Противостояние

Глава 9

Ларри проснулся с ощущением, что маленький дракончик использовал его рот вместо ночного горшка, и что он находился там, где ему не следует быть.

Кровать была одноместной, но на ней лежали две подушки. Он ощутил запах поджаривавшегося бекона. Прошлая ночь постепенно всплывала у него в памяти. Он был в квартире на втором этаже в доме по авеню Тремонт, и его мать весьма заинтересуется тем, где он провел ночь. Позвонил ли он ей, предупредил ли ее?

Девушку звали Мария, и она сказала, что работает… кем? Специалистом по оральной гигиене, так что ли? Ларри не знал, много ли она смыслит в гигиене, но по оральной части она проявила себя неплохо. Когда она узнала, что это тот самый Ларри Андервуд, она слегка сдвинулась. Разве не искали они вчера открытый магазин пластинок, чтобы купить сингл «Крошка, поймешь ли ты своего парня?»

Он попытался восстановить в памяти весь вчерашний день, начиная с невинной завязки и кончая неистовым финалом.

«Янки» в городе не было, это он помнил. Его мать ушла на работу, оставив ему на столе в кухне расписание игр «Янки» вместе с запиской: «Ларри, как видишь, “Янки” не вернутся в город до первого июля. Четвертого они играют двойную игру. Если этот день у тебя ничем не занят, то почему бы тебе не сводить свою маму на стадион? Я куплю сосиски и пиво. Яйца и колбаса в холодильнике. Береги себя, малыш». У записки был характерный для Элис Андервуд постскриптум: «Большинство ребят, с которыми ты дружил, разъехались, и скатертью дорожка этой банде. Но мне кажется, что Бадди Маркс работает в типографии на Стрикер Авеню».

Одно воспоминание об этой записке заставило его поморщиться. Перед его именем не стояло слово «дорогой». Перед ее подписью не было слов «с любовью». Она не верила в громкие слова. То, во что она верила, лежало в холодильнике. Пока он отсыпался после своего путешествия через всю Америку, она успела сходить в магазин и купить все то, что он любил. Ее память была настолько безупречна, что это пугало. Ветчина в банке. Два фунта настоящего масла – как это она интересно может позволять себе такие вещи на свою зарплату? Две упаковки кока-колы. Колбаски Дели. Ростбиф, замоченный в соусе, состав которого Элис отказывалась назвать даже своему сыну. Галлон мороженого «Персиковый Восторг Баскина- Роббинса» в морозилке. И вдобавок, сырный пирог Сары Ли. Тот, что с земляникой наверху.

Подчиняясь внезапному импульсу, он прошел в ванную. Новая зубная щетка «Пепсодент», висящая на том же самом месте, что и в детстве. Пачка лезвий. Крем для бритья «Барбазол». Даже одеколон «Олд Спайс». «Не Бог весть что, – сказала бы она, – но пахнет неплохо для своей цены». Ларри почти слышал, как она произносит эти слова.

Специалист по оральной гигиене в розовых нейлоновых трусах – больше на ней ничего не было – вошла в комнату.

– Привет, Ларри, – сказала она. Она была низкого роста, симпатичная, с крепкой грудью.

– Привет, – ответил он и встал с постели.

– У меня есть халат для тебя, если хочешь. На завтрак у нас копченая рыба и бекон.

Копченая рыба и бекон? Его желудок съежился и стал выворачиваться наизнанку.

– Нет, радость, мне надо бежать. Мне надо повидать одного человека.

– Эй, но ты не можешь так вот просто удрать от меня?

– Послушай, это очень важно.

– Что значит, важно? – В кулаке у нее была зажата покрытая жиром металлическая лопаточка, похожая на стальной цветок.

– Послушай, человек, с которым мне надо увидеться, – это моя мама. Я приехал в город всего лишь два дня назад, а вчера вечером не позвонил ей… или позвонил? – добавил он с надеждой.

– Ты никому не звонил, – сказала она угрюмо. – Держу пари, что ты не тот Ларри Андервуд.

– Можешь верить во что хочешь. Мне надо бежать.

– Ах ты, сукин сын! – вспыхнула она. – А что мне делать со всей этой дурацкой едой?

