Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

прикасался к руке Сталина, как к горячему железу… Берия грубовато сказал: «Вы врач, так берите как следует». Лукомский заявил, что правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он не в состоянии говорить. Состояние тяжелое». Казалось бы, эта часть свидетельства Хрущева совпадает с рассказом Лозгачева.

По записям Мясникова, сделанным со слов министра здравоохранения Третьякова, после того как утром «в седьмом часу» Сталина нашли «распростертым на полу… больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время». То есть этой официальной версией обнаружение больного на полу переносится уже на утро 2 марта.

Но, описывая прибытие врачей, Хрущев дальше начинает врать: «Тут ему сразу разрезали костюм, переодели и перенесли (курсив мой. — К.Р.) в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей».

Однако вспомним. Лозгачев рассказывал, что больного перенесли из «малой столовой» в «большую столовую на большой диван… Мы перенесли потому, что там воздуха было больше… Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки». Эта перетранспортировка произошла, по его словам, в 10 часов 30 минут вечера 1 марта, когда Старостин якобы передавал по телефону Игнатьеву информацию о том, что Сталина нашли лежащим на полу. Но Хрущев в воспоминаниях утверждает, что, прибыв после этого звонка охраны на дачу, члены политбюро в главный дом якобы не заходили.

Очевидно, что переодевание и перенос больного из помещения в помещение происходили без участия профессора Лукомского. Врачи просто не имели права разрешить недопустимую транспортировку больного в инсультном состоянии, тем более его «переодевание», но, по признанию Хрущева, это было сделано.

Когда? С какой целью? И в какую одежду? Ответ на второй вопрос можно найти в описании последних минут жизни Вождя. Молодых специалистов Г.Д. Чеснокову и Владимира Неговского привезли из НИИ с установкой для искусственного дыхания. Кроме них, никто не умел ею пользоваться.

«К вечеру 5 марта сердце начало останавливаться, — вспоминала Г.Д. Чеснокова. — Мы с Неговским решили — надо делать массаж сердца. Мы открыли его грудь. Сталин был одет в домашний халат, под ним рубаха без пуговиц, брюки. Я распахнула халат, спустила брюки. Рубашка мешала. Я сначала хотела ее стянуть, а потом разорвала. Руками. Я сильная была. А ножницы искать уже времени не оставалось. Было видно, что сердце останавливается, счет шел на секунды. Я обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и мы с Неговским начали попеременно делать массаж — он пятнадцать минут, я пятнадцать минут».

Эта «рубашка Сталина» мешала не только Галине Дмитриевне. Обратим внимание. Она появляется во многих свидетельствах. Дважды в рассказе Лозгачева. Когда Матрена Бутусова раскатывала у нее рукава и затем: «В 9 часов 2 марта приехали врачи… Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать рубашку на товарище Сталине». «Пришлось разрезать ее ножницами», — пишет Рыбин.

Но что поражает в воспоминаниях Чесноковой? Это то, что на умиравшем был домашний халат! Если бы его переодевали врачи, то «домашний халат» совершенно не уместная одежда для находившегося в бессознательном, инсультном состоянии больного. Как будет видно позже, в освидетельствовании утром 2 марта врачи отметили: «больной лежит на диване на спине… абсолютный покой, оставить больного на диване».

То есть в домашний халат больного одели до прихода врачей и с единственной целью: создать впечатление, что в момент наступления инсультного состояния он только что встал с постели. Как вскользь упоминает С. Аллилуева, «…через несколько часов, так как вся охрана дачи и вся обслуга уже не на шутку разъярились. Наконец члены правительства потребовали, чтобы больного перенесли в другую комнату, раздели и положили в постель, — все еще без врачей».

Кто эти «члены правительства»? По чьему указанию перенесли и переодели больного? Чтобы ответить на эти вопросы, вернемся к «мемуарам» Хрущева. «Тут ему сразу разрезали костюм, — рассказывал он, — переодели и перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха».

