похожим на этого человека. Через год, через месяц, может быть, через пару дней. Встрепенувшись, душа оторвется от грузного тела – этого земного якоря, вспорхнет в неведомую высь, а он останется… То есть, наоборот. Как раз наоборот! Отойдет, улетит и оторвется именно он! А останется, должно быть, оболочка – одна из его масок – какая по счету, теперь уже и не определить.
От постигшего открытия Лебедь воодушевился. Конечно же! Глупо сожалеть о масках. Потому что они – это не мы! И ребенок ничуть не похож на себя самого в старости. Седеют и выпадают волосы, жухнет кожа, выцветают глаза, и паспортные фотографии уже мало чем напоминают своих хозяев. И это правильно, потому что тело – величина переменчивая. Тело – есть механизм с точно определенным сроком износа. Этот самый лом и останется здесь, а он – истинный и настоящий, ведать не ведающий, что такое земная тяжесть, – тотчас улетит, чтобы возвратиться туда, откуда явился. Может быть, навсегда, а может, очень ненадолго. И посему смерть – это вовсе не смерть, а всего навсего запятая между придаточным предложением и главным. И где у нас главная жизнь, а где придаточная, еще надо разобраться…
Бур с шелестом вошел в землю. Пробы решили брать через каждые десять сантиметров. Двое операторов следили за вибрирующим роботом и продолжали спорить о пустом, как спорили обычно в лабораториях. Даже когда работа по-настоящему захватывает, легче говорить о постороннем.
– Значит, считаешь, все это можно выдумать?
– А почему нет? Рисуй на дисплее картинку, задавай самые вычурные законы и оживляй. Планеты в форме кирпичей, а вместо солнца какая-нибудь черная дыра. Главное – сформулировать общее направление. И не сомневайся, машина справится. Все будет сбалансировано – по твоим же собственным диктаторским законам.
– Даже по самым абсурдным?
– Конечно! Кто вообще определяет, абсурдно что-то там или нет? Все физические доказательства, в сущности, притянуты за уши – одно к другому.
– А как насчет жизни?
– И жизнь сами создадим. Закон развития и закон противодействия. Первое – в виде явного стимула, второе – в виде неявного страха, этакого общественного бессознательного – чтобы, значит, не передушили друг дружку раньше времени.
– Ну да… Дарвин-Антидарвин, Зигмунд ибн Фрейд.
– А что? Общественное бессознательное – великая вещь! Жаль, не я выдумал. Сны, интуиция, прозрение. Что-то вроде предохранительного клапана – на тот случай, значит, если поплывут твои законы не в ту сторону. Можно манипулировать, подсказывать, намекать. И все, заметь, абсолютно неявно. Стало быть, не нужно никакой математики с ботаникой!
– А если не будут слушать?
– Стало быть, погибнут. Как и мы. Думаешь, чего наш капитан такой хмурый? Интуиция, старичок! Ему на наш треп чихать, он к себе прислушивается. И слышит собственный страх. То есть, это ему так кажется, что собственный. На самом деле – тоже подсказка сверху.
– А мы почему ничего не слышим?
– Каждому свое, майн фройнд. Потому, что должность такая. мы – в анализах копаемся, он – людей охраняет. Ответственность! Если честно, я на его месте не выдержал бы. Правда, правда!.. Эй, мосье капитан! О вас говорим. Как там дела вокруг? Тайный враг еще не подкрался?
Под взглядами людей начальник охраны сдержанно улыбнулся. И мысленно ругнул шутников. На душе у офицера скребли кошки. Отвернувшись, он зашагал к лесу и лишь в тени раскидистых крон немного позволил себе расслабиться.
