– Пойдем. Мне так нужно побыть с тобой!
Продолжая сжимать друг друга в объятиях, мы двинулись в ее спаленку. Она тоже задышала учащенно. Притворством здесь не пахло, я это ясно видел. Однако на середине комнаты Сильва все же заставила меня остановиться. Наверное, я все же чересчур спешил.
– Ну что ты, котик? Что с тобой?
– Голова кружится.
– Бывает, – я погладил ее по волосам. – Как ты жила все это время?
– Неважно, Ящер.
– А что так? Нелады с работой? С денежкой прижало?
Вместо ответа, она порывисто вздохнула. Значит, и то, и другое.
– Почему не звонила? Рассказала бы все, как есть. Устроил бы в один момент.
– К тебе дозвонишься! Там на телефоне сухарь какой-то. Кепарь, кажется. Ты ведь так его называешь?
Я тихо рассмеялся.
– Кепаря больше нет. Уволил к чертовой матери. Насовсем.
– Ну, не Кепарь, так другие… Да и не привыкла я клянчить.
– Гордая пташка! – я снова погладил ее. По плечикам, по откликающейся на прикосновения спине. Все та же до мелочей узнаваемая Сильва. Мягкая, податливая, мгновенно отвечающая встречным пульсом… Всполошившись, я потянулся к карману.
– Да! Совсем запамятовал. Это тебе. Маленький сувенир, – достав из крохотной коробочки золотой перстень с аметистом, я сделал попытку надеть его на палец Сильвы. Она неловко отдернула руку.
– Эй, дружок! В чем дело?
Нащупав нечто чужеродное, я удивленно опустил голову. Сюрпризу все-таки суждено было состояться, и в чем дело можно было и не спрашивать. Дело заключалось в кольце. Теплое местечко на безымянном пальце оказалось занятым, и разглядел я это только сейчас. Она нервно стиснула кулачок, а я озадаченно поджал губы. Славный визит! Приплыть издалека на огонек – и оказаться третьим!..
Выпустив Сильву из объятий, я с любопытством осмотрелся. Все было правдой, присутствие в доме мужчины ощущалось вполне зримо. И не какого-нибудь заезже-приезжего, а стабильного, имеющего свои шлепки, выписывающего на адрес Сильвы экономические газеты и журналы. Завелась уже, наверное, и своя любимая кружка, – вот тут, под торшером, должно быть, и попивает кофеек новый хозяин дома. По вечерам листает периодику, разгадывает ребусы.
– Анекдот – наоборот, – пробормотал я. – Где же у нас муж? Неужели в шкафу?
– Ящер, только обещай мне! Ты его не тронешь! – Сильва испуганно ухватила меня за рукав.
– Господи, да что ты на меня так смотришь? Не зверюга же я в конце концов, – я порывисто притянул Сильву к себе. – Елки-зеленые! Как все-таки жаль!
Она сделала попытку вырваться, но я держал крепко.
– Ну же! Один-единственный! Последний и прощальный…
Наши губы слились, я закрыл глаза. С ней это тоже получалось по-особенному. Сильва принадлежала к категории чувственных женщин и млеть начинала от малейшей ласки. Вот и сейчас мне захотелось ощутить хоть в самой малой степени свою желанность. Всего-то секундный отклик! Все, за чем, собственно, и пришел.
Уже когда она стала задыхаться, я оторвал ее от себя. Глаза у нее сделались совершенно хмельными. В зрачках плясало доменное пламя, лепестки ноздрей трепетали. В таком состоянии с ней можно было вытворять что угодно, но это было бы уже свинством.