Примечательно, что в другом фрагменте дочь Сталина пишет, что решение высших чинов охраны «соблюдать «субординацию»: известить сначала своих начальников и спросить, что делать… заняло многие часы (отец лежал тем временем на полу безо всякой помощи), и наконец приехало все правительство, чтобы воочию убедиться, что действительно произошел удар, — диагноз, который первой поставила подавальщица Мотя Бутусова». Очевидно, что С. Аллилуева «правительством» называет «четверку» политбюро: Хрущев, Маленков, Берия и Булганин.

С учетом приведенных свидетельств и версий попробуем все-таки разобраться, что же произошло на Кунцевской даче в действительности?

Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся реконструировать события на основе приведенных выше документов, дополнив их логическими связками, и будем исходить из общеизвестной истины, что всякая обдуманная ложь на 99 % строится на реальных событиях, позволяющих создать достоверный фон случившегося, и только один ее процент служит для искажения самого существа информации.

Правда, распространена и обратная разновидность лжи: откровенная клевета, но это полемическая форма политической борьбы, и в данном случае она не могла быть реализована полностью.

Так как же могли реально развиваться события в действительности?

Хрущев в своих воспоминаниях указывает: «В феврале 1953 г. Сталин внезапно заболел. Как это случилось?» Обратим внимание, что автор внезапную болезнь связывает не с мартом, что казалось бы естественным, а именно с февралем. С днем совещания, начавшегося в 24 часа 28 февраля, с «обедом» на сталинской даче.

Между тем он неоднократно подчеркивает, что, прощаясь с гостями, Сталин был здоров. «Мы уехали в хорошем настроении, — отмечал он в воспоминаниях, — потому, что ничего плохого не случилось, а не всегда такие обеды кончались в добром тоне».

А. Гарриман тоже пишет в книге «Мир с Россией», что Хрущев рассказывал ему: «Однажды в субботу он пригласил нас на ужин на загородную дачу. Сталин был в хорошем настроении. Это был хороший вечер, и все мы были довольны».

Казалось бы, как это обычно бывает, Хрущеву можно блеснуть своей наблюдательностью и говорить, что еще накануне он заметил признаки болезни. Но нет. Он упорно настаивает, что Сталин был в абсолютном здравии и был здоров. Это не может не настораживать.

Более того, как уже указывалось выше, Хрущев все-таки проговорился, рассказывая: «в последний субботний вечер, и он был в хорошем настроении, казался нам здоровым, и внешне ничего не вызывало какой-либо тревоги относительно такого конца, который наступил уже к утру».

Поэтому возможно, что Сталин неожиданно потерял сознание уже в присутствии Хрущева, Берии, Маленкова и Булганина, еще в ходе совещания около четырех часов утра. Этому мог предшествовать эмоциональный стресс в ходе состоявшегося напряженного разговора. Гусаров вспоминал, что перед отъездом посетителей при выходе из дома «Маленков облегченно вздохнул».

Бессознательное состояние наступило в момент, когда он сидел на диванчике. Растерянные «соратники» решают, что предпринять? Первым их порывом было вызвать охрану, но тогда последует неприятная процедура. Оказавшись в роли свидетелей, им в любом случае придется объяснять как это произошло. Могли возникнуть шероховатости. Кто-то, вероятно, Хрущев или Берия, подает мысль оставить все как есть и ждать дальнейшего развития событий.

Причем у «четверки» практически нет сомнений в их трагическом завершении, но этому нужно «помочь». Решившись на такой шаг, они объясняют начальнику караула Хрусталеву, что «Хозяин» «перебрал» и, чтобы не ставить Сталина в неудобное положение, тревожить его не надо. Такой вариант развития событий мог бы стать единственным логическим объяснением последовавшего странного поведения охраны.

Совещание у Сталина началось в 00 часов 1 марта, и, как бы ни был велик круг обсуждаемых