Порта дал коту в птичьей клетке кусок колбасы.
— Если и вернется, то чтобы принять участие в игре. Теперь он будет лизать мне сапоги, если я захочу. Видел его любимую зеленую подушку? Завтра он мне ее подарит.
— Странно, что ты так и не стал фельдфебелем, — восхищенно пробормотал Марке.
— Идиот! Как обер-ефрейтор я представляю собой становой хребет армии. Решаю, будет ли у моего непосредственного начальника зубная боль, люмбаго или что-то еще. Когда мы были на Украине, нам не давал жизни гауптман по фамилии Майер, выскочка из сельских учителей. Он погиб.
— От чего? — с любопытством спросил Грегор Мартин.
— Случайно сел широкой задницей на противотанковую мину, — весело ответил Порта[75]. — Ну, делайте ставки. Один доллар идет за тысячу гитлеровских денежных единиц.
— А черчиллевские деньги возьмешь? — спросил Грегор.
— Конечно, раз они начали жизнь в Английском банке. По мне, можете ставить рубли, злотые, кроны. Курс валют определяем я и Нью-Йорк. Но марок остерегайтесь, они с каждым часом дешевеют. Жемчуг, золото и все такое прочее оценивается в долларах. Подтверждения права собственности не требуется. В конце игры они все равно будут моими.
Кости катились. Час за часом. Солнце зашло. Жужжавшие комары жалили нас в голые руки и шеи, но мы не замечали этого, все наше внимание было сосредоточено на костях. Комната была заполнена дымом; лампа на столе коптила из-за недостатка кислорода; жемчуга, кольца, картины, доллары, фунты, датские и шведские кроны, польские злотые, японские иены, индийские рупии, любимые пистолеты и холодное оружие переходили из рук в руки в ветхой итальянской горной хижине.
Незадолго до рассвета фельдфебель Марке вышел и вернулся с тремя рулонами шелка. Лейтенант берсальеров, родовитый граф, бросил на стол перед Портой пачку документов на владение замком неподалеку от Венеции.
— Двадцать тысяч долларов, — негромко произнес он.
Порта передал документы Легионеру, тот тщательно изучил их и что-то прошептал Порте. Порта взглянул на графа.
— Поскольку ты итальянец, дам тебе семнадцать с половиной. Будь ты пруссаком с двумя Железными крестами, получил бы десять.
— Восемнадцать, — сказал граф, напуская на себя равнодушный вид.
— Семнадцать, — сказал с улыбкой Порта.
— Ты же говорил семнадцать с половиной, — запротестовал берсальер.
— Слишком поздно, мой дорогой граф. Мировая история меняется ежеминутно. Завтра твой замок могут реквизировать фермерские сынки из-за моря, а кто, черт возьми, сможет продать реквизированную собственность? Это не удастся даже еврею, хоть бы ему помогали десять греков и пять каталонцев.
Граф сглотнул.
Тут какой-то ефрейтор-егерь выбросил полное количество очков. И с алчным видом придвинул к себе большую стопку зеленых кредиток.
Граф, как зачарованный, уставился на желтый цилиндр Порты, потом взглянул на кота в птичьей клетке, увидел, что этот егерь выиграл еще раз. Он понятия не имел, что тут все подстроено, что это психологическая тактика Порты. Внезапно граф решил, что его замок представляет собой старые развалины, пронзительным голосом согласился на предложение Порты и стал мять в руках шапочку с пером. Шесть костей покатились по столу, и граф стал бывшим владельцем замка неподалеку от Венеции. Он успел произнести несколько ругательств до того, как Малыш его вышвырнул.
— Я лейтенант итальянской королевской армии, — прокричал он в зарю.
— На этом не разбогатеешь, — ответил Малыш и захлопнул дверь.
В глубокой депрессии граф пошел вниз по тропинке. Там, где она подходила к дороге, у трех искривленных пробковых дубов, он наткнулся на совместный военный патруль, которым командовали итальянский капитан и немецкий обер-лейтенант. Поскольку граф оставил бумажник с документами в хижине Порты, патруль не стал его слушать. По всей стране только что ввели военно-уголовное право, потому что очень многие дезертировали.
