ячейке. А совсем недавно с вашим сыном случилась беда — парень сбежал из военной части, прихватив оружие. Открыл стрельбу, был арестован, сейчас находится под следствием, — Стася внимательно следила, как меняются ощущения женщины. Еще чуть-чуть и она заговорит. Ее страх сменился желанием избавиться от груза, давившего на нее все эти дни, — Вы винили в своих бедах Забияко. Правда? Ведь это из-за него жизнь сына полетела под откос! Теперь он проведет свою молодость в тюрьме…
— Да! Да! Да! — наконец прорвало Антонину Петровну, — Из-за него гада! Если бы не этот урод, Лешенька учился бы в Москве. У него душа ранимая. Нежная. Я знала, знала, что не сможет он в армии. Не для него это! Но сделать ничего не могла. Денег на то, чтобы его от службы отмазать, уже не было. А все из-за него! Да, я его столкнула! Я ему в глотку стекляшку засунула! Чтобы он подавился моим кольцом! Оно — все, что от родителей осталось! — женщина уткнулась лицом в клетчатый подол и разразилась рыданиями.
— Уводите ее, — тихо сказал Леонов, — Представление окончено.
Стася внимательно разглядывала свое отражение. «Продукт генной инженерии, говорите? Девочка из пробирки? — размышляла она, — Эх, родители, не могли мне нос поизящнее сделать! И глаза не такие круглые, а миндалевидные, как у мамы». Она тяжело вздохнула и села на кровать. Дядя Тарас настоял, чтобы Стася провела в больнице еще три дня. Спорить было бесполезно. На беду заботливый Стас выбил для своей тезки отдельную палату. Теперь валяйся тут в одиночестве. Даже поболтать не с кем. Девочка еще раз вздохнула и принялась усердно штриховать очередную большеглазую воительницу. Это уже была шестая по счету героиня аниме, нарисованная Стасей в больнице. Предыдущие красотки украшали серо- зеленую стену над кроватью изнывающей от скуки девочки.
Рядом, на тумбочке лежал больничный бланк, на обратной стороне которого бабушка, чуть дрожащей рукой, написала последнее послание своей внучке. В нем она рассказывала обо всем том, что Стас еще раньше успела услышать от Вадика и дяди Тараса. Генетическая модификация… гены великой сыщицы или талантливой преступницы… немецкий научный центр… И только в самом конце Стася нашла то, что всю жизнь тайно мечтала услышать от суровой Эльвиры Эдуардовны:
«… Я всегда говорила, что ты самая обыкновенная девочка. Знаю, как обижали тебя мои слова. Просто, мне казалось, они смогут защитить мою малышку от тех способностей, которые вложили в нее родители. Прости меня, Стасенька! Ты самый удивительный и талантливый человек и тех, кого я когда-либо знала. И дело тут не в генной инженерии — дело в тебе самой. Даже если этот несчастный ген никогда не проснется, ты все равно сможешь стать тем, кем пожелаешь: художником, ученым, искусствоведом и даже, наверное, сыщиком. Но как бы ни сложилась твоя судьба, я уверена: все мои страхи были напрасны — ты выросла прекрасным человеком. Настоящим другом и лучшей внучкой на свете. Надеюсь, что в этом есть хотя бы самая малость моей заслуги».
Крыс внимательно наблюдал за своей хозяйкой, которая, отложив рисунок, снова и снова перечитывала бабушкино письмо. Кажется, он понимал ее. Стася чувствовала, как от зверька исходят волны сочувствия, пахнущие жасмином. А еще, судя по всему, он не прочь подкрепиться. Ничего, скоро дядя Тарас придет — вкусненького принесет.
Неожиданно дверь палаты отворилась, и в образовавшуюся щель протиснулась белокурая голова.
— Мила? Привет! Как ты сюда попала?
— Мы с девчонками… навестить тебя решили, — потянула она запинаясь.
Дверь окончательно распахнулась и впустила всех обитательниц комнаты номер пять.
— Мы пришли прощения попросить, — призналась Женя, — За то, что не разговаривали с тобой.
— И цветы принесли, — добавила Таня, вытаскивая из-за спины букет желтых в бордовую крапинку гвоздик, — Вот.
Стасю не нужно было просить дважды. Конечно, она всех давно простила! И совсем на них не сердится. Честно-често.
