телеграмму полностью. Молотов, после некоторого раздумья, сказал, что он допустил кучу ошибок, но считает несправедливым недоверие к себе, прослезился…
Мы напомнили Молотову о его крупной ошибке в Лондоне, когда на Совете министров (иностранных дел союзных держав) сдал позиции, отвоеванные Советским Союзом в Потсдаме, и уступил нажиму англо- американцев, согласившись на обсуждение всех мирных договоров в составе 5 министров (с участием Франции и Китая)…
Мы сказали Молотову, что все сделанные им ошибки в вопросах цензуры идут в одном плане политики уступок англо-американцам и что в глазах иностранцев складывается мнение, что у Молотова своя политика, отличная от политики правительства и Сталина, и что с ним, Молотовым, можно сработаться…»
Конфликт приобретал необратимый характер, и, стремясь разрядить ситуацию, Молотов самокритично написал Сталину: «Мною допущены серьезные политические ошибки в работе… Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне как большевику и человеку, что понимаю как самое серьезное партийное предостережение… Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже жизни».
Видимо, Сталин посчитал разногласия исчерпанными, и шифрограмму от 9 декабря он озаглавил: «для четверки». Но затем он исправил обращение: «Молотову для четверки».
В окружении Сталина было немало людей, обладавших сильными деловыми качествами и высоким профессионализмом. Даже его фантастическая работоспособность не позволяла ему браться за все и контролировать все. Сталин давал большие права людям, решавшим государственные задачи, и то, что он не успевал сделать сам, он доверял ближайшим помощникам.
Их окружали почет и слава, их знала вся страна, их именами называли города и колхозы, предприятия и корабли. Молотов относился к их числу. Будучи требовательным к себе в вопросах соблюдения первоочередности государственных интересов, Сталин ожидал такого же от своих сподвижников.
Прежде всего он был политиком, и одним из его основных принципов являлось правило: думать о завтрашнем дне. Игнорирование обязанностей, ошибки он не спускал никому — даже самым близким людям. Тем более в принципиальных вопросах.
Обладавший огромной работоспособностью сам, он требовал этого же и от окружавших его людей. Кто не выдерживал — уходил. Да, ему часто недоставало деловых специалистов, но в этот период государство нуждалось и просто в работоспособных людях. Потери в людях в результате немецкой агрессии были огромными.
«Я не привык жаловаться, — заявил Сталин на Потсдамской конференции союзникам, — но должен сказать, что… мы потеряли несколько миллионов убитыми, нам людей не хватает. Если бы я стал жаловаться, я боюсь, что вы тут прослезились бы, до того тяжелое положение в России».
Страна обрела мир, но он достался нелегкой ценой. Демограф С. Максудов на основе данных переписи населения 1941-1946 гг., опубликовавший сведения «о весьма значительной
Он сделал аргументированный вывод: «…И, значит, действительные жертвы войны —
Согласно «сравнительной таблице балансов использования людских ресурсов в Вооруженных силах СССР и Германии в период Второй мировой войны» демографические потери (списочного состава) на советско-германском фронте 1941-1945 гг.: СССР — 8668,4 тыс. чел. Германия — 5076,7 тыс. чел. Из них безвозвратные потери (убито и умерло от ран, болезней, погибло в катастрофах, покончило жизнь самоубийством, расстреляно по приговорам судов): СССР — 6885,1 тыс. чел.; Германия — 4457,0 тыс. чел.
Если вспомнить, что умершие от ран после истечения трехдневного срока с момента ранения в Германии
Но, чтобы сравнить уровень «милосердия», следует указать, что из числа пропавших без вести и сдавшихся в плен во время Второй мировой войны 5059,0 тыс. человек было со стороны СССР и 7387,0 тыс. чел. со стороны Германии. Различие в том, что в гитлеровском плену умерло 2300,0 тыс. советских военнопленных, а в советском только 442,1 тыс. немцев.
Завершилась самая тяжелая война в истории человечества, но это была и самая крупная победа. В речи, произнесенной 9 февраля 1946 года, Сталин заявил: «Война устроила нечто вроде экзамена нашему советскому строю, нашему государству, нашему правительству, нашей Коммунистической партии и подвела итоги их работы… Наша Победа означает прежде всего, что победил наш советский общественный строй».
Теперь страна, измученная, обезлюдевшая, выстрадавшая невзгоды войны, жаждала плодов мира. Хотелось надеяться, что долгожданный мир обеспечит все для счастливой жизни, а еще лучше — сразу. Вождь знал, чего желает народ, и направлял свои усилия на удовлетворение таких чаяний.
Останавливаясь на ближайших перспективах по ликвидации последствий войны, Сталин указал: «Не говоря уже о том, что в ближайшее время будет отменена карточная система, особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся
Он знал, что говорил. Кто решится отрицать значение в жизни общества науки? Величие Сталина как государственного деятеля в том, что он реально воспринимал жизнь. Он не давал популистских, невыполнимых обещаний. Повышение жизненного уровня населения страны он напрямую связывал с развитием науки.
Он опирался в своих расчетах на творческий потенциал той части населения, которая стояла на острие технического прогресса. Его планы — не благие намерения или отвлеченные от реальной жизни фантазии мечтателя. Это стратегия, основанная на науке, цементирующей фундамент прогресса. Со временем, под влиянием Сталина, в стране сложился определенный культ ученых и вера в почти безграничные возможности науки. Но, увы, корифеи умственного труда не всегда оправдывали такие надежды, и не только в технических исследованиях.
Читая антисталинскую литературу, нельзя не поразиться звериному примитивизму, которым наполнены эти работы. Написанные по большей части «профессионалами», они оставляют впечатление исторической безграмотности, замешанной на стремлении осквернить все, что составляет ценность национального самосознания народов России. В них белое подменяется черным, а черное мажется краской злословия, вообще не имеющей отношения к историографии.
Широко известно, что антисталинский шабаш «пишущей интеллигенции» вокруг памяти Вождя был организован Хрущевым. И кампания, поименованная борьбой с так называемым культом личности, превратилась в состязание привилегированной прослойки околопартийных приспособленцев и номенклатурщиков, в культовое шаманство «интеллигенции» по очернительству одного из самых выдающихся деятелей в истории цивилизации.
Говоря о значимости подобных «всемирно-исторических людей, героев какой-нибудь эпохи», Гегель писал: «Такие лица, преследуя свои цели, не сознавали идеи вообще; но они являлись практическими и политическими деятелями. В то же время они были мыслящими людьми, понимавшими то, что нужно и что
Их дело было знать это всеобщее, необходимую ближайшую ступень в развитии их мира, сделать ее своей целью и вложить в ее осуществление свою энергию».
Однако «от великого до смешного — один шаг». Как отмечает Ричард Иванович Косолапов: «Общая черта руководителей послевоенного периода советской истории состояла в том, что все они без исключения претендовали на то, что живут, трудятся и управляют «по Ленину»[14]