— Мерзавец, приспешник Бадольо[76], — мстительно выкрикнул капитан, когда графа поставили на колени. С него сбили шапочку с пером, сорвали с мундира погоны и нашивки. Перед расстрелом граф сказал что-то о «нелегальном игорном притоне и грабеже».
— Какой негодяй, — фыркнул капитан-фашист и плюнул на труп. — Назвать Италию Бенито[77] игорным притоном.
В три часа дня появился штабной врач. Он проиграл весь полевой госпиталь, но Порта великодушно вернул его обратно во временное пользование до конца войны.
Когда солнце снова склонилось к западу и Порта объявил трехчасовой перерыв, присутствующие неистово запротестовали, но Малыш вразумил всех с помощью своей длинной дубинки. Порта с немалым удовлетворением отметил, что банк не понес убытков. Совсем наоборот. Мы испытывали необходимость это отпраздновать, поэтому сказали нашему коту, Сталину, что у него день рождения, и в рекордное время раздобыли две необходимые составляющие всякого пиршества: пиво и женщин.
Малыш с Портой «нашли» раскормленную свинью, которую объявили обер-лейтенантом и почетным членом партии. Двое рядовых повели фельдфебеля на склад и там с помощью бутылки коньяка и угроз трибуналом, гестапо и тайной полевой полицией получили китель от мундира самого большого размера. Свинье он оказался почти впору, только вот застегнуть воротник мы не смогли. Свинья громко протестовала против необходимости носить немецкую форму. Мы привязали ее к стулу, который приколотили гвоздями к стене, и она сидела там точным подобием разжиревшего немецкого офицера-снабженца. Старик так смеялся, что вывихнул челюсть, и Малышу пришлось вправить ее ударом кулака. Пытаться надеть на свинью сапоги было безнадежно, но мы обрядили ее в брюки и фуражку. Марке приколол ей на грудь объявление: «Я, обер-лейтенант Бекон, единственная сносная свинья в немецкой армии».
— К черту эту дурость, — воскликнул Хайде. — Я тут не при чем, имейте в виду.
— Тогда вали отсюда, — предложил с надменным видом Порта. — Никто тебя не держит.
— Сам вали, — гневно ответил Хайде. — Прекрасно знаешь, что я не могу обойтись без тебя.
— Врезать ему по башке? — кровожадно спросил Малыш, помахивая дубинкой.
Хайде вытащил из голенища гранату.
— Ударь, образина, если посмеешь.
Малыш в ярости принялся угрожающе размахивать руками. Слова «если посмеешь» неизменно бесили его.
Врач и обер-фельдфебель Вольф прикатили восьмидесятилитровую бочку пива, которую «организовал» унтер-офицер интендантской службы Краббе. Незадолго до того, прочтя книгу о солдатах Карла XII, Краббе назначил себя квартирмейстером. Он был опасным соперником Порты. У него можно было купить что угодно, вплоть до линкора, если понадобится. Они с Портой ненавидели друг друга, при этом всегда были любезны и вежливы.
— Ну и ну, черт возьми! — воскликнул Порта, увидев бочку. — Краббе, ты не совершил кражи?
— Обер-ефрейтор Порта, нельзя выдвигать таких вопиющих обвинений против квартирмейстера. Пиво представляет собой сэкономленный запас. Узнав, что ты устраиваешь празднество, я решил, что это подходящий случай его выпить.
— Краббе, сегодня ты наш гость; но сперва приведи сюда Орла. Мне нужен денщик.
— Сейчас он у тебя будет, — вмешался Малыш. — Я поймал его возле штаба полка, он крался туда, держа в руке длинный рапорт. Привязал его возле мусорной кучи, пришлось заткнуть ему рот чьими-то грязными трусами: он так противно орал, когда я сказал ему, что утром сожжем его на костре.
— Давай его сюда, — приказал Порта.
Приведенный Орел мячом покатился от пинков Малыша к его ногам.
— Смирно, мразь, — приказал Порта, — и не хлопай так идиотски своими гляделками. На сегодняшний вечер ты назначен моим личным денщиком, но сперва отдай честь нашему командиру — вон на том стуле — и сядь рядом с ним.
Орлу пришлось козырять одетой в мундир свинье; сперва с равнением направо, проходя мимо нее;
