ударило током? Его вызвало сексуальное желание или... страх? В моей голове понятие «страх» никак не связывалось с образом Синклера, но в подсознании всплыл подслушанный ночной разговор. От неприятного воспоминания мне снова стало не по себе. Жаль, что утром я не успела поговорить с бабушкой. По одному выражению ее лица я узнала бы всю правду. Но бабушка не вышла к завтраку, а будить ее я не решилась.
Я нервно дернулась, и Синклер напрягся:
– Что с тобой? Ты натянута как струна. Тебя что-то беспокоит? Неужели чувство вины?
– С чего ты взял?
– Почем я знаю? Может, это из-за отца.
– Из-за отца? Ты шутишь!
– Хочешь сказать, что ты жила в Калифорнии так долго лишь потому, что была совершенно счастлива в Риф-Пойнте, целыми днями расхаживая по песчаному пляжу?
– Не в этом дело. Кстати, отец в данный момент под чутким присмотром. Так что чувство вины тут ни при чем.
– Значит, здесь что-то другое. – Его пальцы скользнули по моей щеке. – Должно быть, все дело в этом страдающем от неразделенной любви адвокате.
– В ком?! – искренне удивилась я.
– В адвокате. Сама знаешь, хитрая Ранкеллур.
– Не цитируй Роберта Луиса Стивенсона, это тебе ничего не даст... и потом, я не возьму в толк, о чем ты говоришь. – Хотя я прекрасно понимала, что он имел в виду.
– О Дэвиде Стюарте, любовь моя. Только не ври, будто не заметила, что вчера весь вечер он смотрел только на тебя. За столом этот тип не сводил с тебя своих жадных глаз. Должен признаться, наблюдать за вами было одно удовольствие. Где ты отхватила такую шикарную восточную шмотку?
– В Сан-Франциско... Но ты шутишь!
– Нисколько не шучу, честное слово. Слепой бы заметил. Как тебе нравится идея стать возлюбленной старика?
– Вовсе он не старик.
– Ему, по-моему, лет тридцать пять. Зато он такой надежный, прелесть моя, – прибавил он тоном жеманной старой девы с аристократическими манерами. – Такой милый мальчик.
– Насмешник!
– Да, я такой. – И, не меняя выражение лица, Синклер выпалил: – Когда ты собираешься вернуться в Америку?
Его вопрос застал меня врасплох.
– А что?
– Просто интересно знать.
– Вероятно, через месяц.
– Как скоро. Я надеялся, ты погостишь подольше. Оставишь отца и пустишь корни на родной земле.
– Я слишком люблю отца и никогда его не брошу. А потом, чем я стану здесь заниматься?
– Пойдешь работать.
– Ты прямо как бабушка. Я не могу пойти работать, потому что у меня нет никакой квалификации.
– Можешь устроиться секретаршей.
– Не могу. Сев за машинку, я делаю кучу опечаток.
– Ты могла бы выйти замуж, – не сдавался Синклер.
– Я не знаю подходящей кандидатуры.
– А как же я?
Его пальцы, гладившие мою щеку, вдруг замерли. Я привстала и недоуменно посмотрела на него. В голубых, как небо, глазах Синклера невозможно было что-либо прочесть.
– Что ты сказал?
– Я спросил, как насчет меня. – Он протянул руку и сжал мое запястье.
– Ты это серьезно?
– Звучит как шутка? Хорошо, я говорю вполне серьезно. Что ты скажешь?
– Ну, во-первых, это почти кровосмешение.
– Ерунда.
– Но почему я? – Наш разговор начинал мне нравиться. – Ты всегда считал меня недалекой и предсказуемой и сам не раз твердил мне об этом, стало быть...
– Вспомнила! Ты теперь совсем другая. Ты превратилась в красивую девушку из рода викингов...
– Но у меня нет никаких талантов. Я не умею даже ухаживать за цветами.
– При чем здесь цветы?!
– Понимаешь, я не верю, что у тебя нет кучи поклонниц, которые сохнут по тебе и ждут не дождутся того дня, когда ты обратишься к какой-нибудь из них с просьбой стать миссис Синклер Бейли.
– Может, и ждут, – произнес он с обезоруживающим самодовольством. – Мне они нужны как собаке пятая нога.
Я обдумала его слова, и, как ни странно, они меня заинтриговали.
– А где бы мы поселились?
– В Лондоне, конечно.
– Я не хочу жить в Лондоне.
– Ты с ума сошла! Где же еще жить? Все происходит в столице.
– Мне нравится за городом.
– Будем наведываться сюда по выходным... как я сейчас. Посещать друзей.
– И чем станем заниматься?
– Да чем придется. Ходить под парусом... Ездить на скачки.
Я навострила уши:
– Скачки?
– Ты никогда не была на скачках? Это самое захватывающее зрелище на свете. – Он приподнялся на локтях, и наши глаза оказались на одном уровне. – Я убедил тебя?
– Ты забыл самую малость.
– Какую еще малость?
– Любовь.
– Любовь? – Он улыбнулся. – Но, Дженни, мы ведь любим друг друга! Всегда любили.
– Тогда было совсем другое.
– Почему другое?
– Как я смогу объяснять, если ты до сих пор сам не понял?
– Попробуй.
Я испуганно замолчала, не зная, как поступить, и понимая, что отчасти он прав. Я всегда любила Синклера. В детстве он был для меня самым главным человеком на свете, но, в кого он превратился теперь, я не знала. Чтобы кузен не догадался, о чем я думаю, я опустила голову и принялась рвать траву и бросать ее на землю. Ветер подхватил выдернутые былинки и куда-то уносил.
– Мне кажется, – с трудом выдавила я, – все дело в том, что мы оба изменились. Ты стал другим. А я фактически превратилась в американку...
– О, Дженни...
– Нет, это так. Здесь я выросла, здесь пошла в школу... но то, что у меня до сих пор британский паспорт, ничего не меняет. Точно так же, как нельзя изменить мое отношение к жизни.
– Ты говоришь загадками. Сама-то понимаешь это?
– Хорошо, пусть я говорю загадками, но не забывай, что наш разговор строится на предположениях... допустим, что... – Я осеклась.
Синклер тяжело вздохнул, словно хотел что-то сказать, но потом передумал и коротко рассмеялся:
