— А если бы он не отдал тебе работу?
Мяч снова взлетел в воздух, и Далтон проводил его глазами.
— Он бы отдал, — без тени сомнения заявил мальчик.
— Почему ты так считаешь? — спросил Паркер.
Далтон эффектно бросился на землю, чтобы поймать мяч.
— Что ты сказал? — спросил он, вставая.
— Почему ты считаешь, что он отдал бы тебе домашнее задание?
— Потому что он знает, что бы я с ним сделал, если бы он не отдал.
Паркер вздрогнул. Вот это его очень даже волновало. Далтон дрался не часто, но пару раз уже ввязывался в школьные потасовки. Что придавало правдоподобности словам Мелоди, что Далтон неправильным способом выражает эмоции.
— Ты не должен решать свои проблемы кулаками, Далтон. Мы ведь уже говорили об этом.
Сын посмотрел на него взглядом, явно говорившим: «Вернись к реальности, папа».
— Должен в такой ситуации. Я не собираюсь ябедничать учителю. И чертовски уверен, что нельзя пускать слезу, как Холт.
Паркер знал, что, наверное, должен сильнее порицать применение силы. Но понимал, что, если бы ему самому было десять и он столкнулся бы с той же самой дилеммой, он тоже не стал бы ни ябедничать, ни плакать. Кто бы ни забрал его тетради, он бы отдал их, по-хорошему или по-плохому. И со стороны Паркера было бы нечестно притворяться, что все должно быть иначе. Поэтому — по крайней мере частично — он и прислушивался к чужим словам. Необходимо было найти человека, чье влияние поможет сыну смягчиться. Они с Далтоном слишком похожи, чтобы друг друга уравновешивать.
На мгновение у него перед глазами встало лицо Хоуп Теннер. Развевающиеся темные волосы и спрятанные под ними глаза на овальном лице — самые необыкновенные глаза, которые он видел в жизни. И хотя у нее они были скорее светло-карие, чем зеленые, у Далтона был похожий разрез.
Стала бы Хоуп хорошей матерью? Было бы Далтону лучше с ней?
«Она не смогла бы дать Далтону больше, чем он сейчас имеет», — сказал себе Паркер и выкинул Хоуп из головы, пообещав себе, что она скоро уедет.
— Ты не считаешь, что мальчики тоже имеют право плакать по каким-то причинам? — спросил он, снова бросая мяч.
— По каким причинам?
— Например… скучая по матери, — сказал Паркер. Далтон снова бросился на землю, ловя очередной мяч, и снова встал. Джинсы на коленях были почти насквозь продраны, к ним прилипли травинки.
— Я не скучаю по маме. Я даже не помню ее. — Он на мгновение задумался. — Наверное, парень имеет право заплакать, если, например, отрубит себе руку. Или если убьют его лучшего друга. Или случится еще что-то подобное.
Паркер чуть не пропустил мяч Далтона от удивления.
— Не обязательно приводить такие драматичные причины, — сказал он, прижимая к груди мяч.
— Не знаю, что ты пытаешься этим сказать. — Далтон хмуро посмотрел на него. — Я не буду рыдать по домашнему заданию, даже если ты меня об этом попросишь.
— Не по домашнему заданию, — возразил Паркер. — Просто… просто если ты почувствуешь, что тебе нужно выплакаться у кого-нибудь на груди. Ты, наверное, считаешь, что для этого нужна мама, но я надеюсь, ты понимаешь, что всегда можешь прийти ко мне.
Далтон заколебался, и Паркер понял, что тот не знает, как ответить.
— Как хочешь, — сказал он наконец. Наверное, он надеялся, что на этом Паркер закроет тему, но тот совсем не продвинулся к намеченной цели и не желал сдаваться. Ему хотелось выиграть сравнение с Хоуп, хотелось доказать, что он лучший родитель, чем могла бы быть она.
— Я знаю, ты думаешь, что слезы только для девчонок, — стал настаивать он, — но это неправда. Мы все чувствуем одно и то же, и тут нечего стыдиться.
Далтон сверлил глазами мяч, который Паркер держал под мышкой, и его взгляд словно говорил: «Может, лучше поиграем?» Но спросил он о другом:
— Папа, с тобой все в порядке?
— Все хорошо. Почему ты спрашиваешь?
— Ты странно себя ведешь. У тебя для меня плохие новости?
— Конечно нет.
— И ты ведь не начнешь плакать, да? Мне бы этого точно не хотелось. Это было бы уж слишком… — он сделал гримасу, — чудно.
Паркер зацепил большим пальцем карман, в определенном смысле чувствуя облегчение, которого сам не ожидал. Сын явно не хотел, чтобы он был мягким и чувствительным.
— Можешь расслабиться. Я не собираюсь плакать.
— Это хорошо. — В голосе Далтона прозвучало облегчение. Хотя он все еще казался несколько неуверенным. — Дедушка и Фиби, да? Они снова к нам приедут?
«Вот это действительно была бы драма», — подумал Паркер.
— Нет.
— Тогда в чем проблема?
Паркер вздохнул и вытер руки о джинсы. Помогать Далтону стать мягче было для него слишком сложной задачей.
— Никаких проблем. Классический гольф скоро начнется.
— Ладно, — сказал Далтон. — Тогда пошли смотреть.
«Дом рождений» выглядел точно таким, каким его запомнила Хоуп. Не считая того, что в одном уголке приемной притулился небольшой моноблок[20], на котором крутились диснеевские фильмы, а в другом — лежащий перед камином на мексиканской плитке огромный ковер навахо. Одни только запахи травяного чая и дорогой ароматической смеси уносили ее на десять лет назад.
— Здесь совершенно не похоже на больницу, — сказала Фейт. Она стояла у входа в клинику рядом с Хоуп и смотрела широко раскрытыми глазами. — Здесь все так… по-домашнему.
— Все верно, в этом и суть, — сказала Хоуп, хотя внутренности у нее завязывались узлом от видов и звуков того времени, которое она выбросила из своей жизни. «Дом рождений» когда-то символизировал для них с ребенком безопасную гавань. А сейчас так сильно напоминал о потере, что Хоуп даже не могла точно ответить, была ли здесь когда-нибудь счастлива. С ее точки зрения, это место гораздо больше подходило для воспоминаний, чем для посещений. Но она знала, что Фейт окажется в хороших руках, а от привычных мест ей самой будет хоть немного комфортнее.
За стойкой администратора была женщина лет сорока пяти. Среднего роста и веса, с короткими темными волосами, в простой одежде и с незапоминающимся лицом. Они с Фейт подошли ближе, и женщина улыбнулась. Хоуп посмотрела на ее беджик. Женщину звали Триш.
Хоуп не помнила никого с таким именем. По-видимому, она пришла работать в центр уже после того, как Хоуп родила Отем. В то время секретарем в приемной работала Девон, внучка Лидии.
— Чем я могу вам помочь? — спросила Триш.
Хоуп тоже улыбнулась:
— Лидия на месте?
— Почти уверена, что да. Совсем недавно она была у себя в кабинете.
— Не могли бы вы сообщить, что к ней пришла Хоуп Теннер?
— Конечно. Я сейчас вернусь.
Они подождали, пока Триш выйдет из приемной. Ее удобные ортопедические туфли громко щелкали по полу.
— Ты считаешь, она тебя вспомнит? — спросила Фейт в наступившей тишине.
— Думаю, да.
Хоуп посмотрела на женщин, которые сидели в креслах и на мягких кожаных диванчиках. Две женщины на последних месяцах общались между собой, а трое малышей от года до двух лет возились с
