ухмыльнулся Кошелев. - Ох как будет! А пока нужно готовить документы, как можно больше документов...'
Перечитав письмо, он вызвал секретаршу и велел срочно перепечатать на бланке. Потом вытащил из кармана маленький оперативный диктофон и включил звук. Голос Собчака записался громко и четко.
'Еще пара таких откровений и можно отдавать журналистам', - решил Кошелев. Настроение тут же испортилось: он вспомнил встречу с Рубашкиным, как тот сочувственно посмотрел на него в проходной.
'Вот мерзавец. Но рано радуется! Одно неясно - зачем он ментам понадобился. Зачем? Материалы через него стали сливать, еще чуть-чуть - и завербуют! А что к Микину попало, то для нас пропало. Из-под микинской крыши этого пьянчугу достать непросто - шума не оберешься. Да, с Рубашкиным нужно осторожно, очень осторожно', - думал Кошелев, аккуратно складывая выносные микрофоны в гнезда специальной коробки.
* * *
- Тогда поехали! - сказал Петр шоферу и зубами сорвал фольгу. Поехали!
Сделав первые несколько глотков, он почувствовал только обжигающую горечь. Потом его затошнило и, оторвавшись от горлышка, он судорожно вздохнул.
- Останови! - захрипел и, не дождавшись, пока машина затормозит, открыл дверцу. Рвота была недолгой и мучительной. Откашлявшись, Петр вытер рот перчаткой и огляделся. Какая-то бабулька прошла мимо, сочувственно качая головой. Невдалеке он увидел ларек.
- Бутылку пива, - Петр не узнал собственного голоса. - Откройте, пожалуйста.
Пиво было терпким и холодным. Петр выпил все и только после этого сел в машину.
- Ну и дрянь ты взял. Отравить меня хочешь? - насупясь, сказал он водителю.
- Вы же всего двадцатник дали, Петр Андреевич,- укоризненно ответил шофер.
Выехали на Невский, как всегда забитый транспортом. На тротуарах тоже не протолкнуться, из окна машины люди казались сплошной серой массой, безликой и расплывающейся. От пива настроение улучшилось, но хотелось есть.
- Сверни на Караванную, - вдруг распорядился Петр. Здесь, недалеко от кинотеатра 'Родина', у степановского приятеля Алика было маленькое кафе, куда Петр как-то заезжал за выпивкой.
- Александр Нигмутдинович у себя? - спросил он стоявшего в дверях охранника.
- У себя, - ответил тот, цепко взглянув на машину с правительственным номером.
- Заходи, дорогой, заходи, - расцветая улыбкой, выскочил откуда-то Алик. - Что будешь кушать?
- Да я сыт, к тому же тороплюсь - сглотнув голодную слюну, отказался Петр. - Заверни, как в прошлый раз, на пару глотков. Расплачусь потом.
Приветливость Алика тотчас же испарилась. Он что-то буркнул официанту, а Петру сказал:
- Сейчас все сделаем, дорогой.
- Я буду в машине, - бросил ему в спину Петр.
Через несколько минут официант вынес пластиковую сумку и небрежно протянул ее Петру. Но едва машина стала выруливать, из двери выскочил Алик и закричал:
- Подожди, подожди!
Петр опустил стекло.
- Извините, Петр Андреевич. Мои говнюки все напутали. Разве за ними уследишь? Одна минутка, и все будет готово. Бога ради, подождите. - И уже тише добавил: - Юрий Григорьевич сказал, что вы очень уважаемый человек, на самый верх пошли...
'Звонил Степанову, проверял', - догадался Петр и представил, что тот сказал Алику. Но в этот момент появились официанты и принялись загружать на заднее сиденье тяжелые коробки. Одна не уместилась, и водитель вышел открыть багажник. Минуты через две все было уложено.
- Уважают, - сказал шофер, глядя в зеркало заднего вида на кланяющегося вслед Алика, возле которого застыли два официанта.
- Да, уважают, - неопределенно пробормотал Петр, и на душе у него стало гадко.
