— Может, червяк в банане попался? Или муха в молоке…
— Ой, как вы умеете утешить… Вот теперь стошнит точно! Подвиньтесь…
— Ради бога, только не на мой сапог, а впрочем… почему бы и нет?!
От удивления Рахиль вытаращила глаза, усилием воли загнав взбунтовавшиеся бананы обратно в желудок. Юмор заключался в том, что Иван Кочуев этих слов не произносил. Они раздались извне хорошо поставленным, размеренным мужским голосом.
— Я имел в виду, что Колесо мироздания от этого не остановится, а вмешиваться в ход естественных реакций организма с бесчувственной корректировкой желаемого места проистечения событийного ряда — бестактно, а главное, бессмысленно. Ибо теряется сама концептуальность акта!
— Вы поняли? — шёпотом уточнила девушка.
— В-в… принципе да, — также шёпотом ответил молодой человек. — Но разложить всё в логическом порядке не берусь…
— Не надо о деталях — вы поняли, ЧТО это было?!
— Хм, если приглядеться… — Иван заглянул в проём между шкафами и раздумчиво добавил: — Больше всего ОНО похоже на эльфа.
— Ванечка, простите, вы — дурак?
— Понимаю, сам чувствую себя идиотом, но, кроме эльфа, больше некому…
Когда любопытная еврейка вылезла из-за плеча честного казака, то и её взгляду предстало весьма проблематичное зрелище. За шкафом полусидя-полулёжа развалился долговязый тип со внешностью побитого молью толкиениста с семидесятилетним стажем. Длинные седые волосы собраны на затылке в засаленный хвост, высокие сапоги скорее похожи на чулки с бахромою, одежда явно не бывала в стирке со дня первой примерки, а узкое лицо печальностью образа вызвало бы комплекс неполноценности даже у Дон Кихота. Миндалевидные глаза полуприкрыты длиннющими белыми ресницами, и главное, уши — уши острые и вытянутые, как у добермана. То есть как ни крути, но по описанию — натуральный эльф! Насмотревшись всласть, бывшая военнослужащая вновь взялась за автомат…
— Не позволю, — подъесаул решительно загородил лежащего.
— А если он опасен?
— У тебя все опасны, все террористы и все антисемиты, в кого ни плюнь! Я сказал, не позволю! Во- первых, он нам ничего плохого не сделал, во-вторых, это реликтовый фольклорный персонаж, в-третьих, он вообще связан, а в-четвёртых — у тебя что, с мужиками проблемы? Весь день только на нас и бросаешься…
— Мама, он ещё и психолог… Столько талантов в одном, отдельно взятом казаке я буквально не переживу! — привычно пробубнила девушка, но стрелять, разумеется, не стала. Да и не собиралась, по совести говоря. Вполне хватало того, что последнее слово осталось за ней…
— Не ссорьтесь, дети мои. — Эльф из-за шкафа вновь соизволил подать голос. — Эмоциональный всплеск при выяснении отношений настолько способствует взаимопониманию, что вы рискуете безоглядно влюбиться друг в друга. А это место хуже всего подходит для пасторалей — ни ручейка, ни солнышка, ни травки. Особенно травки…
Иван и Рахиль пылко обменялись взглядами, полными ужаса, ибо мысль о любви с ТАКОЙ противоположностью не посещала их даже в страшных снах.
— Э-э, вы, гражданин, я сугубо извиняюсь, кто?
— Милая девушка, ваш вопрос лишён логики, — медленно приподняв ресницы-опахала, ответил мужчина. — Если индивидуум легко может сказать, кто он, то этот тип попросту глуп и не знаком даже с азами философии.
— Имя? — быстро сориентировалась израильтянка.
— Что в имени моём… Оно — облако над лесом, былинка под ветром, рябь на поверхности озера… Миг — и изменчиво, как унесённое песком время!
— Национальность? Вероисповедание? Профессия? Отношение к еврейскому народу? И если антисемитизм, то почему сразу да?!
— Слушай, ты успокоишься сегодня?! — не выдержав, вмешался казак.
