— Мне, как видите, посчастливилось найти укрытие в течение какой-нибудь секунды, поэтому я не знаю, за какое время солнце убило бы меня. Но от ожогов я страдал несколько месяцев, шрамы же не сходили несколько лет. — Помолчав секунду, вампир добавил: — А боли такой я и живым не испытывал.
Некоторое время Эшер изучал стройного юношу, танцевавшего когда-то с дочерьми Генриха VIII.
— Когда это было?
Тяжелые веки слегка опустились.
— Давно.
Наступило молчание, нарушаемое слабым шипением жестяного фонаря и одиноким дыханием Эшера. Затем Эшер снова повернулся к раскрытому гробу и принялся копаться в обугленных костяных обломках.
— Итак, она не почувствовала, что крышка снята, несмотря на все возможности вампиров. Я немного удивлен: обивка не повреждена, то есть Лотта даже не пыталась сесть…
Рука Исидро в черной перчатке легла на угол гроба рядом с лицом Эшера.
— Сон вампира отличается от человеческого, — мягко заметил он. — Мои друзья думают, что наши ментальные способности утомляют мозг. Сам я полагаю, дело в том, что. в отличие от людей, мы существуем исключительно благодаря силе воли. Но так или иначе, а Лотта не проснулась.
— Или, может быть, — сказал Эшер, поднимая из обугленной груды маленький осколок кости, — она была уже мертва, когда плоть ее воспламенилась.
Вампир улыбнулся иронически.
— Когда ее плоть воспламенилась, — заметил он, — Лотта была мертва уже сто шестьдесят лет.
Эшер рассматривал обломок в луче фонаря.
— Осталось немного, но царапины видны отчетливо. Это один из шейных позвонков, ее голова была отрублена. А рот мог быть набит чесноком…
— Обычное дело…
— Но не в 1907 году! — Эшер установил фонарь на угол гроба и достал из кармана платок — обтереть обугленный позвонок. — Это означает, помимо всего прочего, что убийца проник в склеп, открыл гроб, отделил голову и лишь после этого открыл дверь, дабы дневной свет уничтожил плоть. Иными словами, он знал, что делает. Я полагаю, Лотта не первая жертва?
— Нет, — сказал Исидро, бесстрастно глядя поверх плеча Эшера, в то время как тот вновь принялся просеивать золу, украшения и деформированные кости. Шафранный свет играл на гранях драгоценных камней и краях закопченного металла. Пальцы Эшера раскапывали, отбрасывали, ища некую вещь, которой здесь просто не могло не быть.
— Другие жертвы тоже были найдены обезглавленными? Или с пронзенным сердцем?
— Не имею понятия. Найденные тела были сожжены солнцем точно так же. Это существенно?
— Это могло бы открыть нам — особенно состояние первого найденного вами тела — знал ли убийца изначально, что ему надлежит делать с вампирами. С настоящими вампирами, а не просто с лунатиками, которые спят в гробах.
— Я вижу.
Эшер не отказался бы узнать: может быть, он и в самом деле видит с закрытыми глазами? Что-то несомненно видит…
— А у вас у самого есть какая-либо версия?
— За версии я плачу вам.
Эшер раздраженно скривил рот.
— Есть вещи, которые вы мне не сообщили.
— Множество вещей, — спокойно согласился вампир, и Эшер, вздохнув, решил не настаивать.
— Она играла со своими жертвами?
— Да. — В голосе вампира скользнуло отвращение.
(«Вульгарная кокни, — подумал позабавленный Эшер, — едва ли была по вкусу благородному идальго и придворному Филиппа II».) — Она любила богатых молодых людей. Она могла играть с ними неделями, встречаясь с ними, позволяя им приглашать себя на ужин (есть она там, конечно, не ела — достаточно было иллюзии), в театр, в оперу — и вовсе не потому, что понимала хоть что-нибудь в музыке, как вы сами догадываетесь. Она не могла питаться ими постоянно и, подобно нам всем, существовала за счет неимущих классов. Но ее радовала мысль, что эти глупые юнцы развлекают свою убийцу, а то и влюбляются в нее. Ей это доставляло удовольствие. Она смаковала ужас, возникавший в их глазах, когда они наконец видели клыки. Многие вампиры так поступают.
