как жених.
– Тебя слушать – все равно, что лимоны грызть. Кислее кислого.
– Ладно, не злись. Лучше смотри сюда. – Вадим вытащил револьвер и спрятал в нижний ящик комода. – Это побудет пока здесь. Если возникнет опасность, подскажешь сестренке, где искать. А еще винтарь стоит на кухне. Но это на крайний случай. И рацией пусть пользуется. Я появлюсь вечером. И кстати, будь с ней поласковей. Видишь ли, у нее… В некотором роде кризис, так что на тебя все надежды.
– Ага, еще чего! Мне, значит, с ней возись, а ты в кусты?
– Ненадолго, Вов, честное слово!
– Знаю я твое «ненадолго», – Фемистокл жалостливо проскулил: – Бросаешь нас, да? А ведь, хватишься потом верного друга, будешь локти грызть.
– Вот потому и рассказываю тебе обо всем честно. Ты же мне друг, правда? А ей надо помочь. Очень надо, поверь. Кого мне еще просить, как не любимого Вовку? На тебя ведь можно положиться?
– Само собой, – проворчал Фемистокл. – На кого же еще.
– Нет, в самом деле. Это я тебе, как мужчина мужчине говорю. Подбодри ее как-нибудь, ты ведь умеешь.
– Ладно… Психотерапия, гипноз и прочее. Справимся, – потирая ручки, Фемистокл закрутил головой. – А кто у нас сегодня сестра? Имя, возраст, паспортные данные?
– Некогда мне, сам расспросишь. Заодно и познакомитесь.
– А пока она, значит, спит?
– Ну да…
Вадим услышал приближающийся рев. Стекла в окнах мелко задрожали. Панчуга, как всегда, гнал броневик на предельной скорости.
– Все, Вовка, убегаю, – Вадим суетливо заканчивал последние приготовления, собирая вещи, цепляя ремень с кобурой. – Не забывай про оружие и никуда ее не отпускай. Дверь я запру.
– Да уж, постарайся запереть получше, – проворчал Фемистокл. Уже вдогонку Вадиму тоненько крикнул: – И Панчуге там передай, чтобы умылся наконец. А то без меня совсем распустится.
– Чище гномов людей не бывает! – традиционно откликнулся Вадим.
– Как и гномов хуже людей…
– Как плечо, герой?
– На месте, не переживай.
– А на морде что? С кошками воевал?… Ладно, ладно молчу…
Шутки шутками, но сегодня Вадим чувствовал себя значительно лучше. Царапины – пустяк, зато лихорадки не было и в помине, да и боль как-будто отступила. Жизнь продолжалась, и они катили по серым улицам Воскресенска, увеча гусеницами асфальт, прижимая редких прохожих к ненадежным стенам. В тесном бронированном пространстве Дымов чувствовал себя неловко. Состояние полускрюченности – так можно назвать положение пассажиров подобных машин. Выудив из бортового кармана свободную рацию, он включил ее на «постоянный прием», повесил на шею. Рядом, громыхая кобурой маузера, устраивался и все никак не мог устроиться полковник.
Налетел скоротечный дождь, дробью прошелся по броне и исчез. Распахнув люк, Вадим высунулся наружу. Увы, видимое бодрости не прибавляло. Стекла с диагональными полосами скотча, деревянные пластыри на месте орудийных пробоин, черные от воронья карнизы, шеренги ржавых автомашин и грузовых фургонов. Следы грибной мерзости угадывались повсюду. Хорошо, хоть было еще чем дышать. А когда-то тела горожан дотлевали прямо на улицах, похоронные команды не справлялись с работой, и тошнотворный запах стлался между домами, кружа голову, выворачивая наизнанку. Постепенно с этим однако справились. Вернее, все прошло само собой. Далеко не беспредельное, население города уменьшилось более чем вдесятеро, и похоронные проблемы отступили на второй план. Так или иначе, но за последние два года город стал совершенно другим, перестав являться убежищем и превратившись в гигантскую ловушку. Один вид его заряжал тревогой, взвинчивал нервы всякого проникшего в его уличный лабиринт. Устав носить в себе живое, очерствевшая ладонь города день ото дня сжималась, все теснее стягивая узловатые каменные пальцы. Самое странное, что и загробная доля людей уже не привлекала. Еще лет шесть-семь назад в религию уходили с большей охотой. Но что-то изменилось и в этой сфере. Вероятно, горожане попросту устали. Живут ведь иллюзорным, но смыслом, а пойди придумай его, когда все вокруг полнейшая бессмыслица. Врачи да военные – вот и все, что уцелело от великого списка человеческих профессий.