Нет! Все-таки права Надюха. Плохо, когда тебя любят за что-то. Истинная любовь – необъяснима, и я, видимо, таковой никогда не знал. Если Елена привлекла меня когда-то своими сногсшибающими формами, то Сильву я полюбил за голос. Такая вот ерундистика! Никогда раньше не понимал, чего ради иные особи западают на различного рода бардов, тем паче, что до Высоцкого большинству из них тянуться и тянуться, но когда на одной из презентаций, дьявольски скучной, кстати сказать, я разглядел вышедшую к роялю Сильву…
Точнее, все было не так. Как там она выходила, во что была одета, я не знал и не видел. До всех этих пустяков мне не было дела, пока она не стала петь. Именно тогда я и встрепенулся. И весь лощеный сброд, что бренчал бокалами и пустословил по углам, тоже поутих. Я даже не знаю, как это описать и объяснить. Одно дело – глазеть на солистов в телеящике, и совсем другое – слушать их вживую. Почему, верно, и предпочитают театральные произведения кинопродукции. Птенчиком вытянув шею, я двинулся на голос. Дамочка стояла возле рояля, делала ручкой обтекаемые движения, а я по-прежнему не видел ни лица ее, ни фигуры. Пение заслонило все. Буквально с первых строк я понял, что уеду с этой чертовой презентации только вместе с ней. Голос певицы обволакивал, укутывал нежным коконом. Не зная в сущности о ней ничего, я преисполнился уверенности, что увезу ее к себе домой. Так оно и произошло. Я не вился вокруг да около, – двинул буром и напролом. Уже через минуту нам удалось уединиться, и, не теряя времени даром, я выложил ей все, что думал о ее таланте. В ту минуту я был опьянен ею, и Сильва это безусловно видела. Вполне возможно, некие доброхоты успели шепнуть ей на ушко мои отправные данные, а может, и не шептали ничего, но, если не взаимность, то уж по крайней мере толику любопытства я в ней разжег. Укротить хищника – тоже задачка из заманчивых, и ресторацию она покинула, держа меня под руку. Роман у нас закрутился бурный и стремительный.
Самое смешное, что охладевал я к Сильве чрезвычайно быстро, но всякий раз назад возвращал ее голос. Что-то в этом таилось стародавнее, мистическое – все равно как от пения морских Сирен. Проключалась в голове музыка, начинал звенеть знакомый тембр, и, бросая дела, я вновь торопился к ней – к первоистоку своего неразрешимого любопытства. Может, и не выдумывал ничего бродяга Гомер про остров поющих див. Как было, так и описывал.
– Ладно, – я перевел дух. – Зови своего благоверного, тихо-мирно попьем чайку, и я слиняю.
Рука вновь непроизвольным движением обвила ее стан. Не удержавшись, я погладил ее по ягодицам. Все-таки в последний раз, а последнее – всегда сладко.
Через минуту из кладовой выбрался ее супруг. Очкастый худосочный студентик. Так по крайней мере выглядел этот недотепа с добрыми близорукими глазами. И видно было, что смущен он до крайности, совершенно не знает что сказать и как себя вести.
– Поздравляю! – я первый протянул руку. – Знал бы ты, какое сокровище у меня отбил. Впрочем, знаешь, конечно.
Сильва стояла рядом, краешком языка растерянно облизывала припухшие губы. Видно, боялась оставить нас одних.
– Чай, – напомнил я ей. – Пару кружечек и хорошо бы с мятой.
Когда она двинулась в сторону кухни, поймал ее за руку и протянул перстень.
– А это мой свадебный подарок. Примешь?
Она кивнула и, забрав перстенек, вышла. Глазами я вернулся к супругу-студенту.
– Ну-с? Как звать тебя, счастливчик?
– Иван, – робко представился очкарик.
– Значит, не перевелись на Руси еще Иваны? Отрадно… – Я присел на софу. Сильва шебуршилась на кухне, гремела посудой. Опасаться было нечего, и я шепотом поинтересовался: – Какие проблемы, Ваня? Давай начистоту! Жить-то есть на что?
– Да вроде есть, – он тоже перешел на шепот. – Только со сценой у нее никак не выходит, а у нас в институте…
– Ты работаешь в институте?
– Ну да, физика твердых тел. В общем ситуация не самая лучшая.
– Понимаю. Бабок с наперсток, мэрия чихает на вас в три дырочки, ни касаций, ни дотаций.
Побагровев, Иван кивнул.
– В общем близко к тому.
– Выходит, оба на мели… А зачем в чулан полез? Испугался, что ли?
– Я нет, это Сильва велела. Она в окно выглянула и сразу поняла, что это вы.
– Значит, семейным кораблем правит дама? – я хмыкнул. – А что? На нее это похоже…
