Розамунд Пильчер
Конец лета
Глава 1
Все лето стояла пасмурная погода. Жаркое солнце не могло пробиться сквозь густой туман, непрестанно гонимый с океана, но в сентябре, как это часто бывает в Калифорнии, тучи отступили далеко от побережья и остались лежать на горизонте зловещей темной полосой.
За береговым хребтом, на землях фермеров, дозревали кукуруза и артишок, наливались согретые осенним теплом оранжевые тыквы. Серые от пыли уютные деревянные дома дремали в невыносимой жаре, словно огромные насекомые. Плодородные равнины, простиравшиеся на восток до предгорий Сьерра- Невады, рассекало широкое шоссе. Оно связывало Сан-Франциско и Лос-Анджелес и сейчас было сплошь забито миллионами сверкающих раскаленной сталью автомобилей.
Еще совсем недавно пляж пустовал. Риф-Пойнт лежал вдали от шоссе, и сюда редко забредали случайные туристы. Это объяснялось двумя причинами: во-первых, подъездная дорога была неровная, небезопасная и непривлекательная. Во-вторых, совсем рядом находился курорт Ла-Кармелла, знаменитый своими тенистыми улицами, шикарным загородным клубом и сиявшими чистотой мотелями. Он как магнитом притягивал тех, кто умел здраво рассуждать и был при деньгах. Но если вы относились к числу бродяг, которым по нраву приключения и у которых ни гроша за душой, зато есть доска для серфинга, то вы отважно преодолевали последнюю милю по бездорожью и оказывались в огромном безлюдном заливе, где часто свирепствовали штормы.
Но в последнее время, когда установилась прекрасная погода и чистые пенистые волны стремительно накатывались на берег, пляж был усеян людьми. Машины всевозможных моделей и цветов одна за другой спускались с гор, останавливаясь в тени раскидистых кедров. Из них вылезали выбравшиеся на пикник горожане, любители серфинга, туристы и целые семьи хиппи. Эти бедолаги уже успели устать от Сан- Франциско и теперь, подобно мигрирующим стаям птиц, устремились на юг, в Нью-Мексико, где жарко греет солнце. А на уик-энд из Санта-Барбары наезжали студенты университета в старых автомобилях с откидным верхом, украшенных аляповатыми наклейками. Задние сиденья были забиты визжащими девушками, упаковками баночного пива и огромными, ярко раскрашенными досками для серфинга фирмы «Малибу». Молодежь разбивалась на группы, и воздух, пропахший маслом для загара, беспрестанно оглашался громкими голосами и радостным смехом.
Долгие месяцы мы были предоставлены сами себе, теперь же вокруг нас постоянно мелькали новые лица, и жизнь била ключом. Отец работал не покладая рук, чтобы закончить сценарий к условленному сроку. Заброшенная, я отправлялась на берег океана, прихватив что-нибудь из провизии (обычно гамбургеры и кока-колу), книгу, большое мохнатое полотенце и Рыжика за компанию.
Рыжик – кличка собаки. Моей собаки. Существа неопределенной породы с шерстью цвета ржавчины, зато отличавшегося большой сообразительностью. Когда мы приехали сюда, еще весной, у нас не было собаки, и Рыжик, шпионивший за вновь прибывшими, решил исправить этот недостаток. Начал он с того, что целыми днями торчал под дверью. Я гнала незваного гостя прочь, отец швырял в него старые ботинки, но он раз за разом возвращался, ничуть не раскаиваясь и не тая на нас зла, садился в двух шагах от заднего крыльца и по-собачьи улыбался, виляя нелепым коротким хвостом. В одно жаркое утро, сжалившись над беднягой, я вынесла ему миску с холодной водой. Пес жадно вылакал ее и опять оскалился, яростно размахивая куцым своим обрубком. На следующий день я презентовала ему старую кость, которую он вежливо взял, отнес подальше, закопал в землю и через пять минут вернулся, снова радостно поигрывая хвостом.
