спросить его: «А ты куда смотрел?», «А тебя для чего поставили?» Происходило бы это на заводском партийном собрании, он дал бы несколько справок, не ограничивая себя никакими соображениями. Но эти люди знают его гораздо меньше. И как-то уж так принято: что бы ни говорили в пику начальству, это считается критикой и одобряется.
Обвинение в задержке пуска новых вулканизаторов, выдвинутое против него, тоже трудно было опровергнуть. Предусмотрительный Гапочка постарался нейтрализовать возможные возражения, заявив, что директор, конечно, сошлется на плохое качество агрегатов. Но куда он смотрел, принимая их, за что платил деньги? Гапочка даже привел сочную украинскую поговорку: «Бачилы очи, що купувалы, ишьтэ, хочь повылазьтэ». И аудитория поддержала его смехом и аплодисментами.
Настроение в зале к тому моменту, когда Брянцеву дали слово, было далеко не в его пользу. Но он решил высказать все, что считал нужным и полезным.
— Меня беспокоят три вопроса, — размеренно начал он. — Прежде всего — это помощь шинному заводу. Удельный вес его в промышленности города очень велик, он выпускает ценную продукцию. И естественно, стоит заводу чуть-чуть захромать, — и сразу начинают усиленно помогать. Чем? Как? Направляют на завод поток различных комиссий. Причем делают это обычно в конце месяца, когда минута дорога. И каждой комиссии обязательно нужен директор или в крайнем случае главный инженер. И не на час, а на день, на два, на три. Так вместо помощи создаются помехи. А вот вникнуть, в какой именно помощи мы нуждаемся, никто не пытается. Мне хочется довести до вашего сведения следующее: в основном все наши беды происходят по вине поставщиков — сажевого завода и «СК» — завода синтетического каучука. На эти предприятия я и просил райком и горком партии обратить особое внимание.
В зале раздались голоса:
— Что, мы мало даем сажи?
— Разве мы не выполняем план по каучуку?
— Подводите вы часто и с ритмом поставки, и особенно с качеством. Поймите же, качество переходит в количество!
— Как это понимать? — насторожились в президиуме.
— Очень просто. Повысить качество шин, вдвое увеличить ходимость — это все равно что вдвое увеличить их количество. А с точки зрения экономики — даже еще лучше: затрат меньше, — объяснил Брянцев. — Я понимаю, конечно, что выступление мое не самокритично. Но что толку бить себя в грудь и каяться: у меня это плохо, у меня то нехорошо. Знаешь, что плохо — устраняй, а не плачься. А вот внешние беды мы сами устранить не можем и потому просим вашей помощи. Теперь второе. Как нам поднять качество сажи и каучука? Никакие временные комиссии тут не спасут. Нужен постоянно действующий фактор — организованное и направленное творчество масс. Нужны такие общественные институты, как наш.
Брянцев подробно рассказал о поисках и находках рабочих-исследователей, назвал фамилии лучших, привел цифры достигнутой экономии. Не много цифр, но они впечатляли.
Его слушали с напряженным вниманием. Многие думали, что он будет отвечать на нападки, оправдываться, но он обманул ожидания.
— Товарищи эсковцы, — обратился он к делегатам завода «СК», — разве вы не знаете, что каучук быстро стареет, что через три-четыре месяца хранения на складе он теряет половину своих драгоценных свойств? И других нерешенных проблем у вас тьма. Так почему бы вам не создать институт, подобный нашему? И первая поисковая тема напрашивается сама собой — разработка антистарителя для каучука. Неужели это вас не вдохновит?
И снова реплики из зала:
— Это задача первейшей важности!
— Неисчерпаемая тема!
