нас это опять получилось! Безукоризненно! Сногсшибательно! Божественно! А потом мы переплелись и заснули. Грязные, с забитыми ядовитой пылью, носами, совершенно удовлетворённые. Отключились.
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Утром был самолёт. Снег шёл с серого волнистого неба. Мы смотрели на огромное лётное небо через гигантскую витрину аэропорта. Люди в комбинезонах хлопотали у нашего самолёта. Мы возвращались в Вену.
Впрочем, это не было возвращение. Скорее, очередная пересадка. Очередной этап, переменный пункт к слегка запутанном маршруте. Всё в порядке? Хули? Побыли в Москве, теперь летим в Вену, а оттуда, может быть, в Лос-Анджелес или Лиссабон. Мы предъявили наши билеты белокурой женщине в униформе и получили от неё купоны на места в салоне. По металлическому коридорчику мы двинулись к самолёту.
Через полчаса мы были уже над облаками.
Пиздец. Книжка подошла к концу. Пусто за окном, в салоне тоже, кстати, пустовато. Самолёт гудит. Это боинг: русские теперь покупают боинги. Стюардесса безнадёжно толста. Она наливает нам кока-колу. Улыбочка у неё ещё та: такая улыбочка могла бы быть у монтерлана и корошо. Кстати, куда они подевались? Неизвестно: то ли сгинули навеки, то ли притаились в кабине пилота. Хер с ними — надоели.
Что ещё сказать? Совершенствуйте технологии сопротивления! И не будьте ишаками. Между прочим, какое красивое слово, почти, японское: ishakami. Главное, сберегайте себя от ебучей власти. Это трудно:
власть внутри нас. Таким образом: garbage in, garbage out. Ничего не поделаешь, такая вот хуйня. И всё-таки, не нужно трусить и скулить, никаких депрессий! Депрессии всегда на руку власти, запомните это хорошенько. Everything under control, yes? Да, да, да, только постарайтесь, чтобы это был ваш собственный контроль, а не контроль ГЕСТАПО. С другой стороны, бесконтрольность иногда тоже прекрасная вещь. То есть, опять таки, всё локально и специфично. И никаких универсалистских схем, пожалуйста! На хуй!
Хватит. Книжка закончена, никаких больше слов не нужно. Никаких послесловий, никаких эпилогов. Книжка — крошечное событие, игрушка в чьих-то руках, вещица. Хотелось бы, чтобы она была напечатана. Да. Кудрявцев, пожалуйста! Альфред Кобран, наш австрийский друг, мы просим! Очень просим! Пусть книжка выйдет и вступит в игру, а там посмотрим. Кроме книжек нужно ещё кое-что. Нужно наносить удары. Культура — это война за новые человеческие отношения!! Да! А теперь мы ставим точку. Вот она: точка. Баста. Кочка. Мазда. Дрочка.
ЭПИЛОГ, А-А-А
И всё-таки мы решили написать эпилог. Дело в том, что мы не хотим давать никаких прав на нашу книжку всяким там критикам и интерпретаторам. Конечно, это смешная претензия, конечно, смешно! Но ведь они-то и есть настоящие ишаки, эти критики! К тому же ещё и крайне злобные, тупые, невнимательные. Поэтому мы решили сами сочинить критику на наше произведение. Вот она, читайте.
Конечно, наша книжка так себе. Слишком много секса, глупостей и каких-то прыщей. С другой стороны, слишком мало настоящего сопротивления и анархии. Слишком много сомнений, мелкой рефлексии и смутных высказываний. Слишком мало прямых политических формулировок. Слишком много воплей, ненужных эмоций и сквернословия! Слишком мало аналитического материала. Слишком много литературщины. Слишком мало историзма.
(Укэй. Всё это так. По подумайте сами, в каком трудном положении мы находимся. Русский кобелёк и австрийская сучка — без всякой посторонней помощи (кроме Фуко) и даже без денег. Вокруг нас ни одного сочувствующего лица — только жестокие, равнодушные, глумливые позднекапиталистические хари. Институции нам не помогают, да мы и не верим в институции. Есть от чего впасть в отчаяние, есть от чего заскулить.