— Сначала я добью этого эльфа-философа! Он же мне прямо в глаза издевается на корню, а я молчи?!
— Дозированная экспрессивность помогает избежать нервного перенапряжения, но если вам непременно требуется кого-нибудь убить именно сейчас, то, может быть, всё-таки не меня, а их?
Молодые люди дружно обернулись — за их спинами стояли двое бесов (инопланетян), тех самых, которые были успешно застрелены без особого суда и следствия. Дырок от пуль уже не наблюдалось, фасеточные глаза горели синим, в руках (лапках) одного поигрывал знакомый шприц, другой угрожающе покачивал стволом многотрубчатого предмета явно военного назначения.
— Етйаничан, Код! Илсе акмас ястенивд — я юялертс.
— Окьлот ен в уволог! «Мы пришли с миром, мы несём вам любовь…» Ятох… етеанз, Снаг — умок нежун ёе зифопиг, ым еж онваден илакартваз?!
Иван косо глянул на автомат Рахили, она в свою очередь покосилась на его шашку. Оба прекрасно понимали — времени ни на выстрел, ни на замах нет. Но более всего их, конечно, сразил тот неоспоримый факт, что перед ними стояла та самая, безвинно убиенная парочка, каких-то десять-пятнадцать минут назад в упор расстрелянная прозорливой военнослужащей государства Израиль. Прозорливой, поскольку теперь господин подъесаул отнюдь не сожалел о её скоропалительности в плане принятия решений и приведении приговора в исполнение.
— Рахиль, — не поворачивая головы, одними губами позвал казак.
— Прицельно выстрелить не успею, если вы об этом, — таким же макаром ответила девушка. — А если не об этом, то на другую тему я вся — сплошное внимание!
— Вот я и хотел предложить — умрём героями?
— Второй раз?!
— Таки логично, — вынужденно признал Иван.
— Етилок, Код! Я ужред хи ан елецирп.
— Мы пришли с миром, мы несём вам любовь… — привычно занудил тот, что со шприцем. Наши герои резко выдохнули и наверняка сделали бы какую-нибудь непростительную глупость, как вдруг нога в высоком сапоге — одним мягким движением — опрокинула шкаф! Сказать, что удачно, значит не сказать ничего. От двух приставучих бесов-инопланетников остались торчать лишь вздрагивающие антенки, в россыпи битого стекла… Рахиль, уважительно присвистнув, покосилась на лежащего эльфа. Тот невозмутимо пожал плечами:
— Я не сторонник насилия, но иногда приходится вмешиваться в неумолимое течение судеб, когда необходимость процесса начинает принимать угрожающие формы. Бытие определяет сознание, но сознание мстит…
— А давайте я просто скажу «спасибо»? Потому что, когда при мне говорят такие длинные и умные вещи, — мне сразу хочется нажать на курок!
— Короче, я заткнулся, — охотно согласился эльф. Иван лишний раз обошёл упавший шкаф, потыкал шашкой в рожки придавленных, убедился, что не шевелятся, и извинился за двоих.
— Мы действительно вам очень благодарны. Но поймите и нас — день не задался с самого начала. Ну, то, что я умер, ещё полбеды, а вот православному казаку попасть в Рай с оголтелой иудейкой, вооружённой как коммандос — знаете ли, не мёд…
— И это после всего того, что я для вас сделала?! — Рахиль так искренне, горько, безутешно (и, главное, высокоскоростно!) разрыдалась, что даже эльф с укоризной поднял взгляд на бурого подъесаула. Если бы Иван Кочуев мог провалиться сквозь землю, то сделал бы это не задумываясь. Объяснить, сколько густой казачьей крови из него выпила ревущая «жертва махрового антисемитизма», было некому — в смысле всё равно никто не поверит.
Однако пока он терзался душевными сомнениями и выбором правильного пути, девушка неожиданно прекратила вой и, не вытирая слёз, в две минуты ввела нового незнакомца в суть дела. Типа жили — умерли — попали в Рай — а там всё не так… Рикшасы к православным казакам пристают, богиня Кали фундаментальных иудеек на жертвенный стол требует, а бесы-инопланетяне вообще замахнулись на обоих
