В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:
– У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста? Над головами торопливо взметнулись руки.
– Пройдите к сцене. – Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: – У кого дети школьного возраста?..
На этот раз она не успела закончить фразу, как женщины торопливо направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей.
– Я понимаю, почему вы пришли сюда, – обратилась к ним Фетисова. – Работать в такое время, да еще и болеть душой за ребят...
– Ишь заливает! – закричали из задних рядов. – Охмуряет православных!
Выкрики утонули в гуле, из которого выделялись злые голоса женщин, возмущенно одергивающих крикунов.
– Начальник комбината принял правильное решение, – Фетисова выждала, пока зал затих, – укрыть детей в безопасном месте. Тогда и родители смогут трудиться, не оглядываясь на дом. Кончим нашу беседу, пройдете со мной в фойе. Там я объясню, как собрать ребят и что дать им с собой.
Фетисова отошла в сторону. Неподалеку от нее надежной опорой сбились в плотную кучку женщины.
На место Фетисовой вышел Шихов.
– Демобилизованные по последнему приказу министра обороны... встать!
В зале послышался неровный грохот. Поднялось человек тридцать.
– Старшины, в проход.
Из рядов вышел коренастый крепыш в ладно пригнанной шинели.
– Постройте демобилизованных и выведите сюда. – Шихов показал рукой влево от сцены.
– Выходи строиться! – привычно подал команду парень в шинели. – Разобраться по два.
Он подровнял группу, вывел к сцене и доложил:
– Товарищ майор! Демобилизованные в количестве двадцати шести человек построены.
– Вольно! – Шихов осмотрел стоящих парней и обернулся к залу. – А теперь потолкуем с остальными. Вернее, с теми, кто не желает работать.
– Да в чем работать-то! – вскочил с узла курчавый парень и выставил ногу в узконосой туфле: – Гляди!
– Полно тебе, – громко вмешалась Фетисова. – Который год живу тут, а не видела еще дурачка, чтоб приехал на Север в таких-то бареточках. – И, не давая возразить себе, закончила под одобрительный смех: – Развяжи сидор свой. Развяжи! Если не будет в нем другой обуви, сниму с себя валенки и отдам тебе. При всех говорю. Сниму! Босая по снегу пойду!
– Давай, давай! – закричали со всех сторон опешившему от неожиданности парню. – Разуй ее! Развязывай сидор!
– Да идите вы!.. – Парень злобно выругался, и это прозвучало признанием своей собственной вины.
Пока в зале угасал озорной шумок, Фетисова быстро сказала Самохину:
– Решайте с эвакуацией ребят. Нельзя оставлять их в клубе. Какой здесь покой! Матери будут бегать сюда надо и не надо...
«Ты сама за меня решила, – подумал Самохин, – а теперь подкидываешь мне свое решение».
– Делайте, – согласился он. – Вы отвечаете за эвакуацию детей. – И обратился к залу: – Вечером все незанятые на работах будут разбиты на аварийные бригады. Я убежден, что все честные люди помогут сохранить предприятие...
– А если найдутся нечестные? – Курчавый парень нагло уставился на начальника комбината. – Сачки? Будут сидеть в клубе. Что с ними делать? Вот вопрос!
– Пускай сидят, – с неожиданным для всех спокойствием согласился Самохин. – Все работающие будут жить и питаться побригадно, в домах. Рабочему человеку надо не только отдохнуть, обогреться, но и обсушиться. А где тут обсохнешь?
Слова его были встречены одобрительным гулом, в котором потонули голоса недовольных.
Глава вторая
Самохин вышел на крыльцо. Морщась от бьющего в лицо резкого ветра, поднял меховой воротник куртки.
По широкой безлюдной улице привольно скользили мутные волны поземки. Края крыш курились снежком.
За сверкающим изморозью танком с налипшими на лобовой броне и опорных катках комьями мерзлого снега стоял гусеничный трактор с прицепом-санями. Возле него трое в лыжных костюмах увязывали покрытую зеленой парусиной горную лодочку, привезенную Крестовниковым. Несколько в стороне от них стояла Люся.
Из танка, источающего резкие запахи горелого масла и стылого металла, выбрался Крестовников, вытащил из люка охотничьи лыжи, подбитые серебристым мехом нерпы.
Люся увидела его и отвернулась. Лицо у нее стало отчужденным, безучастным.
Самохин присмотрелся к дочери, после короткого раздумья подошел к ней.
– Ты знаешь его? – Он показал легким движением головы на Крестовникова.
– Столько слышала от тебя...
– Я не о том, – перебил отец. – Ты с ним знакома?
– Олег Михайлович у нас преподает, – ответила Люся как можно безразличнее.
– Ты никогда мне о нем не говорила.
– Зачем? И без того ваши отношения...
Она увидела подходившего к ним Крестовникова и оборвала фразу.
– Итак, – сказал Крестовников, – выходим. Маршрут вам известен. Возвращение в восемнадцать ноль-ноль.
Спутники Крестовникова надели поверх лыжных костюмов теплые куртки и проворно забрались в кузов саней. Танкисты подали им горную лодочку, лыжи.
Маленький плотный лыжник деловито проверил имущество и неожиданно звонким девичьим голосом поблагодарил танкистов:
– Спасибо, хлопцы!
– Буркова! – Самохин узнал в маленьком лыжнике секретаря комитета комсомола. – Я просил тебя подобрать парней.
– У нее второй разряд по альпинизму, – мягко вмешался Крестовников. – Да и не время сейчас заменять кого-либо в группе.
– Кекур не Белуха. – Буркова посмотрела на Самохина спокойными серыми глазами. – Если я уйду на несколько часов, ничего тут без меня не случится. – И для большей убедительности добавила: – Не на вершину поднимаемся.
– Поехали! – поспешно крикнул Крестовников, заметив, что Самохин хочет что-то возразить.
Трактор выстрелил синим клубком дыма и двинулся по улице.
Вслед ему махали руками, платками и шапками, пока он не свернул в проулок. Люся тоже помахала рукой. Потом она сбежала с крыльца и быстро направилась к дому.
Почему она утаила от отца, что знакома с Крестовниковым?
Впервые она встретилась с ним два года назад в спортивно-оздоровительном лагере и стала с недоброжелательным любопытством присматриваться к человеку, причинившему отцу столько огорчений. Однако скоро поняла, что студенты его любят. Общительный и подвижный в лагере и неутомимый в горах,