Но мы всё же этого делать не будем. Мы всё-таки попробуем работать дальше. Попробуем проводить нашу локальную сопротивленческую политику до самого конца. До какого конца? Наивный вопрос: конец явственно различим уже в этой нашей книжке. Конец — это кляп, всунутый в нашу глотку неолиберализмом и всей обслуживающей его современной спекулятивной культуркой, конец — это нарастающее отсутствие всякого творческого импульса, конец — это повторённое снова и снова присутствие этого отсутствия. Конец — это подлое, лживое, беспомощное молчание, вихляющее, кокетливое хихиканье, модное идиотничанье. Конец — это распад, пустота, тухлое прозябание, дешёвая нирвана, пиздец котёнку. Конец — это последний, никому не нужный вопль, исторгнутый из глотки Барбары Шурц и Александра Бренера и запечатленный на бумаге: А- а-а-а! А-а-а-а-а!!! Ааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа
аааааааааааааааа аааааааааааааа а!!!!!!!!!!!!! А — а — ааааааааа
аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааааааааааааааааааа
аааааааааааааааааааааааааааааааааа аааааааааааааааааа а!!!!!!!!!!!!!!!!!
ПОСЛЕСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
...Да, народы бздят, но бздят не только народы. Отдельные люди тоже подчас начинают испускать неожиданное и жестокое зловоние, замешанное на недоброкачественном страхе, на элементарном политическом испуге, на ментальном рабстве. В этой книжке мы нарисовали едва ли не единственный симпатичный образ — образ независимого издателя Сергея Кудрявцева, нашего московского друга. Именно на него возлагали мы наивные надежды на публикацию этого памфлета, однако просчитались. Издатель прочитал манускрипт, а затем стал вдруг вилять, темнить, хамить, кривляться, пропадать — бздеть, одним словом. Трудно всякий раз бывает понять истинные мотивы человеческого поведения, а Кудрявцев явно не имел воли прямо объяснить нам своё малодушное замешательство, своё криводушное нежелание печатать «Бздящие народы»... Ну что ж, зато мы постараемся сейчас сформулировать наше впечатление от ускользающего поведения издателя... Скажем просто: струсил ты, дорогой публикатор футуристов! Струсил, и точка. Испугался то ли неодобрения каких-то московских пердунов, могущих обидеться на эту правдивую повесть, то ли ещё чего, неохота даже в этом копаться. Но трусость, как сказано, есть величайший из пороков, это точно. К ёбаной матери, дружок, жги свою трусость, ибо сидит она в тебе, как толстый и сосущий глист. А звание «независимый издатель», которое мы тебе, Кудрявцев, присвоили, мы же с тебя и снимаем. Какая ещё, в жопу, независимость? А такая — весьма сомнительная и относительная! И мы сейчас вовсе не сводим счёты и не клевещем, как не делали мы этого вообще в данной книжке, а просто выражаем свою точку зрения, свою выношенную и тысячу раз продуманную пиратскую позицию. Ты не независимый, Сергей, забудь об этом... Ты, как и подавляющее большинство нынешнего народонаселения, — всего лишь муха в мерзкой паутине кастовых предрассудков, фальшивых авторитетов, подлых культурных мнений, интеллигентских стереотипов, пошлости, локальной близорукости, преждевременной усталости, недопонимания... Но хватит об этом, хватит, хочется закончить чем-то совсем другим, чем-то восхитительным и феерическим.
Мы желаем кончить торжественным славословием, да. Мы хотим выразить нашу живейшую признательность и искреннюю благодарность, наше телячье восхищенье и прямо-таки кошачий восторг. Мы хотим поблагодарить тех, кого мы сегодня подлинно любим и кого считаем нашими весёлыми и умными божками. Мы славословим: Джонатана Свифта, Макса Штирнера, Эмму Голдман, Жака Лакана, Нэнси Фрэзер...
... И, наконец, самую интимную, самую трепещущую, самую душевную, самую дружескую, самую живую, самую непосредственную нашу благодарность и нижайшую признательность мы адресуем Дмитрию Нартову, без самоотверженного и вместе с тем элегантного труда которого эта книга просто-напросто осталась бы рукописной тетрадкой. Браво! Среди всех и всяческих осколков человеческой свободы, в пыльном хаосе благих начинаний и катастрофических недееспособностей до сих пор сияет ярчайший и ослепляющий кристалл. Имя ему — дружеское участие. Только оно и способно вывести нас на свет из тёмных лабиринтов пустых языковых соответствий, из тюрьмы культурных установлений. Дружеское участие, дружеская помощь