Девчонки оживились и тут же засыпали ее последними новостями из интерната. Алиса уже вернулась — даже успела провести у них первый урок. Горчаков перестал страдать и засел за реставрацию портрета княжны. Обещает, через пару недель повесить его в холле, рядом с князем.
Мироныч и Лютик пришли в себя. Пока в больнице лежат, но Фима уже успел пожаловаться девчонкам, что здесь плохо кормят. Даже спросил не завалялось ли у кого-нибудь из них бутерброда? Значит, на поправку идет.
Акулову перевели в другой интернат. Где-то под Ярославлем. Гульнара с Дылдой больше не дружат. Дашка прибилась к девчонкам из седьмой палаты, ходит тише воды, ниже травы. А Нарка вообще ни с кем не разговаривает. Сидит в сторонке и молчит.
Самое главное событие — у интерната новый директор. Ни за что не угадаешь, кто. Анна Геннадиевна, та самая тетка из московской комиссии. Оказалось, что она родом из Тихореченска. Говорит, всегда мечтала встретить старость в родном городе. Вот теперь встречает ее в кабинете Стервеллы. Кстати, Пупсика усыновил милиционер Перепелкин. Горчаков рассказал, что он каждое утро берет его с собой на пробежку — от ожирения лечит.
Дверь снова открылась.
— Ой, как вас много! — удивилась Алиса Сергеевна, — Стасенька, я поблагодарить тебя пришла. Если бы не ты и Соболевы…, — глаза учительницы повлажнели, — Спасибо тебе. Это от меня, — она протянула девочке авоську зеленых яблок и пакет сока, — врачи сказали, что у тебя из-за хлороформа может быть аллергия. Вот, разрешили только яблоки. А это от Кости… Константина Васильевича.
Стася развернула пакет и обнаружила в нем небольшую акварель в деревянной рамке. На первом плане была изображена тоненькая, большеглазая девочка с двумя косичками, но почему-то в платье, какие, по мнению Стаси, должны были носить исключительно принцессы. За ее спиной, скрестив руки на груди, стояли два мушкетера с огненно-рыжими шевелюрами.
— Это же Соболевы! — воскликнула Мила, — Вылитые.
— А это — Стася, — добавила пухленькая Света, — Красивая!
— Стас Перепелкин, подчиненный Тараса Анатолиевича, сказал Косте, что вы напоминаете ему героев книжки «Мушкетер и фея», — улыбнулась учительница, — Мы с мужем ее читали в детстве. Крапивин написал. Вот Константин Васильевич и решил сделать тебе такой подарок. Нравится?
— Очень, — искренне ответила Стася. Наверное, бабушка бы сказала, что у мужа Алисы Сергеевны несомненный талант, — Я тоже люблю эту книжку. Только она в Москве осталась.
— Девочки, вы извините, — обратилась учительница к соседкам Стаси, — Нам нужно с вашей подружкой кое-что обсудить. Наедине.
— Мы уходим! — тут же засуетилась Мила, — Вот только… Стась, все хотела тебе сказать: я много думала о нашем разговоре. Помнишь, тогда, ночью? Наверное, ты права. Нужно не самой подстраиваться под других, а менять всех под себя.
— Неоднозначный вывод! — заметила Алиса Сергеевна.
— Но в нашем случае — полезный. Давай, Мил, у тебя получится, — улыбнулась Стася, — Ты же теперь, после отъезда Вилки, за главную осталась. Только когда будешь все менять под себя, постарайся не превратить в интернат в большую комнату страха.
Девочки попрощались и исчезли за дверью, правда, при этом успев взять со Стаси обещание, что когда она вернется в интернат, подарит каждой из них по своему рисунку. В больничной палате внезапно стало очень тихо.
— Стася, я поговорила с мужем и… мы решили…
Девочку накрыла лавина волнения, идущая от молодой учительницы. Она принесла острый запах полыни и лимонного сока.
— Ты знаешь, у нас с Костей нет детей. Ну, как-то не сложилось. И вот мы подумали, почему бы не взять тебя к себе, — Алиса Сергеевна испуганно глянула на Стасю. Самое страшное было произнесено, и она, не давая девочке ответить, продолжила скороговоркой, — Понимаешь, мы тебе очень благодарны, но дело не только в этом. Ты такая… родная. Мне кажется, нам вместе будет очень хорошо. Конечно, я понимаю, мы по возрасту, не очень годимся тебе в родители, но это же не страшно! Правда? Может, даже к лучшему — легче друг друга поймем. А потом мне от отчима достался огромный дом под Москвой. Там рядом