Отец вышел из дома и по привычке швырнул в него ботинок, но без особого энтузиазма. Думаю, он хотел показать, кто здесь хозяин. Рыжик все понял и подбежал поближе.
– Интересно, чей он? – спросила я у отца немногим позже.
– Кто его знает?..
– Похоже, песик решил, что он наш.
– Ошибаешься, – хмыкнул отец. – Он думает, что это мы принадлежим ему.
– Он не агрессивный, и вообще... от него не пахнет.
Отец оторвался от своего журнала и поднял брови:
– Ты намекаешь на то, что хочешь приютить это чертово создание?
– Даже не знаю... я не представляю, как можно от него избавиться.
– Разве что пристрелить.
– О нет!
– У него могут быть блохи. Занесет их в дом – ты первая заплачешь!
– Я куплю блошеловку.
Отец пристально уставился на меня поверх очков, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Ну пожалуйста! – взмолилась я. – Почему бы и нет? Когда ты уедешь, он составит мне компанию.
– Хорошо, – сдался отец.
Я тут же влезла в первые попавшиеся туфли, свистнула собаке, и мы направились в Ла-Кармеллу к самому модному ветеринару, где битый час проторчали в небольшой приемной, забитой избалованными пуделями и надменными сиамскими кошками и их не менее колоритными хозяевами. Наконец подошла и наша очередь. Ветеринар осмотрел Рыжика и заверил, что пес в полном порядке, сделал ему укол и напоследок посоветовал купить ошейник от блох. Я расплатилась, подобрала в ближайшем магазине ошейник, и мы двинулись в обратный путь. Когда мы вернулись, отец все еще читал свой журнал. Рыжик вежливо остановился пороге, ожидая, когда ему предложат сесть, но, так и не дождавшись приглашения, с удобством расположился на старом ковре, расстеленном перед камином.
– Как мы его назовем? – полюбопытствовал отец.
– Рыжик, – ответила я. У меня уже был один Рыжик, любивший трепать мою ночную рубашку, и эта кличка почему-то сразу пришла мне в голову.
Вопрос о его вхождении в нашу компанию не стоял, ведь он давно решил, что это его семья. Куда бы я ни шла, Рыжик увязывался за мной. На берегу ему нравилось: он всегда там откапывал удивительные сокровища и тащил свои находки в дом, чтобы мы восторгались ими. Что это было? Щепки, использованные пластиковые бутылки, длинные морские водоросли. Порой все, что плохо лежало: новая туфля, большое махровое полотенце, а однажды он приволок спущенный мяч, который отец подарил одной маленькой девочке, потому что я случайно сбила ее с ног и довела до слез. Рыжик обожал купаться и всегда сопровождал меня к воде, хотя я плавала гораздо быстрее и дальше, чем он. Но его это ничуть не смущало. У другой собаки на его месте пропала бы охота, но только не у Рыжика.
В тот день, а это было воскресенье, мы плавали дольше обычного. Отец, успев вовремя закончить работу, уехал в Лос-Анджелес, чтобы вручить самолично рукопись, вот мы с Рыжиком и развлекали друг друга, собирая ракушки и играя со старой палкой, выброшенной на берег. Ближе к вечеру похолодало, и я снова оделась. Мы долго сидели, прижавшись друг к другу, и любовались заходящим солнцем, бившим прямо в глаза. Я украдкой поглядывала в сторону ребят, несущихся по бурунам на ярких досках.
Серфингисты катались весь день, не ведая усталости. Сначала, гребя руками, они отплывали как можно дальше от берега сквозь беснующиеся волны – туда, где зеленоватое море казалось спокойным. Там они замирали, словно огромные бакланы, и терпеливо поджидали волну. Выбрав подходящую, смельчаки поднимались в полный рост, балансируя на ее белом пенистом гребне. Грохочущая волна устремлялась к берегу, неся на себе этих ловких парней, которые со свойственным молодости нахальством не побоялись ее