— Вы знаете, кто нам помог найти антистаритель для резины? Нефтяники. Они и вам помогут. А мы передадим опыт создания общественного института. Может быть, вы такую форму работы не приемлете? Может, считаете, что только на шинном заводе собрались гении, а вы творчески бесплодны? Нет же! Так за чем дело стало? Вы думаете, мы не жаждем получить от вас защищенный нестареющий каучук? А разве другие заводы не ждут его? Ждут. Или остается в силе древнее изречение: «Нет пророков в своем отечестве»? Вдумайтесь: сотни общественных институтов организовались в разных концах страны, а здесь, в городе, где родилось это замечательное движение, — один институт. Наш. Почему? Зависть заела? Вторыми быть не хочется? Лавров первооткрывателей не достанется? Да разве в лаврах дело? Создайте нестареющий каучук — и вам памятник поставят!
Тихо в зале. Только нет-нет да переглянутся люди. В самом деле: почему в городе никто не подхватывает этот почин?
— Я считаю, что необходимо создать общественные институты на крупнейших предприятиях. Насаждать в приказном порядке не стоит. Если у людей есть вера в свои творческие силы, рабочая гордость, желание искать новое — сами создадут. А тем, кто ждет указаний сверху, могу открыть секрет: есть такие указания.
— Кем они даны? Когда?
— Двадцать вторым съездом партии, принявшим новую Программу партии.
Брянцев взял стакан с водой, стал пить мелкими глотками. В президиуме перешептывались, до его слуха донеслось:
— Хитер. Ишь как повернул… Вместо обороны в наступление пошел.
И похвала:
— Хорошо повернул, по большому счету.
— Но самое главное, из-за чего я поднялся на трибуну, — продолжал Брянцев, — это и самое грустное: мы допустили диспропорцию в развитии зависимых друг от друга предприятий. Нефтеперегонный завод дает мало газа каучуковому, а тот, в свою очередь, мало каучука шинному. Цепь рвется по звеньям. И как ее поскорее соединить, никто не знает. У меня создалось впечатление, что в горкоме ждут, пока этим займутся те, кто повыше. Но верхам тоже нужно подсказать снизу — снизу кое-что виднее. А мы с вами сейчас ничего подсказать не можем, так как проблемами химии в нашем городе серьезно не занимались. Пора городскому комитету партии мобилизовать инженерно-техническую общественность на решение этой узловой проблемы. Если не удастся найти выход, то надо, по крайней мере, бить тревогу. Мы же знаем, что производство шин должно возрасти почти вдвое, и к решению этой задачи надо приступить немедленно.
Секретарь горкома все-таки всыпал Брянцеву за отсутствие в его выступлении самокритики, добавил еще и за то, что на заводе только один коллектив коммунистического труда, и то не цех, а общественный институт. Но выступление его было сдержанным. Он учел, что всякая горячность может быть истолкована как личная обида. А в конце выступления перечеркнул все свои нападки, сказав:
— У Брянцева стало правилом постоянно расширять круг своих забот. Он всегда думает и беспокоится о большем, чем это определено его служебными обязанностями. Работал начальником смены, а думал о реконструкции цеха; работал начальником цеха, а воевал за автоматизацию всего завода. Сейчас, на посту директора, его беспокоят проблемы всего промышленного узла. Все это можно выразить в двух словах: государственный подход.
Много новых друзей приобрел сегодня секретарь горкома. Обрушился бы он на Брянцева с критикой за критику или безоговорочно согласился с ней — и то и другое вызвало бы у людей внутренний протест. Но этот выдержанный, рассудительный человек все разложил по полочкам. Что у Брянцева плохо — то плохо, что хорошо — то хорошо.
В перерыве к директору подошел Гапочка. Он был встревожен тем, что после выступления Брянцева отношение делегатов к директору заметно улучшилось.
— Ты на меня не сердись, Алексей Алексеевич, — тоном осознавшего свою вину человека сказал он. — Это я так, для оживления, чтобы не сказали, будто на шинном зажим критики и все под директором ходят.
Гапочка был в обычной своей роли: нападал при людях, а один на один вилял хвостом. Даже если понимал, что обвиняет несправедливо, удержаться от того, чтобы не блеснуть своей смелостью, не мог —