— Случилось то, что это вовсе не майор Дейн. Настоящий майор Дейн похоронен в Люксембурге. Скажите, сэр, вам не приходит на ум, кто бы это мог быть?
Уиллоуби почувствовал, что холодеет.
— Но это и есть Дейн! Он больной, инвалид! — растерянно забормотал он.
— Как он выглядит? — настаивал Иетс.
— Худой, высокий, обтянутые скулы…
Памела перебила его:
— Даю вам честное слово, что я не знаю, кто он. Он явился в один прекрасный день и сказал, что останется у нас. У него был вид совсем больного человека, и я думаю, что он действительно тогда был болен. Лемлейн сказал, чтобы мы оставили его у себя.
— А Лемлейн знает его?
— Мне кажется, знает…
Упоминание имени Лемлейна привело Уиллоуби в неистовство.
— Черт вас всех дери! — заорал он. — Почему мне не говорят, что здесь такое происходит? Абрамеску! Сейчас же переводите! — Но он не стал дожидаться, пока Абрамеску перелистает назад страницы блокнота. Он продолжал кричать:
— Я тут ни при чем, слышите? — Он вдруг вспомнил о Марианне, которая навлекла на него все эти неприятности. — Ну да, я с ней жил, что же из этого? Она всех обманула, обманула и меня.
Марианна бросилась было к нему, но он грубо оттолкнул ее. — Не подходи ко мне, ты! Fort! Weg![24] — Он использовал те немногие немецкие слова, которым она его научила.
У Марианны сузились зрачки. И этот от нее отступился. Щеки Уиллоуби, которые она столько раз гладила, противно обвисли, под глазами набрякли мешки. С Памелой и ее супругом покончено; что ж, можно округлить счет.
— Fort! Weg! — передразнила она. — Вот что значит: я теперь не нужна стала. Раньше, так только и слышно было, что Liebling да Madelchen.[25]
— Абрамеску! Иетс! Что она говорит?
Абрамеску писал, торопясь, как только мог. А Иетс не расположен был останавливать поток гневных обличений Марианны.
— Хороши голубчики, готовы растерзать бедную девушку за то, что ей нужна была крыша над головой, платье, чтобы прикрыть свое тело! Но ничего, Кларри, mein Liebling, мне про тебя тоже кое-что известно — ich weiss zu viel.[26]
Уиллоуби поднял руку. Еще минута, и он бы ее ударил.
— Ай-ай-ай! — сказал Иетс. — Офицер и джентльмен!
— Как насчет десяти процентов, которые вы с Люмисом берете с каждого предприятия в Креммене? Я ведь слышала! Я каждое ваше слово слышала тогда, в «Клубе Матадор»! Herr Leutnant! — Она повернулась к Иетсу, и он увидел, что у нее по щекам текут слезы. — Я бедная, одинокая девушка, меня каждый рад обидеть…
— Ладно, ладно, Марианна, — сказал Иетс, — мы вас не дадим в обиду… Абрамеску, вы все записали?
— Так точно, сэр, — сказал Абрамеску. — Обыкновенная походная машинка, если она в исправном состоянии, легко возьмет шесть экземпляров.
— Шесть экземпляров, — повторил Иетс. — Один из них пойдет подполковнику Уиллоуби… Капитан Трой, придется обеих женщин задержать до утра — только не сажайте их в одну камеру. У вас, я полагаю, возражений не будет, подполковник? Или вы еще настаиваете, чтобы фрейлейн Зекендорф находилась под вашей личной охраной?
— Вы болван, Иетс, — сказал Уиллоуби, дрожащими руками раскрывая перед ним свой портсигар. — Вы только и делаете, что наживаете себе врагов…
Иетс взял предложенную сигарету.
Перед тем как уйти из опустевшего кабинета, профессор Зекендорф тронул Иетса за локоть.
— Herr Leutnant, память моих детей…
— Да, да, — сказал Иетс. — Не беспокойтесь, профессор… Об этом мы позаботимся… — Он обнял старика за плечи.
— Благодарю вас, — сказал Зекендорф. — От всей души благодарю.
9
Катастрофа разразилась. Теперь нужно было сохранить спокойствие, тщательно взвесить все обстоятельства и срочно приготовиться к обороне. И Уиллоуби оказался на высоте.
Его негодование против Иетса, ужас, овладевший им, когда вслед за Марианной и Памелой объектом разоблачений оказался он сам, — все это были преходящие тревоги. Они улеглись, прежде чем машина Уиллоуби успела проехать полдороги от редакции до Гранд-отеля. Его сознание стало просеивать факты, навалившиеся на него в течение одного этого вечера. Он нехотя отдал должное той прозорливости, которая обеспечила Иетсу успех, а затем принялся перебирать возможные пункты обвинения.
Он отдал свои симпатии девушке, которая оказалась бессовестной мошенницей. Но ведь она обманула всех, не его одного. Конечно, он обязан был проверить ее через контрразведку; это, несомненно, — очко в пользу противника. Но он скажет, что в проверке отпала надобность, поскольку Марианна перестала работать в комендатуре.
Он принял на веру все, что касалось личности человека, жившего в замке Ринтелен под именем покойного мужа Памелы. Но почему он должен был усомниться? Ринтелены — вполне почтенная семья. Уиллоуби сердито фыркнул. Нужно поймать Троя и дать приказ об аресте неизвестного, пока Иетс не опередил его в этом.
Арест должен быть произведен быстро и без лишнего шума, так, чтобы слух обо всей истории не дошел до Фарриша. Если окажется, что незнакомец — фигура потенциально опасная, генерал этого так не оставит. Можно, конечно, сказать, что Марианна была помещена в замке специально для того, чтобы следить за его обитателями, — это даже, между прочим, правда! Кто же знал, что эта шлюха немедленно заведет шашни с мнимым майором Дейном! Все от чрезмерного доверия к фрицам! Ладно, теперь он прихлопнет всю эту ринтеленовскую шайку; березкинские акции Лемлейн ему уже передал, так что руки у него развязаны.
Лемлейн! Ведь и Лемлейн оказался замешанным в деле! Вот это действительно загвоздка! Такой услужливый, безобидный на вид человек — мелкий чинуша, не больше. Ездил с генералом на охоту, уступил ему оленя… Но кто знает, что у него все время было на уме? Памела говорит, что мэру известно настоящее имя ринтеленовского гостя… Наверно, снюхался с ним с самого начала. Черт бы драл этих фрицев, все они одинаковая сволочь! Но ведь Лемлейну не только этот секрет известен. Милейший мэр причастен и к сделке с ринтеленовскими акциями, и к истории с десятипроцентным налогом на все кремменские предприятия. Эти паршивые десять процентов, которые еще нужно было делить с Люмисом, — они ему теперь могут дорого обойтись. Лишнее доказательство, что не следует размениваться на мелочи, если хочешь вести крупную игру.
Вся злость, накипевшая в Уиллоуби, обратилась на Люмиса; кто, как не Люмис, впутал его в эту дурацкую аферу с десятью процентами! Но злость утихла, и Уиллоуби стал спрашивать себя: против кого же и против чего, в конечном счете, должен он принимать меры?
К тому времени как машина Уиллоуби подъехала к Гранд-отелю, у него уже был готов вчерне план действий.
Он ворвался к Люмису в номер и бесцеремонно растолкал его. Люмис, спавший в помятой пижаме и с не менее помятым лицом, проснулся не сразу. Но до его сонного сознания все же дошло, что Уиллоуби чем- то встревожен.
— Что вам от меня нужно? — спросил он заплетающимся языком. — Сначала отняли мою девочку,