– Может, выбросить в окно? – предложил он.

Она швырнула в него лопаточкой. В любой другой день его жизни лопаточка пролетела бы мимо. В сущности, один из основополагающих законов физики состоит в том, что лопаточка, брошенная рукой разъяренного специалиста по оральной гигиене, не может попасть в цель. Но случилось исключение, которое, как известно, только подтверждает правило. Лопаточка угодила Ларри прямо в лоб. Потом он заметил, как две капли крови упали на коврик, когда он наклонился поднять ее.

Он сделал два шага по направлению к ней.

– Тебя надо бы отшлепать этой штукой! – заорал он на нее.

– Ну, конечно, – сказала она, съежившись от страха и начиная плакать. – Почему бы и нет? Ты звезда. Трахнул и убежал. Я думала, ты симпатичный парень. Никакой ты не симпатичный парень. – Слезы побежали у нее по щекам, падая на грудь. Одна из них скатилась по ее правой груди и повисла на соске. Это зрелище заворожило его.

– Я должен идти, – сказал он.

– Никакой ты не симпатичный парень! – крикнула она ему вслед, когда он направился в гостиную. – Я пошла с тобой потому, что думала – ты симпатичный парень!

Вид гостиной заставил его застонать. На кушетке лежало по крайней мере двадцать экземпляров сингла «Крошка, поймешь ли ты своего парня?» Еще три стояли на проигрывателе. На противоположной стене висел огромный плакат с Райаном О'Нилом и Али МакГро.

Она стояла в дверном проеме спальни, все еще плача. Он различал порез от бритвы на одной из ее голеней.

– Послушай, позвони мне, – сказала она. – Не думай, я не сумасшедшая.

Ему надо было бы сказать «Ну, конечно», и все бы кончилось хорошо. Вместо этого он услышал, как изо рта у него вырывается сумасшедший смех, а потом слова: «Твоя рыба горит».

Она закричала на него и пошла к двери, но споткнулась о лежавшую на полу подушку и неуклюже растянулась. Одной рукой она сшибла полупустую бутылку молока и качнула стоявшую рядом пустую бутылку виски. «Боже мой, – подумал Ларри, – неужели мы это смешивали?»

Он быстро вышел и затопал вниз по лестнице. На последних шести ступеньках, ведущих к парадной двери, он услышал, как она кричит вниз с верхней лестничной площадки:

– НИКАКОЙ ТЫ НЕ СИМПАТИЧНЫЙ ПАРЕНЬ! НИКАКОЙ ТЫ НЕ…

Он захлопнул дверь, и туманное, влажное тепло окутало его, неся с собой запахи распускающихся деревьев и автомобильных выхлопов. По сравнению с запахами жарившегося жира и застоявшегося сигаретного дыма, это были духи. Он глубоко вдохнул воздух. Как прекрасно выбраться из этого безумия.

Вверху с треском распахнулось окно, и он догадался, что за этим последует.

– Я надеюсь, что ты сгниешь! – крикнула она ему. – Я надеюсь, ты упадешь на рельсы в метро! Никакой ты не певец! В постели ты просто дерьмо! Эй ты, вшивый мудак! Засунь себе это в жопу! Отнеси это своей мамочке, вшивый мудак!

Бутылка с молоком разбилась об асфальт.

Он ускорил шаги. Сзади донесся финальный протяжный вопль:

– ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ В ЖОПУ, УБЛЮУУУУУУДОК!

Потом он завернул за угол и оказался над проходившим внизу скоростным шоссе. Наклонившись над перилами, он трясся от истерического смеха, провожая взглядом машины, проносившиеся внизу.

– Неужели ты не мог вести себя получше? – спросил он себя, не подозревая о том, что говорит вслух. – Слушай, парень, это была отвратительная сцена. Насри на это, парень. – Он осознал, что говорит вслух, и перестал смеяться. Он вдруг почувствовал головокружительную тошноту в желудке и плотно зажмурил глаза. Один из ящичков в департаменте мазохизма открылся, и он услышал слова Уэйна Стаки: «В тебе есть что-то такое… ты способен грызть жесть».

«Никакой ты не симпатичный парень».