— И вы тоже?
Дон Симон отвернулся; искорка неудовольствия мелькнула в его глазах.
— Когда-то и я тоже. Вы уже закончили осмотр?
— На сегодня — да. — Эшер выпрямился. — Я могу вернуться сюда днем; тогда будет больше возможностей осмотреть все как следует. Где были ее апартаменты?
Исидро колебался, но Эшер настаивал:
— Она бы не могла нанизывать поклонников, как бусы, в течение ста лет, не меняя при этом наряда.
И он предъявил вампиру ключ, найденный им в золе.
— Да. — Исидро бесшумно скользнул к выходу и поднялся по ступеням, пока Эшер закрывал окованную железом дверь подземелья.
Земля за порогом была сплошь покрыта палой листвой; тридцать лет прошло с тех пор, как семейство Бранхэймов благополучно вымерло, предоставив фамильную усыпальницу к услугам ныне покойной Лотты. Ночной воздух был тих и влажен. Плащ облекал стройную фигуру вампира, напоминая совершенством складок мраморные одеяния статуй. Капюшон плаща был откинут, но глаз Исидро видно не было — глазные впадины заливала густая тень.
— Лотта принадлежала к тому сорту женщин, которым понятие вечности представляется в виде бесконечного гардероба… Я побывал у нее вчера, когда обнаружил… это. — Исидро указал на усыпальницу.
Эшер тем временем задвинул заслонку фонаря и в полной темноте двинулся по влажной, закутанной в туман аллее между двумя рядами гробниц. Стальные пальцы вампира взяли его за локоть, направляя беспомощного спутника в непроглядный мрак. Эшер понимал, что, пока он нужен Исидро, опасность ему не грозит, но все же решил на будущее пореже попадать в подобное положение.
— Как случилось, что вы это обнаружили? — спросил он, когда они, миновав аллею, направились к массивным воротам кладбища. — Вы же утверждаете, что не поддерживали отношений с Лоттой. Зачем вам понадобилось приходить в ее склеп?
— Чувствую, что я успел попасть под подозрение. — Взгляд дона Симона был откровенно насмешлив. — Я невиновен, милорд, — я, как это принято говорить в романах, в момент преступления был у себя дома и крепко спал.
Эшер невольно усмехнулся.
— А свидетели у вас есть?
— Увы, нет. По правде говоря, — продолжал Исидро, — я был встревожен уже тогда. Вампир по имени Валентин Кальвар, француз, не показывался две-три недели подряд. Я подумал, что его поразил какой-то недуг, — Кальвар недавно появился в Лондоне (по нашим, разумеется, понятиям), плохо знал расположение возможных укрытий и вообще условия городской жизни. От этого легко впасть в депрессию, почему, собственно, вампиры и не любят путешествий. — Складывалось впечатление, что Исидро собирался сообщить еще кое-что о вампире Валентине Кальваре, но потом передумал и просто продолжил: — Я думаю теперь, что он-то и был первой жертвой, хотя ни тела, ни выгоревшего гроба мы так и не нашли. Впрочем, никто из нас не знал, где он спит… Но восемнадцать дней назад одна… из моих друзей… пришла сказать мне, что убит еще один вампир — наш общий друг. Она была испугана, хотя такое могло произойти и случайно — к примеру, многие наши укрытия, располагавшиеся в древних подвалах, были взломаны, когда строили метрополитен. Кстати, тот вампир (его звали Дэнни Кинг) спал как раз в таком подвале. Кто-то вскрыл окна и снял крышку с гроба.
