– Жак, я не совсем понимаю… – Кол Раскин озабоченно теребил ухо. – Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать то, что, возможно, не каждому из вас понравится. Никаких карликов в действительности не существует. Мы одни-одинешеньки на этой планете.
Если бы я взорвал бомбу, то и она бы не произвела столь ошеломляющего действия. На какое-то время в зале воцарилась тишина. Прервал ее тот, кто и должен был прервать. Я обернулся на скрежещущий голос Командора.
– Вы лжете, капитан. Вы… Вы самый гнусный лжец из всех, кого я знаю.
– Принимаю это как комплимент, генерал. Подобные слова из ваших уст…
– Негодяй! Дрянной человечишка!..
– Жак! – Билиус схватил меня за руку. – Как не существует? Ты же видел их! Ты даже шел за ними в горы! Тебя нашли неподалеку от скал. Они пытались увести тебя куда-то…
– Мне жаль огорчать тебя, Билиус, но все было несколько иначе. Я сказал правду, но эта правда привиделась мне в бреду. Да, Билиус, да. Карлики – всего лишь плод моего разгулявшегося воображения, – я шагнул к пульту и, набрав код, вызвал доктора. Он возник на экране почти тотчас.
– Что происходит, Жак! Я не могу ни с кем связаться! Более того – двери лаборатории блокированы!
Спокойно, док! На то были причины. Члены нашего добродушного экипажа только что совершили переворот.
– Переворот?!..
– Если угодно – путч, бунт, восстание… Но прибереги свои восторги на потом. Мне следует задать тебе ряд серьезных вопросов. Итак, что ты успел?
– Немногое, Жак, но… Словом, вещество, которое тебе интересует, именуется феероном. Газ довольно сложного состава, по действию проявляет себя, как сильнейший галлюциноген, – от волнения док начал заикаться. – Не поддается ни хроматографии, ни гибекционному разложению. Даже спектральный анализ – и тот не эффективен. Здесь действительно был нужен только уточненный анализ. Но как ты догадался, Жак…
– Потом, док. Потом. Тебя слушаю не один я, и давай не будем отвлекаться.
– Да, конечно, – доктор платком вытер раскрасневшееся лицо. – Я вновь протестировал пробы, взятые у Ковалева, у Криса и… и у тебя, Жак. Хроматография ничего не дала, но я пропустил пробы через главный автоклав и… В общем, машина подтвердила наличие феерона у всех троих. Правда, процентное содержание существенно отличалось, но это вполне объяснимо. Крис был уже мертв, а ты находился на станции довольно непродолжительное время. Наибольшая концентрация обнаружена у Ковалева, что, видимо, подтверждает…
Я прервал его взмахом руки. Мною овладело нетерпение. Версия подтвердилась, мне нужны были подробности.
– Если можно, док, пару слов об этом самом феероне.
– Увы, всей информации набралось три-четыре абзаца. Правда, информация довольно интересная, но далеко не исчерпывающая. Дело в том, что для образования феерона нужны специфические условия: вода, кальциевые породы, огромное давление и так далее. Поэтому в свободном состоянии на Земле его попросту не существует. Он проявлял себя только однажды – в случае массовых психозов на одной из тихоокеанских подводных баз. Кажется, это было подобие акваполиса, и там с этим феероном долго не могли сладить. Словом, я хотел сказать, что соединение это достаточно редкое, и я понятия не имею, каким образом оно очутилось на станции.
– Самым элементарным, – я продемонстрировал ему баллончик. – То, на что я тебе намекал. Стоит лишь вставить подобную штучку в систему регенерации воздуха, и прилет карликов или кого-нибудь еще гарантируется. Точно такой же баллон, очевидно, принесет тебе и штурман.
– Но это же чудовищно, Жак!
– А я и не спорю. Но по счастью, чудовища рассажены по клеткам и ничем более нам не угрожают.
– Но почему именно карлики? Ты можешь это объяснить?
– Вероятно, да. Хотя в равной степени это могли быть и черти рогатые, и динозавры. Но так уж вышло, что Роберту Крису явились карлики…
– Но ведь и ты их видел!
