зато все с удовольствием хохотали. Гоша работал на стадионе уже пятнадцать лет и все это время неизменно числился в категории разнорабочих. Его посылали за пивом и сигаретами, под плохое настроение награждали оплеухами и пинками. И Гоша выполнял все безропотно, умудряясь, однако, сохранять при этом толику достоинства. Он играл роль отзывчивого малого, не желая признаваться ни себе, ни окружающим, что мало-помалу превратился в забитого раба. Именно эта несостыковка кажущегося и реального подтолкнула Валентина взять над Гошей опеку. Опека оказалась обременительной, и тем не менее от Гоши постепенно отступились.
Разглядев в полумраке скрюченную угловатую фигуру, Валентин повернул тумблер и шагнул в щитовую.
— Привет, пролетарий!
С радостной суетливостью Гоша соскочил с лавки, пожав протянутую руку, неуклюже поклонился. Он действительно был рад Валентину, но улыбался смущенно и неестественно. Жизнь крепко поработала над ним, коли отучила делать такие простые вещи. Встречаясь с Гошей, Валентин нередко испытывал приступы раздражения. Согбенная фигура несчастного разнорабочего вызывала в нем слепую безадресную ярость. Он с трудом брал себя в руки. В жизни мириться приходилось не только с этим, но именно в случае с Гошей он сознавал полное свое бессилие.
— Садись. — Валентин кивнул на скамью, а то Гоша так бы и стоял перед ним, словно рядовой перед генералом. — Садись и рассказывай.
Что-то пробормотав, Гоша зачем-то обошел скамью кругом и только потом неловко присел на самый краешек. Шагал он тоже нелепо — точно балерина, выворачивая носки наружу, покачивая при этом костлявыми плечами, опасливо косясь по сторонам. Словом, недотепа из недотеп. Смешной и жалкий, добрый и надежный.
Прежде чем заговорить, Гоша помолчал, собираясь с мыслями, плавным движением, словно пианист перед игрой, выложил на колени кисти.
— Сегодня я прибирал в коридорах, — низким медлительным голосом начал он.
— Чужих вроде не было. Начальники дважды собирались в кабинете, о чем-то там ругались. Потом пили. Степчика заставили нырнуть с вышки, а потом еще несколько раз, пока он не наглотался воды, Яша его вытаскивал шестом… А с утра суетились с сауной: меняли деревянную обшивку, вызывали техников.
— Вот! А говоришь, чужих не было!
Гоша виновато заморгал.
— Техники тоже из наших, — несмело промямлил он. — Обслуживают котельную.
Одного Павел зовут, другой — седенький такой…
— Ладно, продолжай. — Валентин успокаивающе махнул рукой.
— В общем, сауну отладили. Сейчас там Яшины ребята, ну и… некоторые из гимнасток. — Гоша густо покраснел. — А Сулик с Малютиным в бильярдной. Играют на деньги.
— Стало быть, вся гоп-компания, кроме Алоиса? Жаль.
— Ну да. — Гоша неуверенно пожал плечами. Он словно ощущал некую вину за все сказанное.
— Больше ничего?
На Гошином лице отразилась тихая паника. Плечи его снова поползли вверх.
Он искренне переживал, что не может ничего добавить к рассказу.
— А то, о чем я тебя просил?
Разнорабочий испуганно встрепенулся. Голова его часто закивала.
— Да, это я сделал! Батарейку вставил, как вы просили.
— Никто тебя не видел? .
— Нет, все было тихо. — Гоша заволновался. — Вчера ведь что было? Ну да!
Они как раз ушли в бильярдную. А я взял совок и веник, как вы советовали! Ну и пробрался туда.
— Вот и отлично. — Валентин похлопал его по плечу. — Ты все сделал правильно. Главное — спокойствие и осторожность. Если кто рядом, не рискуй…
Как там наш Коля-Николай? Зубы по-прежнему не вставил?
