процесс. И вдруг Махарадж-джи начал выдавать мой образ этому человеку, заявив: 'Это д-р Альперт из Америки, он профессор Гарварда... великий святой'. И судья обернулся и сказал: 'Вот как, может, вам хотелось бы побывать в суде?'. А я происхожу из семьи юристов и провел в судах времени больше, чем хотелось бы. Я приехал в Индию, чтобы быть с Махарадж-джи и не хотел побывать в суде, но я попался на свою социальную принадлежность и сказала 'Да, мне было бы очень приятно'. Тогда он говорит: 'Хорошо, можно завтра в десять?' И я почувствовал, что попался из абстрактного в конкретное. И сказал: 'Ну, вам следует спросить моего Гуру', воображая, что тот меня спасет от этой западни. Но Махарадж-джи сказал: 'Если Рам Дасс говорит, что это было бы приятно, значит это будет приятно. Он будет в десять'. А потом указал на меня, как бы говоря: 'Смотри, парень, любишь кататься, люби и саночки возить. Командир-Карма тебя достанет'. Вот я и отправился в суд и присутствовал на суде над убийцей, а потом зашел в юридическую библиотеку, и библиотекарь оказался большим почитателем 'Рамайяны', вот и все. Но только тогда, когда начинаешь признавать, что это помещение для ревю в баре, где и пребывают все юристы. А все юристы смотрели на меня, представителя Запада, эскортируемого этим весьма важным лицом, с которым все были угодливо вежливы. Тут они перешли к делу и попробовали обсудить со мной политику Никсона в отношении Китая. В то время это очень занимало Индию, а я только что прочел журнал 'Таймс', и был таким образом в прекрасном положении специалиста. Так что я говорил о блоках, о России, и об урегулировании, я им выдал целую снежную лавину. Когда я вернулся, Махарадж-джи спросил меня: 'Ну и чего же было в суде?' И всякий раз, как я собирался рассказать ему, он рассказывал мне, потому что он явно видел все это с какого-то иного уровня. Так что я подумал, что все уже позади, и что я выучил свой урок. Именно в тот вечер глава ассоциации юристов пришел к Махарадж-джи на даршан. И он мне сказал: 'Мы думали, может, вам выступить в Ротери Клаб и в 'Обществе почетных юристов', - 'О, нет', - подумал я, - 'я намерен покончить с этим нудным судейским обходом'. Так что я сказала 'Я, собственно, не хочу, спросите Махарадж-джи'. Я не старался даже быть приятным. Я думал, что лучше буду правдивым по-настоящему. А если он мне скажет, что я должен это сделать, я сделаю. Тогда он поднимается и говорит: 'Махарадж-джи, нам было очень приятно, если бы д-р Альперт выступил перед 'Обществом почетных юристов' и в Ротари Клаб'. Махарадж-джи выглядел очень довольным. Если бы вы знали Махарадж-джи, который сидел со своим одеялом и кувшином для воды и головы не ломал, вы бы поняли, что все это ерунда с того места, где он находится. Но вот он очарован. И он заявляет всем: 'Рам Дасс будет выступать в Ротэри Клаб', так, словно хочет сказать: 'Вот оно, наконец-то мы пробились, теперь мы заживем'. И сердце у меня упало. Какой-то миг я думал: 'Он просто меня вынуждал, он хочет меня эксплуатировать, чтобы сделать свои дела в Индаи. О прокаятье, опять я попался'.
А потом он говорит: 'И о чем же ты будешь говорить?' Он страшно заинтересовался. А я сказала 'Ну, я не знаю, Махарадж-джи, я думаю - я буду говорить о Законе как о Дхарме'. Я буквально цеплялся за соломинку.
- 'Ага - говорит он - будешь говорить о Ханумане?'
- 'О, конечно, Махарадж-джи', - говорю я.
- 'Это хорошо', - говорит.
А я вижу, как выражение лица у юриста изменилось. Тогда Махарадж-Лжи говорит: 'Ты намерен говорить обо мне?'
- 'Конечно, Махарадж-джи', - говорю я, - 'вы же мой Гуру',
- 'Ну, хорошо. Будешь говорить о Христе?'
- 'Определенно'.
Тогда юрист сказал: 'О, нам бы хотелось, чтобы он говорил о политике Никсона в отношении Китая'. А Махарадж-джи обернулся к нему и говорит: 'О нет, Рам Дасс не верит в мирские вещи. Он может говорить только о Боге; вот все, о чем он способен говорить. Рам Дасс говорит только о Боге'
- 'Верно', - говорю я, - 'я говорю только о Боге'.
А юрист говорит: 'Что ж, в таком случае, ему, может быть, не стоит выступать перед всеми. Может, у меня дома соберется несколько юристов, которых это интересует'.
Так интерес к моей особе со стороны этой, самой мирской группы людей, испарился начисто.
А я подумал: 'Замечательно, мне только что дали указания. Все что мне следует делать, - это говорить о Боге всю оставшуюся жизнь, и я спасен. Мне не следует встревать во всю эту мирскую ерунду'. Но я вернулся на Запад, а на Западе смешно говорить о Боге. Это немодная тема. Не то, чтобы Бог умер, просто Бог - не жизненное понятие. Я много говорил о Будде за последние годы, но это ненадежно, потому что я более чем поверхностно знаком с буддизмом. А буддийская философия фактически не связывает себя сколь-нибудь с понятием Бога. Меня очень привлекает простота и ясность и Дзэн-Буддизма. Так что с одной стороны я натыкаюсь на дзэнскую сторону себя, которая находит понятие Бога ненужным добавлением к простой вселенной. А с другой мой Гуру, заявляющий: 'Говори только о Боге'. Так вот, этот мир, вселенная, выглядит иначе, когда сознание переключается. Большинство из нас начинает с того, что мы - суть психологические существа, отождествленные со своими психологическими накоплениями. Мы - эмоциональные, думающие, чувствующие сущности. В буддизме вы узнаете об аникка, духкха, анатта, изменчивости, неудовлетворенности и пустоте всех феноменов. Вы узнаете о непостоянстве вещей, мыслей. О преходящей природе всех состояний бытия, чувств, понятий. Узнаете о страдании, которое вызывается привязанностью к этим понятиям. И, наконец, с анатта вы обнаруживаете, что даже понятие 'я' должно уйти. Будь то 'я' физическое, психологическое, астральное, душевное или Вечное 'Я'. Понятия - это понятия, а понятия должны уйти. И даже понятие озарения, Нирваны или того, что выше 'Я' - это лишь еще одно понятие. Тогда зачем нам, как существам психологическим, которые находятся здесь со всеми своими проблемами, мелодрамами, попытками, стараниями, пробуждениями и всем прочим, - покупаться на еще новые понятия, когда вся игра состоит в том, чтобы избавиться от них и выйти за понятия? Бог - это понятие. Душа понятие. И когда я говорю вам, что вы - некая духовная сущность, которая приняла рождение для того, чтобы прорабатывать свою карму, то на самом деле нет никакого 'вы', чья карма должна быть проработана. Есть лишь видимая проработка событий, одно из которых есть то понятие, какое вы имеете о себе. А когда все это распадается в результате все более и более глубокой медитации, все более и более глубокого опустошения, вы вместе с миром исчезаете в Пустоте. Так вот, я пришел к пониманию того, что в путь мой входит сердце, поток. Путь не может вытекать из факта. Это должно быть направляющим острием моего метода. И на пути благочестия вы работаете с формами для того, чтобы преобразовать собственную личность. И в этом процессе вы ломаете те привычки, которые вы считали своими реальностями и собственным определением себя. И новые реальности, новые понятия, которые вы принимаете, поскольку они были приняты намеренно, уже не имеют над вами той власти, что и прежние. Это пользование искусными средствами, чтобы избавиться от одного, когда как в последствии вы избавитесь и от этой помощи. Рамана Махарши говорит об этих понятиях, в особенности о понятии 'я', как о палке, которой пользуешься, чтобы помешивать в погребальном костре. Если вы поедете в Бенарес, вы узнаете, что тела сжигают в местах сожжения - гхат, а люди с толстыми палками копаются в пепле, чтобы убедиться, что все сгорело. А после того, как они покончат с копанием в данном костре, когда тот подходит к концу, они бросают палку в огонь, и она тоже сгорает.
Так же и с разными Гуру, учителями, методами и с Богом. Ибо то, что есть Бог, находится за пределами понятия о Боге. Это в точности то же, что и мантра 'Гате Гате Парагате Парасамгате Бодхи Сваха'. Это за пределами понятия о запредельном. Вот в иудаизме за исключением хасидской традиции, отчасти ближе всего подходишь к Богу, когда вступаешь в Его присутствие, но дуализм сохраняется до самого конца. Это все-таки дуалистично, в конце концов, Я - Ты. В традиционном иудаизме - это богохульство - думать о слиянии с Богом, ибо Бог не познаваем, это - Б-г, он невыразим. Это слово, которое нельзя произнести.
С моей точки зрения, как человека сердца, человека благочестивого, у меня есть Гуру, а вот - Хануман, вот - Кали, вот Дурга, Кришна, Рам, вот Иисус, Будда, вот Рамакришна вот Рамана Махарши. Мой мир населен этими Сущностями. Они не более реальны, чем вы. Единственная разница между ними и вами в том, что они знают, что они не реальны, и они свободны. Вы же все еще думаете, привязанные к тому, что вы считаете, что думаете. А они - нет. Они суть так называемого сингха в буддизме или сатсанг в индуизме общество существ, с которыми я живу. От них не исходит ничего, что могло бы меня поймать в западню, потому что они знают, что все это липа, все просто космический танец бытия.
Я сидел перед Махараджем-джи - перед этим человеком на подстилке из одеяла - и просто любил его.