– Правильно. Потому что их УЖЕ видел Крис. Заявив об этом на весь космос, он произвел своеобразное внушение. Согласись, чаще всего мы встречаем то, что ожидаем встретить. Сообщение дежурного потрясло людей, и мы таким образом уже были настроены на встречу с карликами. Ни черти, ни динозавры нас не интересовали.
– А баллон с феероном?… Ты хочешь сказать… – Шумно задышав, Кол Раскин сжал кулаки. – Кажется, начинаю понимать.
– Ковалев не был дежурным, – я окинул присутствующих твердым взором. – То есть, я хочу сказать: он был не обычным дежурным. Феерон, распыленный на станции, это его работа. И сбитый «Персей» тоже. Возможно, и Роберта Криса убрал он.
– Но зачем? Для чего это было ему нужно?
– Это было нужно Командору. Я уже сказал: Ковалев только играл роль дежурного. Его истинная задача заключалась в том, чтобы устроить грандиозную имитацию вторжения. И он ее устроил, – я снова помахал в воздухе баллоном. – Этот ароматизатор я отнял совсем недавно у субъекта, который намеревался распылить феерон здесь, на «Цезаре». Припомните слова Командора. Он не зря строил из себя пророка. Запугивая нас, он бил наверняка. Мы превратились в серьезное препятствие, и он дал добро на повторное применение феерона. Еще немного, и мы действительно стали бы сходить с ума, прячась по закоулкам от собственных галлюцинаций, умоляя военных защитить нас. Кстати сказать, сами они были бы защищены от нашествия эфемерного мира. Не сомневаюсь, что у всех посвященных в подробности операции имеется на руках противоядие.
– Черт подери! – Кол Раскин в бешенстве ударил кулаком по собственному колену.
– Очевидно, – продолжил я, – операция затевалась давно – еще со времени заброски на Гемму своего человека. Ковалев обязан был сыграть роль детонатора, а далее все раскручивалось само собой. При этом они продумали даже такие детали, как возможное уничтожение кого-нибудь из спасателей, а также участие в боевых операциях гражданского звездолета, экипаж которого всегда мог бы подтвердить правомерность их действий.
– Но какого черта им все это понадобилось?
– Что ж… Попробую объяснить и это, – я обернулся к залу. – Так вот… На мой взгляд операцию «Циклон» следовало бы переименовать в операцию «Реванш». Именно в этом кроется ее главная суть. Военным давно перестали доверять на Земле. Они пятились, оставляя позицию за позицией. В подобном положении хватаются за соломинку, и эту соломинку, надо отдать им должное, они умудрились создать. А именно – спектакль под названием «Вторжение инопланетян». Что может быть серьезнее! Подобная угроза мигом бы вернула военным утраченный авторитет. А это означало бы в свою очередь возрождение армии, разработку нового оружие и многое-многое другое, – я повернулся к Командору. – Если бы это не было так мерзко, я не удержался бы от комплиментов. План действительно был превосходен.
– Да, но они совершили ошибку, – задумчиво произнес Раскин. – Им не следовало подпускать к этому делу гражданских.
– Верно, но лишь отчасти, – я покачал головой. – Они рассуждали здраво, полагая, что присутствие гражданских лиц придаст убедительность всем здешним событиям. Если бы в карликов поверили мы, поверили бы и в космоцентре. Просчет они допустили в другом: мы не поддержали их логику, проявив непонятное упорство. Наши мировоззрения оказались принципиально различными, и там, где они готовы были уничтожать, мы собирались прощать…
Я нахмурился.
– Корабль спасателей, Роберт Крис – все это несомненно жертвы Ковалева, но не будем забывать, что он только пешка – активная, проходная, но пешка. Полагаю, что своего тайного агента военные уничтожили бы вместе со станцией, не моргнув глазом. Я до сих пор гадаю, отчего он не воспользовался противоядием? Или отцы-командиры подсунули ему липовое лекарство? Если бы я сохранил те таблетки, мы сумели бы это выяснить, – я взглянул в лицо Командору.
