Потом Хайде пять раз пытался стащить перстень и ППШ; последняя попытка едва не оказалась успешной. Это было в ту ночь, когда мы покидали Кассино — на другой день нам снова выдали танки. Малыш чуть не убил его. Собственно говоря, спасло беднягу появление Одноглазого — как раз в то время, когда Малыш привязывал Хайде спиной к дулу противотанковой пушки. Хайде трижды ходил к мессе, пытаясь заручиться поддержкой Господа в борьбе с Малышом, но Бог явно не пожелал вмешиваться.
Мы не без труда нашли домик, из которого требовалось взять в плен английского штабного офицера. Часовые клевали носом на постах и не издали ни звука, когда им перерезали горло. Мы окружили домик. Весь наш наркотический шоколад был съеден, и мы, чтобы успокоить нервы, жевали индийский гашиш. Сквозь шторы затемнения пробивался слабый свет.
— Закрылись, как задница быка в сезон кусачих мух, — пробормотал Порта. — Вот же обделаются, увидев нас.
— Как думаете, джин у них будет? — мечтательно спросил Хайде. — Очень люблю его.
— И тушенка, — добавил Порта. — Если положить пару банок тушенки в картофельное пюре, даже мертвый начнет облизываться.
— Давайте вежливо постучим, — предложил Малыш, лежавший за упавшим деревом, глядя на дверь домика. — Когда они приоткроют дверь, я суну им в рожи свой добрый коммунистический ППШ. Тогда дело завертится. Штабные крысы всегда накладывают в штаны, когда смотрят в дуло автомата.
— Возьмем на сей раз полковника, — сказал Порта. — Мы пока что ни одного не брали.
— И поведу его я, — заявил Малыш. — Обвяжу ему шею веревкой и заставлю трусить за мной, как коза, которую ведут на дойку.
Старик потребовал тишины.
— Это нужно сделать быстро, — прошептал он.
— Мы все делаем быстро, — ответил Порта.
Малыш указал на домик.
— Видите тени на шторе? У них в руках бутылки.
Мы умолкли и изумленно уставились туда, когда через открытое пространство бодрым шагом прошла женщина в форме.
— Господи, у них еще и баба есть, — потрясенно прошептал Порта.
— Это одна из WAAC[178], — объяснил Хайде.
Малыш непонимающе уставился на него.
— Они зазывают?
— Идиот! — прошипел Хайде.
Женщина открыла дверь. В свете изнутри видно было, что она хорошенькая. Молодая, хорошенькая, в безобразном мундире.
Барселона нашел телефонные провода и доложил, что перерезал их. Старик удовлетворенно кивнул.
— Трое останутся прикрывать нас, а мы нанесем им визит.
— Они намочат штаны, — насмешливо произнес Порта.
— Девка должна вымыться перед тем, как мы ее оттрахаем, — сказал Малыш.
— Claro[179], — негромко сказал Барселона. — Примазавшиеся к армии проститутки должны соблюдать гигиену, когда приходят клиенты.
— Когда прикончим их, не забывайте о тушенке, — напомнил Порта.
В домике открылось окно, оттуда выглянул мужчина. У него были красные петлицы, обшитые золотыми галунами.
— Это наш человек, — прошептал Хайде. — Ждет нас не дождется.
Из темноты внезапно появился человек. Он шел прямо к нам. Легионер сжался, готовясь прыгнуть, положил автомат и вытащил нож. Здоровенный англичанин все приближался.
Потом мы услышали знакомый сдавленный смех.
— Малыш! — воскликнул Барселона.
— Я самый, — усмехнулся Малыш. На нем были английские шинель и каска. — Я наткнулся за домиком на часового. Задушил его удавкой.
И показал нам два золотых зуба.
Старик обругал Малыша.
— Вас с Портой когда-нибудь повесят из-за этих золотых зубов.
— Это был негр, — продолжал Малыш и показал нам аккуратно отрезанное ухо. — Вот одно из его слуховых приспособлений. Он сказал мне их пароль. Его сменщик придет через десять минут, я прошепчу ему на ухо «Веллингтон», потом задушу и отрежу ухо, если он тоже черный.
— Ты спятил, — сказал Старик. — Меня тошнит при виде этих ушей.
— Почему? — непонимающе спросил Порта. — Эти коричневые черти отрезают нам уши, так пусть будут готовы к тому, что и мы у них будем отрезать. Никто не может возразить против этого.
— Это уже слишком, — сказал Старик.
— Фотоаппарата, наверно, ни у кого нет? — спросил Малыш. — Я бы хотел сняться в этом черчиллевском барахле. Странно, какие мысли лезут в голову, когда бродишь один в потемках. Мне там пришло на ум, что неплохо было бы перебить вас всех и поднять тревогу у Томми. Когда все было бы кончено и вы лежали бы в братской могиле, никто не смог бы уличить меня во лжи, когда я сказал бы, что был принужден идти с вами. Кто знает, чем это могло бы кончиться? Не каждый день спасают целый английский штаб. Это была моя возможность получить памятник.
— Странная мысль, — заметил Порта. — Ты лучше брось думать, Малыш, а то плохо кончишь.
— Как по твоему, зачем нашему начальству штабной офицер? — спросил Хайде.
— Показать его пропагандистам, будто он редкая обезьяна в зоопарке, — объяснил всезнающий Порта. — Интересно, что они скажут, если мы вернемся с капралом, а не треклятым полковником?
— Отправят нас обратно, вот и все, — сухо ответил Старик.
— Ладно, пора идти за другим ухом, — сказал Малыш, широко улыбаясь. И с самодовольным видом лениво пошел к домику; английская каска была сдвинута на затылок, карабин подскакивал на спине. ППШ он спрятал под шинелью.
— J'ai peur[180], — сказал Легионер. — Пойду с ним. Он непременно забудет пароль.
Хорошо, что он оказался таким предусмотрительным, потому что Малыш вышел из себя, когда пришедший на смену часовой начал бранить его, и, забыв обо всем, заорал на него по-немецки:
— Заткнись, тупая свинья! Если хочешь поговорить со мной, переходи на немецкий язык!
Англичанин в испуге отскочил назад и принял смерть от сомкнувшихся на горле стальных пальцев Легионера.
Нельзя было терять ни секунды. Мы ринулись вперед, одним ударом распахнули дверь и выбили снаружи окна. Наши автоматы изрыгали смерть. Порта с Хайде схватили штабного офицера, вышвырнули в дверь и оглушили рукояткой пистолета. Все остальные в домике были убиты.
Мы выбежали оттуда.
Перед нами появились два человека. Я дал очередь с бедра. Они повалились мертвыми на тропинку.
Подбежал Малыш, все еще в английских шинели и каске.
— Сбрось эту британскую амуницию, — сказал Легионер.
— Я добыл четырнадцать золотых зубов! — радостно воскликнул Малыш.
Позади нас затрещали автоматные очереди. Легионер повалил меня в углубление рядом с тропинкой. Появились Порта и Хайде, волоча еще не пришедшего в сознание офицера. Подбежал Оле Карлсон, выкрикнул что-то неразборчивое и повернулся к сверкающим в темноте дульным вспышкам. Автомат его сердито залаял. Потом он издал пронзительный вопль, согнулся вдвое и покатился по тропинке.
— Mille diables[181], — прошипел Легионер.
Подбежали трое наших и скрылись в темноте. Потом появился Рудольф Клебер, встал на колени и стал стрелять короткими очередями в темноту. Неожиданно он выронил автомат, схватился за голову и упал ничком.
