок. Генерал-полковник Воронов старался помочь наступающим фронтам оружием, боеприпасами, тягачами, автомобилями, — жаль только, что возможности были невелики. Часто выезжал в войска: сидя в кабинете, каким бы хорошим аналитиком ты ни был, составить живое представление о работе своего рода войск достаточно сложно.
Ошибки в решениях и действиях командиров он исправлял тут же, на месте, как было, например, с использованием артиллерии большой мощности. Ее стали применять для стрельбы по танкам, огневым точкам и другим мелким целям.
— Эти орудия надо беречь, — сказал Воронов, посетив одну из тяжелых батарей. — Из них мы будем бить по Берлину!
Напряженная работа шла не без помех. Так, в Ставке вдруг решили возобновить производство миномета-лопаты, странного оружия, действительно представлявшего собой лопату, чей стальной черенок при переводе в боевое положение превращался в минометный ствол. По замыслу конструктора приспособление могло использоваться и для рытья окопов, и для стрельбы по врагу. Но первый же опыт боевого применения показал, что оружие, как часто бывает с техническими гибридами, малопригодно и для того, и для другого.
Дальность стрельбы — всего лишь 300 метров — явно недостаточна, о точности стрельбы из-за отсутствия прицела даже говорить не приходится, а эффективность маломощной 37-мм мины в снегу или болотистом грунте практически сводилась к нулю.
Тем не менее сторонники у экзотического оружия были — например, начальник артиллерии одной из дивизий прислал о нем положительный отчет. Он даже сам попробовал стрелять стоя, приложив миномет к животу. Результат: мощный удар и длительные сильные боли. Вывод: «Стрелять из миномета стоя с живота нельзя».
Николай Николаевич тут же рассчитал силу отдачи, вышло без малого полтонны. Так что незадачливому энтузиасту еще повезло: проведи он свой эксперимент лежа, и писать отчет скорее всего было бы некому...
Но возражения профессионалов на этот раз почему- то решительно не принимались, и злополучный гибрид готовились запустить в производство, причем сразу большой серией. Случись это, и выпуску действительно необходимых образцов оружия будет нанесен серьезный ущерб. Выручил генерал Н. Д. Яковлев.
— А сколько нужно таких минометов? — спросил он.
— Миллион штук!
— А вы представляете, сколько потребуется мин? Сто миллионов! И это только на первый случай...
Там, где технические и тактические доводы оказались бессильны, в конце концов сработали экономические, и энтузиазм сторонников вооружения каждого бойца «индивидуальной мортирой» заметно угас...
Свежий опыт применения артиллерии быстро анализировался и уже к 10 января был обобщен в директиве Ставки Верховного главнокомандования. В этом документе говорилось о новой форме применения рода войск, об артиллерийском наступлении.
Казалось, еще немного, и передовые взгляды будут с успехом опробованы в предстоящей весенне- летней кампании 1942 года, но... в мае советские войска потерпели поражение в Крыму, а вслед за ним последовала крупная неудача в районе Харькова. Гитлеровские армии, используя успех, стремительно двинулись к Волге и Кавказу.
Союзники предложили обсудить, чем они могут помочь, и в Москву прибыла делегация во главе с премьер- министром Великобритании У. Черчиллем. Для переговоров была создана комиссия, в состав которой вошел и генерал-полковник Н. Н. Воронов.
Вскоре стало понятно, что главной целью союзников является взаимное истощение России и Германии. «Помощь на Кавказе» они предложили, чтобы разместить там свои войска и обосноваться в районе нефтяных сокровищ Каспийского моря. Разрешения на развертывание своих авиабаз в стратегически важном регионе сэр Уинстон так и не получил, зато его угостили вкусным обедом. Манеры советского генералитета, умение вести себя за столом и соблюдать этикет произвели на британских гостей самое благоприятное впечатление...
Тем временем противник приближался к берегам Волги. Вскоре, получив указание Ставки, туда вылетел и генерал-полковник Воронов. Он оказывал помощь войскам 62-й и 64-й армий, формировал новые артиллерийские полки, изыскивал для них автотранспорт, объезжал дивизии, сражавшиеся на дальних подступах к Сталинграду, обращая особое внимание на организацию их управления и системы огня. Над степью висели густые облака пыли: фашистские танки наседали.
Решающее сражение Второй мировой войны разгоралось гигантским пожаром, и тут Николай Николаевич был снова отозван в Москву, где шла лихорадочная работа по формированию новых артиллерийских частей. Тогда-то и написал он письмо в ЦК ВКП(б), обосновывая необходимость укрепления единоначалия и отмены института военных комиссаров, введенного в армии с началом войны.
И еще одна мысль крепко занимала генерала Воронова: пора переходить к более высоким формам организации его рода войск, к артиллерийским дивизиям. Но проверить идею удалось чуть позже, когда он вместе с начальником Генерального штаба А. М. Василевским прибыл в район сражений, чтобы на месте уточнить замысел предстоящего контрнаступления.
Командующий Сталинградским фронтом А. И. Еременко сумел вовремя отвести тяжелую артиллерию за Волгу, и генерал Воронов предложил объединить ее в дивизию. В результате появилась огневая сила,
