Пришли еще несколько человек, которых я не знал. Банкет начался.
Шоферов, среди которых был один молодой парень, мой ровесник, и трое пожилых, проводили к отдельному столику, накрытому на застекленной веранде.
У нас шел свой разговор озабоченных, уставших людей, которые терпеливо ждали, пока их отпустят по домам. Пожилые шоферы говорили о ценах на яйца и зелень, о детях, которые уже выросли и жили отдельно, о больных почках и о вреде курения. Мы с молодым шофером молчали и курили одну папиросу за другой. Никто, казалось, не обращал внимания на веселье рядом. Лишь изредка привычно посматривали туда, стараясь определить, скоро ли конец (только и всего!), и снова принимались за разговоры.
Повар Мурсал принес нам плов, зелень, кое-какие закуски.
- Ешьте, братья трудяги, - сказал он. - Из самого низа казана положил. Пожирней...
Шоферы осмотрели угощение, не торопясь положили каждый себе. Стали есть.
- А ты что? - спросил один из них, видя, что я не ем.
- Не хочется.
Я и вправду не хотел есть, хотя весь день провел на ногах и с утра во рту у меня не было маковой росинки. Апатия, охватившая меня, отбила аппетит.
Чтобы не портить застолья, я встал и, закурив очередную папиросу, вышел на большой балкон, огибавший дом. И увидел, как в углу, прижавшись друг к другу, целовались Алла-ханум и длинноволосый парень.
Ничуть не удивившись (в этом доме все можно было ожидать), я вернулся к шоферам.
В это время балконная дверь отворилась, и Симузар-ханум окликнула меня:
- Валех, тебя к телефону.
К телефону? Признаться, я испугался. Неужели что-то с Сарыкейнек? Иначе кто еще мог меня искать по телефону?
Торопливо вошел в кабинет, потянулся к телефонному аппарату. Трубка лежала на рычаге.
- Кто положил трубку? - повернулся я к Симузар-ханум, шедшей следом.
Ни слова не говоря, Симузар-ханум выключила свет. В темноте она схватила меня за руку...
- Это я тебя звала, я. Иди сюда скорей! - шептала Симузар-ханум. Я чувствовал совсем близко ее жаркое, прерывистое дыхание. В нос мне ударил терпкий запах духов, перемешанный с парами алкоголя.
- Пустите, пусти! Задыхаюсь! - Я оттолкнул ее от себя.
- Отчего задыхаешься? - поразилась она.
- От твоих духов... Духов! - И я выскочил в коридор.
Признаться, впервые я был благодарен своей аллергии. ..
Я снова вернулся к шоферам, которые, сидя на балконе, дремали. 'Неужели жизнь так и пройдет в обслуживании этого пьяного сброда?! - с ужасом подумал я, - Нет - решил я,- работать у Балаами мне больше нельзя. Противно!'
Пиршество закончилось около часа ночи.
Я должен был отвезти домой Аллу-ханум и ее пьяного пожилого мужа, а также пришедшего с ними длинноволосого.
По дороге муж захрапел, а когда приехали, Алла-ханум и парень, нисколько не стесняясь меня, поцеловались несколько раз. Затем Алла-ханум, растолкав мужа, повела его домой, а длинноволосый плюхнулся на переднее сиденье машины.
- Давай. Улица Низами.
Я отъехал немного, остановил машину.
- Вылезай!
Парень уставился на меня:
- Разве уже приехали?
- Ничего, ножками дотопаешь, - ответил я и открыл дверцу. - Вытряхивайся!
Парень обалдело смотрел на меня:
- Послушай, мы пили, а ты опьянел? Болван!
Что ж, сейчас посмотрим, кто из нас болван.
Я вышел, обошел машину, схватил длинноволосого за шкирку ('Пусти! Пусти!' - по-русски вдруг завопил парень) и вышвырнул вон.
- Сумасшедший! - взвизгнул длинноволосый. - Ладно, тебе покажут! (Он так и сказал - 'покажут', а не 'покажу'!)
Я шагнул в его сторону. Парень вскочил и побежал, смешно размахивая длинными худыми руками.
Дома Сарыкейнек, которая, поджидая меня, сидела над книжкой, заварила чай, накрыла на стол, не спросив, почему я вернулся с банкета голодным. О происшествии с Симузар-ханум я ей, разумеется, не сказал. Зато описал в подробностях, как турнул из машины длинноволосого и как он бежал от меня. Сарыкейнек долго смеялась, а потом вдруг озабоченно спросила:
- А тебя не посадят, Валех?
- Не беда, если и посадят. У тебя есть опыт носить передачи, - ответил я шуткой.
Затем мы прикинули наши финансы. Оказалось, мне еще месяц-другой надо потерпеть, не уходить от Балаами. С питанием мы еще перебились бы, но... У меня не было пальто, а ватник, который я носил на стройке, в институт не наденешь! У Сарыкейнек прохудились туфли.
Правда, я все равно собирался купить ей новые, помоднее (чем моя жена хуже институтских девиц!).
'Ничего, Валех, - успокаивал я сам себя, лежа в темноте с открытыми глазами. - Как говаривал уста Гадир, наш каменщик-аксакал, любивший рассказывать поучительные истории из своей многотрудной жизни, плохой день долго не длится.., Сама жизнь все выправит, расставит по местам'.
... Симузар-ханум сделала вид, будто ничего не произошло. Однако заметно переменилась ко мне.
Садилась не рядом, а на заднее сиденье. Так обливалась духами, что я задыхался в машине. Сев, коротко указывала адрес и всю дорогу молчала. А главное - заставляла себя подолгу ждать. Каждый раз я стоял возле подъезда не меньше часа. (Знала б она, что мне это на руку: я тут же доставал учебники!)
Однажды Симузар-ханум вышла через полтора часа после того, как я подал машину, села. Бросила небрежно;
- На базар.
А когда я довез ее, приказала:
- Возьми базарную сумку и следуй за мной.
- Зачем?
- Как зачем? Буду делать покупки. А ты неси сумку, Только не отставай!
- Я шофер, но не лакей. - На меня нашла злость.- Прошли времена, когда слуги сопровождали господ даже в баню, несли узелки с бельем.
- Вот как? - Со значительным видом она посмотрела на меня. - Послушай, а ты не боишься, что я велю тебя прогнать?
Кровь гулко запульсировала у меня в висках, но я сдержался.
- 'Прогнать' - это словечко тоже устарело, ха-нум, - сказал я. - В наше время можно уволить с работы, прогнать нельзя... Советую вам впредь следить за своей речью.
- Нет, вы только посмотрите, как он разговаривает со мной! - всплеснула руками Симузар-ханум и неожиданно рассмеялась. - Ханская кровь в тебе играет или..,
Она ушла, а когда вернулась с покупками, то сказала совсем другим тоном:
- Трогай, принц...
Мы поехали, и тут она неожиданно тихо спросила!
- Я тебе совсем не нравлюсь, да?,
В ее голосе прозвучала такая грусть, что мне стало не по себе.
- Ваша красота, ханум, бросает вызов всему миру! - сказал я.
- Если б это было правдой, то я б до такого не дошла. Будь проклята жизнь! - Эти слова она
