– Никуда мы не полетим, – уверенно возразил Оська.
– Ты-то почем знаешь, что не полетим? – усмехнулся Марушко.
– Не полетим, – упорствовал Оська. – Я счастливый. Где Оська – пароход не потонет. И бомба сюда не попадет. Хочешь на спор? – Он протянул руку Марушко. – Если меня разнесет бомба, я плачу тебе тыщу карбованцев. Не разнесет – ты мне. Пошли?
Слова его потонули в дружном хохоте.
Шум в каюте поднял с койки Малыша. Он осмотрел матросов мутными глазами и, придерживаясь руками за стену, стал пробираться к двери.
– Бьет море? – участливо спросил Быков.
– Болтает и болтает, – простонал Малыш. – Душу выворачивает!
– А ты бери пример с меня. – Оська назидательно поднял палец. – Утром я две тарелки борща навернул да каши с мясом. Все это хозяйство компотом залил. Попробуй... качни!
– Не могу. – Лицо Малыша страдальчески искривилось. – От одного запаха еды нехорошо становится.
– Пойдем, – поднялся Оська. – Я тебя накормлю.
– Давай, давай! – встал Быков.
– Не надо, – попятился Малыш.
– Так накормлю... забудешь о качке.
Оська ухватил Малыша за плечи и, припадая на короткую правую ногу, вытолкнул его из каюты. За ним поднялись и остальные.
Буря не затихала. Из непроглядной темени вырастали волна за волной и с глухим рокотом разбивались об острый форштевень. По палубе с сердитым шипением металась черная вода, захлестывала ноги матросов, тащивших обмякшего, вялого Малыша в надстройку.
Удар
Шторм затих лишь на третьи сутки. Жизнь на траулере быстро вошла в привычную колею. После вынужденного безделья рыбаки трудились на редкость слаженно. Обычная после шторма качка, хлещущая в шпигаты вода почти не мешали им.
Когда на палубе все хорошо, незачем дергать людей окриками из рубки. Бассаргин молча наблюдал за ними из открытого окна, потом отошел к Ивану Кузьмичу, прокладывающему на карте курс «Ялты».
– Пора бы нам определиться. – Бассаргин показал на тонкую карандашную линию на карте. – Шли мы переменными курсами. Да и шторм сбил нас. Прокладка наверняка сейчас не точна.
– Хорошо бы определиться, – согласился Иван Кузьмич. – Только вторые сутки ни солнца, ни звезд не видно.
– Осень, – ответил капитан. – Можно и две недели не увидеть...
Оборвал его возглас с полубака:
– Воздух!
– Воздух! – подхватили на палубе. – Воздух!
Частый, захлебывающийся бой судового колокола смешался с голосами матросов, с надвигающимся басовым гудением самолетов.
Анциферов, широко размахивая негнущейся правой рукой, огромными скачками промчался по трапу на ходовой мостик, к пулемету.
– Расчехляй! – кричал он на бегу. – Шевелись!
Иван Кузьмич в два прыжка оказался у окна. Увидел быстро приближающиеся самолеты. Шли они низко, сливаясь с серым морем, потому и заметили их не сразу.
Бассаргин высунулся почти по пояс в окно и закричал:
– Занять места по боевому расписанию. Без суеты!
Матросы разбежались в разные стороны. Один лишь тралмейстер вскочил на крышку люка и что-то кричал в рубку, показывая на спущенный трал.
За «Ялтой» тянулись сотни метров стальных ваеров с тралом. Спущенная тяжелая снасть сковала судно, лишила его наиболее надежной защиты от самолетов – маневра.
Бассаргин побледнел. Выхода из положения не было. Даже обрубить ваера и бросить трал было поздно. Покачивающаяся на волнах «Ялта» была неподвижной мишенью для вражеских самолетов.
На ходовом мостике застучал пулемет. Звук его гулко, до боли в ушах, отдавался в рубке, заглушал голос капитана.
Крайний самолет отвалился от группы, с режущим уши воем спикировал на скованную тралом «Ялту» и промчался над ней, не сбросив бомб. Второй вышел точно на полубак, полоснул по палубе и надстройке пулеметной очередью.
– Вот оно что! – оживился Бассаргин, всматриваясь в пролетающий над траулером бомбардировщик. – Стервятники израсходовали бомбы. Пулеметами нас не потопишь. Побалуются и уберутся восвояси.
Он вытащил из кармана папиросу и тут же отскочил от окна, прижался к стене – по палубе хлестнула струя пуль.
– Пройдите по судну. – Бассаргин обернулся к старшему помощнику: – Гоните всех в укрытия.
И, словно поторапливая старпома, снова яростно залился на ходовом мостике пулемет. Цепочка светящихся пуль понеслась навстречу снижающемуся самолету.
Сбегая по трапу, Иван Кузьмич видел, как самолет пикирует на «Ялту». Вой его перешел в пронзительный визг, заглушил встречавший его с ходового мостика пулемет. Столбики дымков просекли палубу, ходовой мостик. Звонко цокнули пули о стальные ступеньки трапа. На спасательном круге появился крохотный вялый огонек.
Иван Кузьмич проворно нырнул под трап и увидел выглядывающих из входа в машинное отделение кочегаров.
– В укрытие! – закричал он. – Кому говорю?
Кочегары смеялись, кричали что-то, показывая на небо.
Иван Кузьмич выглянул из-под трапа. Самолеты строились в пеленг, направлением на запад.
«Боятся израсходовать боезапас, – понял Иван Кузьмич. – В пути их могут перехватить наши».
И облегченно вздохнул:
– Пронесло!
Неожиданно в окно рубки высунулся вахтенный матрос.
– Старпома в рубку! – закричал он истошным голосом. – Старпо-ом!
– Что случилось? – вышел из-за надстройки Иван Кузьмич. – Чего кричишь?
– Капитана убило. – Матрос облизнул сухие серые губы и хрипло добавил: – Насмерть.
Продолжать поиск
Бассаргин был еще жив. Полуприкрытые дрожащими веками глаза его неподвижно уставились в потолок рубки. Рядом с отброшенной в сторону правой рукой дымилась папироса с примятым зубами мундштуком.
Иван Кузьмич стоял смятенный, не замечая, что в рубку быстро набились люди. Вошел и Корней Савельич с тяжелой санитарной сумкой. Он молча раздвинул рыбаков, обступивших лежащего на решетчатой опалубке капитана, и опустился возле него на колено.