Броневик резко притормозил, Вадима прижало к кромке люка.
– Что там еще? – Пульхен нагнулся к чертыхающемуся водителю.
– Гриб! Целая гора! И как нарочно поперек улицы. Места другого ему не нашлось!
Вадим подтвердил сказанное кивком. Действительно, подобием баррикады улочку перегораживала рыхловатая, чуть пульсирующая груда. Высотой, наверное, метра в четыре, грязного бурого цвета. Скорее всего гриб вырос тут не сам по себе, под мясистой его пленкой, наверняка, скрывался остов какого-нибудь автобуса или грузовика. Гриб догладывал останки сидений, растворял шинную резину, органику стекол. Это он уважал и любил. Пустые улицы его не интересовали.
– Вот бы в эту груду да хорошим ветряком! – вслух помечтал Вадим.
– Ага, как же! Вор вора за руку не ухватит… А может, из огнемета в него жахнуть?
– Нет! – Пульхен свирепо взглянул на часы. Непредвиденные задержки его всегда выводили из себя. – Объезжай!
Броневик с рычанием попятился. До первой поперечной улочки. Разворачиваясь, шкрябнул металлом о кирпичную стену, своротив угол здания.
– Осторожнее нельзя?
– Вот и я думаю: фару бы не попортить…
Дорога здесь оказалась еще более скверной. Машину то и дело потряхивало, а справа и слева тянулись сплошные завалы. Последствия давнего артобстрела. Собственно говоря, до этих мест и дошла Дикая Дивизия. Здесь и полегла под снарядами Кита. Теперь с утра до наступления сумерек среди развалин копошились согбенные фигурки людей. По памяти и по слухам пытались откапывать бывшие магазины, лавочки и мечту всех кладоискателей – продуктовые склады. Городской Клондайк разрабатывался не просто. Оттаскивая кирпичи и штукатурку, долбили ломиками бетон, гнули решетку арматуры. При этом обдирали в кровь руки, теряли последнее здоровье. Везло же, как водится, немногим. Правда, в случае находки столбить место даже не пытались. Брали, сколько успевали, а после налетало со всех сторон полчище, и обнаруженный источник в считанные минуты иссыхал.
– Этой ночью в музей Ганисяна «банкиры» наведывались, – словно между прочим обронил Пульхен, когда Вадим вновь спустился вниз.
– Ну, и? – Дымов нахмурился.
– Ничего. Детей с воспитателями не тронули. Сторожей только повязали, одному черепушку разбили. Помнишь того рыжего? Его и поранили.
– Почему его?
– Он единственный не спал.
– Мда… Что взяли?
– Да, почитай, все, что нашли в залах. Ганисян говорит, пара автобусов подъезжала, – грузили не меньше часа. А нас вызвать не мог, – рацию отобрали.
– Вот заразы! Круто орудуют!
– И мне так кажется. Пожалуй, для «банкиров» даже чересчур круто. Может, это и не «банкиры» вовсе?
– Возможно. – Вадим потер переносицу. – А в запасники совались?
– Пробовали. Но там броня – сантиметров тридцать. Никаким автогеном не взять. Насчет шифра Ганисян стемнил, молодец. В общем покрутились, повертелись и отчалили.
– Почему старик решил, что это «банкиры»?
– Попалась пара знакомых физиономий. Да и кого в наше время могут интересовать картины?
– Да хоть того же Кита.
Пульхен кивнул.
– Тоже возможно. «Банкиры» – народ несерьезный. Старичье в основном. А тут автобусы, боевики… В