Черт бы побрал эту ученую братию! С ними совершенно невозможно было общаться. А самое главное – эти трепачи били в точку. Именно к собственному страху прислушивался сейчас капитан, по опыту зная, что отточенное чутье профессионала невозможно объяснить ни отвагой, ни высотой лба, ни холодным рассудком. Анализ и расчет – это действие номер два. Первое и более обязательное действие – уловить приближающееся, упредить его хоть на крохотное мгновение. И лучшим из всех абразивов, оттачивающим человеческую чувствительность, являлся внутренний страх. Мышь чует землетрясение, потому что постоянно ждет и постоянно прислушивается. Мир полон врагов, и, зная об этом, она никогда не расслабляется. Иное дело – человек, существо ленивое и долго раскачивающееся, погрязшее в океане условностей и заблуждений…
– Посты первый и второй, откликнетесь, – компактный приемопередатчик в его руке зашуршал радиопомехами. УКВ-трансиверы были роскошью для охранной службы, но для работ Воздвиженова Пульхен с Вадимом готовы были пожертвовать и большим. Еще лучше, конечно, было бы возродить спутниковую связь, но какие там нынче спутники! Даже те, что еще удерживались на орбите, давно были сожжены лучевыми ударами бдительных вояк. Так что приходилось довольствоваться тем, что есть.
– Первый и второй, отзовитесь, черт возьми!
– Третий пост, капитан! У нас все в порядке.
– Вы видите своих соседей?
– Никак нет. Даже друг друга – и то с трудом.
Капитан взглянул на часы. Последняя перекличка состоялась минут семь назад. Всего-навсего. Что же могло стрястись?
– Пост третий, слышите меня?
– Слышим, капитан.
– Немедленно соединяйтесь и организованно отходите к лагерю!
Капитан сжал зубы, затравленно оглянулся. Вот и началось. В самую неподходящую минуту… Шестеро людей, разбившись на пары, окружали лагерь по неровному периметру. У каждой пары имелся свой приемопередатчик, и четверо из шести в эфир не вышли.
– Пантера! Готовность номер один! Немедленно заводи двигатель и разворачивай башню… – капитан глазами обратился в сторону, где должны были располагаться первый и второй посты. – Башню разверни в направлении юго-запада.
– Что-то случилось, капитан?
– Пока не знаю. Но первый и второй посты не отвечают.
– Хреново… Что они там, уснули?
– Навряд ли. В общем направляюсь туда. Буду находиться постоянно на связи. Если что, будь готов прикрыть.
– Может, очкариков предупредить?
– Погоди немного. Через минуту-другую все станет ясно.
– Понял, капитан!..
Вот и хорошо, что понял. В ребятах, что сиделди сейчас за броней, капитан был уверен на все сто. Не первый год служили вместе. Значит, можно было рискнуть…
Пригнувшись и выставив перед собой автомат, офицер двинулся вперед. Время от времени он останавливался, внимательно вглядывался в безмятежную листву леса. Он не мог просто так бросить своих людей. Он отвечал за них. Не перед кем-нибудь, перед самим собой.
Роли распределили заранее. Договорились, что охрана займет наблюдательные позиции метрах в ста- ста пятидесяти от лагеря. Временный камуфляж, готовность при первой опасности открыть огонь. Так было надежнее всего. Наблюдение с ближайших высоток, постоянная связь с базой. Парни не были желторотыми юнцами, кое-какой опыт у них имелся. Во всяком случае с поставленной задачей (к слову сказать – отнюдь не сложной) они просто обязаны были справиться. Если же посты не откликнулись на позывные, это само по себе говорило о многом. Невыход на связь одной пары можно было бы еще объяснить каким-нибудь пустяком вроде поломки приемопередатчика, – в данном же случае наблюдалось явное ЧП.
На миг капитан засомневался – стоило ли шагать дальше? По идее он должен был находиться сейчас в лагере, помогая ученой братии собирать свой скарб и сматывать удочки, а он шел в лес, удаляясь от них с каждым шагом. Случись что с Воздвиженовым, и виновен будет безусловно капитан. Все на первый взгляд ясно, но именно эта ясность его и пугала, поскольку за своих ребят он нес не меньшую ответственность.
– Капитан! Я, Пантера. Пожалуйста, не молчите!..
