Крики людей окрасили ветер.
Солдаты молча взирали на происходящее.
— Там же были люди! — воскликнул Аргависти.
Симони отбросил флягу:
— Ну-ка, пошли.
Они дружно кинулись к обломкам корабля и принялись разгребать их. Было использовано абсолютно все, что Бедн знал о рычагах и даже еще чуть-чуть. Но что характерно, пока они ворочали тяжелые балки, пока разгребали шлемами песок, никто из них не поинтересовался, а кого, собственно, они откапывают и в какую форму эти люди одеты.
С ветром пришел горячий, заряженный электричеством туман, а море и не думало успокаиваться.
Симони схватился за очередной брус, попытался поднять его и вдруг почувствовал, что вес резко уменьшился, словно кто-то взялся за другой конец. Он поднял голову и уставился на Бруту.
— Только ничего не говори, — предупредил Брута.
— Это все божьих рук дело?
— Я не…
— Я должен знать!
— Это все лучше, чем если бы мы сами делали это с собой, верно?
— Но на кораблях — люди!
— А никто не обещал, что их ждет приятная прогулка!
Симони отбросил огромный кусок обшивки. Под ним лежал солдат, доспехи и плюмаж на шлеме были заляпаны грязью и кровью, так что даже нельзя было сказать, какой армии он принадлежит. Но солдат еще дышал.
— Послушай! — Симони старался перекричать ветер. — Я не собираюсь сдаваться! Вам меня не победить! Я делаю это не ради какого-то там бога, неважно, существует он или нет! Я делаю это ради людей!
На песок упали игральные кости. Некоторое время они искрились и потрескивали, но потом вдруг испарились.
Море успокоилось. Обрывки тумана свернулись и превратились в ничто. В воздухе еще висела дымка, однако сквозь нее уже проступило солнце — оно больше смахивало на яркое пятно, прилипшее к куполу неба, но все равно…
И снова возникло ощущение, будто вселенная вздохнула.
Внезапно вокруг появились боги, полупрозрачные и мерцающие. Солнечные лучи отражались от золотистых кудрей, крыльев и лир.
А затем боги разом заговорили, слова одних опережали слова других или чуть запаздывали — так обычно происходит, когда группа людей старается в точности повторить слова, которые им приказали произнести.
Ом тоже стоял в толпе, как раз за спиной цортского Бога Грома. Наверное, только Брута заметил, что правая рука Бога Грома была спрятана за спиной, словно кто-то, если можно такое себе представить, сильно выкрутил ее и держал.
Каждый солдат услышал слова богов на своем языке. Но общий их смысл был таков:
I. Это — Не Игра.
II. Здесь И Сейчас Вы Живы.
А потом все закончилось.
— Из тебя получится хороший епископ, — сказал Брута.
— Из меня? — не понял Дидактилос. — Я — философ.
— Вот и здорово. Епископ-философ нам сейчас весьма пригодится.
— А еще я эфеб.
— Отлично. Значит, ты придумаешь самый хороший метод управления страной. Жрецам тут доверять нельзя. Они не умеют мыслить правильно. Как и солдаты.
— Ну спасибо, — фыркнул Симони.
Они сидели в саду сенобиарха. Высоко в небе парил орел и высматривал на земле все, что угодно, только не черепаху.
— А знаешь, идея демократии мне нравится. Когда под рукой есть человек, которому никто не верит, управлять страной гораздо легче, — сказал Брута. — И все счастливы. Подумай об этом. Симони?
— Да?
— Назначаю тебя главой квизиции.
—
— Я хочу остановить то, что там творится. И остановить безжалостно.
— Хочешь, чтобы я казнил всех инквизиторов?
— Это было бы слишком просто. Я не хочу ничьей смерти. Ну, может, только тех, кто получал от своей работы особое наслаждение… Но только их. А где Бедн?
Движущаяся Черепаха по-прежнему стояла на берегу, полузасыпанная принесенным бурей песком. Но Бедн не особо стремился откапывать свое изобретение.
— Насколько я припоминаю, он вроде бы возился с механизмом дверей, — ответил Дидактилос. — Паренек всегда любил ковыряться во всяких замысловатых штуковинах.
— И нам следует особо позаботиться о том, чтобы ему всегда было с чем возиться. Ирригация, архитектура… И все остальное.
— А сам-то ты чем займешься? — спросил Симони.
— Буду копировать библиотеку.
— Но ты же не умеешь ни читать, ни писать, — удивился Дидактилос.
— Зато я умею видеть и рисовать. Я сделаю по две копии каждой книги. Одна будет храниться здесь.
— Если спалить все Семикнижье, места ого-го сколько будет! — воскликнул Симони.
— Сжигать мы ничего не станем. Всему свое время.
Брута посмотрел на мерцающую линию пустыни. Как это ни смешно, но счастливым он себя чувствовал только там.
— А потом… — начал было он.
— Да?
Брута перевел взгляд на поля и деревни вокруг Цитадели и вздохнул.
— А потом мы займемся делами, — закончил он. — И будем делать их каждый день.
Прыт Бендж греб домой в некоторой задумчивости.
Последние деньки выдались крайне удачными. Он познакомился с новыми людьми, продал много рыбы. Мало того, он встретился с самим П'Танг-П'Тангом и его прислужниками! Бог-Тритон лично разговаривал с ним и взял с него клятвенное обещание никогда, никогда не объявлять войну какой-то там стране, о которой Прыт Бендж никогда и не слышал даже. И тем не менее Прыт Бендж с радостью дал эту клятву[10].
А еще новые люди научили его удивительному способу испускать молнии. Бьешь по камню чем-нибудь твердым, появляются маленькие молнии, которые падают на что-нибудь сухое, и оно становится красным и горячим, как солнце. Если добавить немного дерева, огонь станет больше; если положить на него рыбу, она почернеет, но если рыбу положить и быстро снять, она станет не черной, а коричневой и очень вкусной — вкуснее в своей жизни он ничего не пробовал, впрочем, пробовал он не так уж и много. Помимо всего этого ему подарили ножи, сделанные не из камня, и ткань, сделанную не из тростника. Да и вообще, жизнь улыбалась Прыте Бенджу и его народу.
Он никак не мог понять, почему