1.15. ОДИН ДЕНЬ ПАВЛА КОНСТАНТИНОВИЧА. УТРО
'Опять осень, - с умиляющей грустью подумал Кошелев. - Как это там: 'оделся лес в багряный свой убор'? Нет, 'оделся лес в осенний свой убор, лиловый, золотой, багряный...' - так вроде правильно'.
Машина неторопливо следовала по Каменноостровскому проспекту бесконечно прямому, с теряющимся вдали плавным подъемом на Троицкий мост. Павел Константинович не любил быстрой езды без крайней необходимости. Он давно приучился воспринимать окружающее в зависимости от стоящих задач, точнее, от задач, которые надлежало решать в данный, конкретный момент. Конечно, не так-то просто вечером в кругу семьи даже не вспоминать о работе. Но жесткая самодисциплина, предельный контроль над соб Но открылась задняя, и к kз(r)ь A явшимся табачным перегаром. Петр взял едва початую бутылку португальского портвейна и, запершись, допил ее почти до донышка. Вино было мягким, со сладковато- миндальным привкусом. Тяжесть отступила, и Петр улыбнулся, вспомнив вчерашнюю встречу с Яковлевым. Не долго думая он придвинул к себе бумагу. Писалось легко и гладко:
'- Я очень благодарен Анатолию Александровичу, - сообщил Владимир Яковлев нашему корреспонденту.- Именно Собчак пригласил меня в мэрию, где я под его руководством проработал без малого три года.
На долю Собчака выпало руководить Ленинградом-Петербургом в переломное для нашей страны время. И, что бы ни говорили в запале политической борьбы, нельзя вычеркнуть то хорошее, что сделал Анатолий Александрович для города и его жителей.
Сейчас ситуация изменилась. Люди ждут осязаемых перемен. Пора от рискованных экспериментов перейти к практической повседневной работе. То, что необходимо делать, может быть, не столь впечатляюще и грандиозно, как возведение монументальной башни 'Петр Великий' на берегу Финского залива или организация мировых спортивных торжеств. Но в результате нашей работы мы получим не фуршеты и фейерверки, а постепенное улучшение жизни каждого петербуржца...'1
- Закройте дверь и никого не пускайте, - раздраженно крикнул Петр, когда зашла секретарша с пачкой бумаг на подпись. - Нет меня, нет! Понимаете? Меня нет!
- Мне голос был, он звал утешно, - бормотал Петр, дописывая статью. Работа заняла от силы полтора часа, но материал получился солидным, размером на целый подвал. В нем было все, что требовалось: немного истории, умеренная критика, элегантно завершенная многозначительной фразой Яковлева: 'Я вижу другой путь выхода из кризиса!' Дальше шли короткие и четкие тезисы об инвестиционной политике, тарифах и ценах, и все завершалось лихим подзаголовком: 'Хороши Канарские острова. А наши - не хуже!'
Все, что в последнее время Петр писал об экономике и реформах, уплотнилось и приобрело весомую убедительность. Такое ощущение, будто статью и вправду диктовал первый заместитель мэра. 'Да, именно таким должно быть программное выступление будущего губернатора', - подумал он.
Не рассчитав, Петр слишком сильно толкнул дверь. Машинистки и все, кто был в комнате, испуганно замерли.
- Все отложить! Разделите по страницам и срочно напечатайте это, - ни на кого не глядя, сказал Петр и бросил рукопись на ближайший стол.
Через четверть часа в кабинет зашел Чернов.
- Что с тобой, Андреич? Ты чего девочек пугаешь?- спросил Алексей, передавая Петру напечатанную статью.
- На х... мне их пугать, - невпопад ответил Петр, бегло просматривая текст. - Как твое мнение - печатать можно?
- Печатать можно, да нужно ли? Как бы нам из мэрии кислород не перекрыли.
- А это разве твое дело? - возмутился Петр. - Я- Главный, я и решу.
- А зачем тогда спрашиваешь? - обиделся Чернов.- Если хочешь по принципу 'я - начальник, ты- дурак', то так и скажи, не стесняйся.
- На хрена мне стесняться? Так и говорю: я - начальник! - заорал Петр. - А ты иди работай. Будет надо - позову.
Чернов скривился и ушел, не сказав ни слова. Петр подождал, пока закроется дверь и снял телефонную трубку.
