— Соблазнительно, но думаю, что проблема больше в том, какую боль я причинила сама себе. — Она заставила себя встряхнуться. — Давай вернемся к работе.
Они только начали снова разбираться, как вошел Трент. Он посмотрел на Кики и наткнулся на твердую ледяную стену. Потом обратился к Аманде и почувствовал себя немного лучше.
— Я подумал, что вы могли бы принять какую-то помощь, — сказал он им.
Аманда поглядела на Кики и отметила, что сестра решила поиграть в молчанку. Очень эффективное оружие, на взгляд Аманды.
— Очень мило с вашей стороны, Трент. — Аманда выдала улыбку, которая заморозила бы и расплавленную лаву. — Но это и вправду семейная проблема.
— Позволь ему помочь, — Кики даже не потрудилась взглянуть на него. — Думаю, он непревзойденный специалист по перекладыванию бумажек.
— Ну, ладно. — Пожав плечами, Аманда указала на еще один стул. — Можете присесть, если хотите. Я раскладываю бумаги по содержанию и годам.
— Прекрасно.
Трент прошествовал вперед и сел наискосок от нее. Они работали в холодной тишине, нарушаемой только шуршанием бумаг и постукиванием туфель Аманды.
— Счет за ремонт, — произнес он… и был проигнорирован. — Починка застежки.
— Позвольте мне взглянуть. — Аманда уже выхватила бумагу из его руки, прежде чем Кики успела стремительно пересечь комнату. — Правда, не сказано, что застежка ожерелья, — пробормотала она.
— Но дата совпадает. — Кики постучала по записи пальцем. — 16 июля 1912 года.
— Я что-то пропустил? — спросил Трент.
Аманда ждала удара, но увидела, что Кики не только не собирается отвечать, но даже смотреть на него.
— Мы натолкнулись на заметки Бьянки. Она записала, что надо взять изумруды и отремонтировать застежку.
— Может быть, это именно то, что вы ищете.
Его взгляд был обращен к Кики, но ответила Аманда.
— Может быть. Это подтверждает, что ожерелье Калхоунов существовало в 1912 году, но от этого известия еще длинный путь до того, чтобы найти его. — Она отложила квитанцию. — Посмотрим, что еще мы сможем обнаружить.
Кики молча возвратилась к бумагам.
Несколько мгновений спустя Лила позвала с лестницы.
— Аманда! Телефон!
— Скажи им, что я перезвоню.
— Звонят из гостиницы. Они говорят, что это важно.
— Черт. — Она сняла очки и послала Тренту прищуренный взгляд. — Я вернусь через несколько минут.
Он подождал, пока звук быстрых шагов не перестал отзываться эхом.
— Она очень суровый защитник.
— Мы всегда держимся вместе, — прокомментировала Кики и отложила груду бумаг, не разобрав по содержанию.
— Я заметил. Кэтрин…
Обернувшись, Кики обожгла его ледяным взглядом.
— Да?
— Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке.
— В полном. Что еще?
У нее на щеке была пыль. Он хотел, ужасно хотел, улыбнуться и сообщить ей об этом. Чтобы услышать ее смех, когда она будет стирать грязь.
— После вчерашнего вечера… я знаю, как ты была расстроена, когда покидала мою комнату.
— Да, я была расстроена. — Она перевернула еще несколько бумаг. — Полагаю, что устроила настоящую сцену.
— Нет, я совсем не это имею в виду.
— Устроила. — Кики вынудила губы изогнуться. — Думаю, на этот раз я должна принести извинения. Séance и все, что случилось во время него, вскружило голову. — «Не голову, — подумала она, — сердце». — Я, должно быть, несла чушь, как идиотка, когда пришла в твою комнату.
— Нет, конечно, нет. — «Она так холодна, — подумал он. — Так бесстрастна. И очень переживает». — Ты сказала, что любишь меня.
— Я помню, что сказала. — Ее голос похолодел еще на десять градусов, но улыбка осталась на месте. — Почему бы нам обоим не подвести итог тому настроению?
«Разумно», — подумал он. Но почему-то почувствовал себя очень потерянным.
— Значит, ты ничего такого не имела в виду?
— Трент, мы знаем друг друга всего нескольких дней.
«Он хочет заставить помучиться?» — задалась она вопросом.
— Но ты выглядела такой… расстроенной, когда уходила.
Она выгнула бровь.
— А сейчас я выгляжу расстроенной?
— Нет, — медленно произнес он. — Не выглядишь.
— Ну, и отлично. Давай забудем об этом. — Пока она говорила, солнце скрылось за облаками. — Так будет лучше для нас обоих, не так ли?
— Да.
Именно этого он и желал. И все же ощущал себя неживым, когда снова встал.
— Я действительно хочу самого лучшего для тебя, Кики.
— Прекрасно. — Она уткнулась в бумагу в руке. — Когда спустишься, попроси, чтобы Лила принесла кофе, если пойдет сюда.
— Хорошо.
Девушка подождала, пока не удостоверилась, что он ушел, потом закрыла лицо руками. Она неправа, обнаружила Кики, она выплакала далеко не все слезы.
Трент вернулся в свою комнату. Его портфель был там, забитый документами, которые он собирался просмотреть, пока коротает время вне офиса. Заняв место между пошарканными тумбочками стола, он открыл папку.
Десять минут спустя посмотрел в окно, не прочитав ни единого слова.
Трент встряхнулся, взял ручку и приказал себе сосредоточиться. Преуспел в чтении первого слова, даже первого параграфа. Три раза. Чувствуя отвращение к самому себе, отбросил ручку и поднялся, затем шагнул к окну.
Это просто смешно, подумал он. Он работал в гостиничных номерах всего мира. Почему эта комната должна иметь какое-то отличие? Здесь есть стены и окна, потолок… если можно так выразиться. Стол очень даже подходящий. Он мог даже при желании зажечь камин, чтобы добавить какой-то дружественный настрой. И какую-то теплоту. Господь свидетель, ему не помешает немного тепла после тридцати ледяных минут, проведенных в кладовой. Нет никакой причины, почему он не в состоянии сесть и позаниматься делами, хотя бы час или два.
За исключением того, что он продолжал помнить… какой прекрасной выглядела Кики, придя в эту комнату в сером фланелевом халате с босыми ногами. Он все еще видел, как пылали ее глаза, когда она стояла почти на этом же месте, где сейчас стоял он, улыбаясь ему. Нахмурившись, Трент потер левую сторону груди, ощущая тупую боль в сердце. Там никогда ничего не болело. Головные боли — да. Но никаких сердечных приступов.
Однако воспоминания о том, как она скользнула в его руки, часто посещали его. И ее вкус… что это было, если его все еще окутывает дыхание ее губ?
Все, что произошло, — его вина, уверил он себя. Он обидел ее, как никогда не обижал другую