— Он хотел, но туда надо днем, а Степчик не пускает. Днем — уборка территории, надо сжигать ящики, мусор, а тут еще новые дела навалились.
— Ясно. Значит, приятель по-прежнему шепелявит. Зря.
— Я ему тоже говорил. Конечно, надо сходить! — Губы у Гоши задрожали. Он и тут ощущал себя виноватым, хотел оправдаться, но не получалось. Коля-Николай шепелявил, и факт этот перевешивал все его, Гошины, старания… Приглядевшись к нему внимательнее, Валентин нахмурился.
— А ну-ка повернись, дружок!.. Еще немного. Так… Кто же это тебя?
Левая щека у Гоши выглядела чуть припухшей. Синева еще не проявилась, но догадаться о случившемся было несложно.
— Кто-нибудь из Яшиных орлов?
Гоша понурил голову. Обстоятельства своих многочисленных избиений он предпочитал скрывать. Валентин вспомнил недавнюю усмешку Чеплугина.
— Не Чапа, нет?.. Ну, слава богу. Тогда кто? Степчик, что ли?
Гоша не ответил, но по дрогнувшим плечам Валентин понял, что угадал.
Степчику многое сходило с рук. Помощник директора слыл первостатейным хамом и частенько пускал в ход кулаки. Кое-кто поговаривал, что он гомик, и Валентин не видел причин не верить этому. Что-то в Степчике и впрямь виделось инородное, и даже то, с каким пылом утверждал он всюду свое мужское начало, скорее доказывало обратное.
— Подожди! Он что, приставал к тебе?
Гоша опустил голову. Пальцы его стиснули худые колени.
— Вот, значит, как… — Валентин невидяще уставился в пространство.
Мерзкий холодок прокрался в грудь, стало больно дышать. Подобного бешенства Валентин не испытывал уже давно. Заставив себя разжать кулаки, глухим голосом спросил о совершенно постороннем:
— Там на главном складе какие-то ящики. Не видел, что в них?
Гоша заерзал на лавке, робко пролепетал:
— Какие-то банки… Ребята вскрывали, но я не видел. Может, тушенка?
— Наверное, она и есть. — Валентин хлопнул Гошу по плечу. — Ладно, гляди бодрей, машинист! Не век нам кочегарить! — Поднявшись, спросил:
— Ты посидишь еще здесь?
— Нет, я ведь только на минуту. Отдохнуть. — Гоша с готовностью вскочил.
Не зная, куда девать руки, сложил их на животе, тут же перепрятал за спину.
Смешное горемычное существо. Подвергни его пыткам, и тогда бы Гоша не признался, что часами просиживает в подобных закутках. Иногда в темноте, иногда при свете, с клочками читаных-перечитаных газет на коленях или вперившись в темноту глазами забившегося в нору мышонка.
— Что ж, тогда выходим, — решил Валентин. — Ты первый, я за тобой.
Покачивая плечами, Гоша покинул щитовую. Выключив свет, Валентин немного помедлил и тоже вышел.
Николай ему так нигде и не попался. Стадион пестрел людьми, и разобрать, кто из них кто, представлялось абсолютно невозможным. Шагая по коридору, Валентин время от времени закрывал глаза и, проверяя память, мысленно прорисовывал схему поворотов и лестничных маршей. Он и впрямь успел выучить это чертово здание наизусть! Можно ли представить себе более бессмысленные знания?!
На этаже, приютившем администрацию, мимо с хихиканьем продефилировала группа крепконогих конькобежек. С улыбкой на тонких губах шаркающей походкой за ними проследовал красавчик, похожий на евнуха. Валентин ничуть бы не удивился, узнав о том, что в штате спорткомплекса предусмотрена и такая должность.
Остановившись, он бегло огляделся и, решительно толкнув дверь, оказался в кабинете Степчика. Увы, здесь тоже никого не было. Вхолостую работал огромный вентилятор, и, прижатый пресс-папье, трепетал под набегающим воздухом незаполненный бланк. На мраморном подоконнике высился давно высохший
