ВЕРНЫЙ МЕЧ

плеснуть на себя.

– Сир, – сказал мальчик, – Что сир Юстас собирается делать?

– Разрушить дамбу и дать отпор людям вдовы, если они попытаются остановить нас, – ответил Дунк.

Над водой поднимался пар, как туманная завеса.

– У них плетеные щиты, сир. Копье пробьет их, арбалетный болт – тоже.

– Может, нам удастся найти им что-нибудь из брони, когда они будут готовы.

И это в лучшем случае.

– Их могут убить, сир. Мокрый Уот еще почти ребенок. Уилл Ячмень собрался жениться, когда в следующий раз придет септон. а Большой Роб даже правой ноги от левой не отличает.

Дунк поставил пустой котел на утоптанный земляной пол.

– Роджер Пеннитри был еще младше, чем Мокрый Уот, когда погиб на Алом Поле. В войске твоего отца были те, кто только что женился, и те, кто еще даже не целовался с девушками. тех, кто не умел отличить правой ноги от левой, там были сотни, если не тысячи.

– Это другое дело, – возразил Эгг. – Там была война.

– И здесь то же самое. Только поменьше.

– Меньше и глупее, сир.

– Это не нам с тобой судить, – сказал ему Дунк. – Они обязаны идти на войну по призыву сира Юстаса… и умирать, если понадобится.

– Тогда мы не должны были давать им имена, сир. Нам будет хуже, когда они погибнуть, – Эгг потер лицо. – Если мы воспользуемся моим сапогом…

– Нет, – Дунк стоял на одной ноге, снимая сапог..

– Да, но мой отец…

– Нет, – второй сапог последовал за первым.

– Мы…

– Нет, – Дунк стянул пропотевшую тунику и бросил ее Эггу. – Попроси жену Сэма постирать это.

– Я попрошу, сир, но…

– Я сказал – нет. Или дать тебе в ухо, чтобы лучше было слышно? – Дунк взялся за штаны. Под ними ничего не было – для белья было слишком жарко. – Это правильно, что ты беспокоишься об Уотах и прочих, Но сапог – это на крайний случай. – 'Сколько глаз у лорда Бладрэйвена? Тысяча и еще один'. – Что твой отец сказал тебе, когда отдавал мне в оруженосцы?

– Брить или красить волосы и никому не называть своего имени, – неохотно проговорил мальчик.

Эгг служил у Дунка уже полтора года, хотя иногда казалось, что прошло уже лет двадцать. Вместе они прошли через Перевал Принцев и пересекли глубокие пески Дорна, и красные, и белые. Они спустились по Зеленой Крови до Планка, а оттуда сели на галеас 'Белая Леди' до Олдтауна. Они спали в стойлах, кабаках, ночевали в канавах, делили хлеб со святыми братьями, шлюхами и комедиантами и пересмотрели сотни кукольных представлений. Эгг ухаживал за конем Дунка, точил его меч, чистил его кольчугу. Он был таким хорошим спутником, какого можно только желать, и межевой рыцарь стал думать о нем почти как о младшем брате.
Которым он не был. Это было яичко из драконьего гнезда, не из куриного. Эгг мог быть оруженосцем у межевого рыцаря, но Эйгон из Дома Таргариенов был младшим, четвертым сыном Мэйкара, принца Летнего Замка, который был четвертым же сыном покойного короля Дэйрона Доброго, второго этого имени, что сидел на Железном Троне двадцать и еще пять лет, пока Великое Весеннее Поветрие не взяло его.

– Всем известно, что Эйгон Таргариен после турнира в Эшфорде вернулся в Летний Замок со своим братом Дэйроном, – напомнил мальчику Дунк. – Твой отец не хотел, чтобы стало известно, что ты бродишь по Семи Королевствам с каким-то межевым рыцарем. Так что чтобы я больше не слышал о твоем сапоге.

Ответом был только мрачный взгляд. Глаза у Эгга были большие, а на бритой голове смотрелись еще больше. При тусклом свете лампы его глаза казались черными, но при другом освещении становился виден их истинный цвет – глубокий темный фиолетовый. 'Валирийские глаза,' – подумал Дунк. В Вестеросе такие глаза и волосы, сияющие подобно кованому золоту пополам с серебром, имели только те, кто был драконьей крови.