археолог вовремя уворачивался:
— Все, сэр Теплер! Все! Смотрите, я ем, я сам ем! — Платон добежал до дерева, содрал с ветки целую горсть и набил себе рот. — Видите, я ем, — прошамкал он. — Она съедобная, ягода. Это багрянец.
— Какой еще багрянец? — недоверчиво переспросил толстяк, покачивая бревнышком в руках.
— Местное ягодное дерево. Растет по всей планете, плодоносит единовременно, раз в год. Месяц, пока на нем ягоды, так и называется: полыжун. То есть все местные твари обжираются им до полного изнеможения и лежат кверху брюхом. В это время никто не охотится, никто не кочует, везде абсолютно безопасно. Птички в полыжун птенцов выводят, кролики, барсуки всякие щенятся. Люди тоже едят, но уже за неделю обжираются до полного изнеможения. Это во всех трех энциклопедиях, что мне адвокат скинул есть. Вот только в ягоде полезных веществ кот наплакал, в основном фруктоза да краситель. Хранится она плохо, консервируется еще хуже. Единственное, на что годится, — спиртное из нее гонят. Поэтому у здешних туземцев текилы в кабаках и нет. У них своего «бренди» навалом. Так что не волнуйтесь, сэр Теплер, ягода съедобная. Это была шутка.
— Еще одна такая шутка…
— Я все понял, сэр Теплер, приношу свои извинения. — Атлантида кротко склонил свою буйную голову. — Так что вы бревнышко-то бросьте, сэр. Давайте лучше спокойно позавтракаем. И заметьте, что голод нам во время нашего путешествия не грозит. До конца полыжуна еще почти десять дней.
— Ох, пронесет нас с этих ягод. — Вайт наконец-то расстался со своей дубиной и подошел к дереву.
— Не волнуйтесь. У них слабый закрепляющий эффект, так что в туалет бегать не придется.
Объевшись сахарного багрянца до икоты, напарники определились по сторонам света и двинулись дальше на запад.
Только здесь, в самой чащобе, они осознали, насколько невероятно, до неприличия, вызывающе богат Ершбик. Огромные стволы, каждый из которых мог послужить материалом для десятка письменных или бильярдных столов, для обивки сотни парадных кабинетов или олгейцев, для эксклюзивной мебели или паркетного пола — то есть стоимостью в тысячи, если не десятки тысяч кредитов, валялись под ногами, обрастая мхом и загнивая в земле. Становилось понятно, почему туземцы строили из драгоценной древесины дома, сараи, живодерни, рубили из них табуреты и оконные рамы. Самое поразительное — имея в своих руках столь безграничное сокровище, туземцы пользовались глиссерами позапрошлого века, разрядниками и бластерами позапозапрошлого столетия, пароходами, сконструированными почти тысячу лет назад, и вели образ жизни дикарей начала вселенской эры. При взгляде на любой город планеты у нормального человека возникало ощущение, словно сейчас не одиннадцатый век, а легендарные десятилетия первых полетов в космос.
Напарники прорывались вперед шаг за шагом, проваливаясь по колено в рыхлый мох, поскальзываясь на влажных бревнах, застревая в низкорослых, но очень густых кустарниках. Утешений было два: еда висела на деревьях вокруг в неограниченном количестве, да вьющиеся над головой комары ни разу не пытались воткнуть хобот в кого-нибудь из шатающихся от усталости людей.
— Интересно, сэр, — ближе к полудню заговорил Вайт, — на этой планете есть пустыни?
— Несколько солончаков, — сообщил Атлантида.
— Надо было ехать туда.
— Там воды нету.
— А здесь есть? — язвительно спросил миллионер. — У меня эти ягоды уже поперек горла стоят. Воды хочу. Самой обычной воды.
Вода скоро появилась. Сперва она захлюпала под ногами где-то в глубине мха, потом поднялась до щиколоток, а спустя пару километров пути добралась до колен.
— Будем идти, пока не утонем, сэр Платон? — вежливо поинтересовался толстяк.
— Да не должно быть здесь никаких болот, сэр Теплер! — Рассольников, пытаясь оправдаться, активизировал экран браслета. — Вот, посмотрите на карту. Ровный абрис почвы, никаких озер и подтоплений.
— А вы знаете, как делаются эти карты, сэр? — Вайт остановился, переводя дух. — Я тут заказывал километровку при строительстве платформенного завода на Арагоне, наблюдал все воочию. Картографы делают несколько снимков с орбитального катера, потом раскрашивают их на компьютере, и вуаля! Смею вас уверить, с высокой орбиты это болото выглядит точно так же, как и сухой лес вокруг Алагмы.
— Вы тонете, сэр, — предупредил Атлантида. Толстяк, оставаясь на одном месте, и вправду медленно погружался все глубже и глубже в рыхлую влажную почву.
— На себя посмотрите, сэр Платон, — столь же резонно откликнулся миллионер, с сочным чваканьем выдернул ноги из грязи и двинулся дальше. — Имейте в виду, сэр, — предупредил он, — если вода дойдет мне до горла, то я дальше не пойду… Впрочем, вы к тому времени наверняка утонете.
Подозрения Теплера Вайта не подтвердились — на протяжении следующих нескольких часов пути вода не поднялась выше колен, полностью оправдав надежность орбитально-раскрасочной картографии. Что может означать ошибка в метр-полтора при определении уровня почвы? Мелочь, пренебрежительно малая погрешность… Если, конечно, не месить эту погрешность своими собственными ногами.
В вечерних сумерках путники забрались на толстое, ветвистое дерево багрянца и более-менее надежно устроились в соседних развилках.
— Знаете, сэр Платон, — предложил толстяк, объедая ягоды с ближних веток, — пошарьте-ка вы в своих энциклопедиях да попытайтесь выяснить, почему от Алагмы на запад не проложено ни одной дороги. Чует мое сердце, что все это неспроста. Поверьте опытному финансисту, транспортная артерия между крупным планетарными районами — слишком выгодная вещь, чтобы от нее отказались просто так.
— Возможно, это связано с административным делением? — пожал плечами археолог.
— Вот-вот, — кивнул толстяк. — Как раз между крупными административными единицами дороги и нужны.
— Ладно, попробую найти. — Атлантида активировал браслет. — Кстати, сэр Теплер, а где вы научились драться с таким удовольствием?
— Неужели было удовольствие? — удивился толстяк.
— Там, в кабаке, глаза у вас горели, как у голодного льва, увидевшего кролика.
— Правда? — усмехнулся Вайт, укладывая голову на толстую кривую ветвь. — Вообще-то я человек мирный. Правда, в детстве меня отдали в Вистоновский колледж, и поначалу было трудновато. Знаете мальчишек? Каждый норовит утвердиться за счет другого. В общем, дразнили меня «жирнягой» на каждом шагу. Помнится, до того довели, что я даже косметическую коррекцию тела у отца пытался выпросить. Но он, царство ему небесное, не позволил. Сказал: «Ты такой, как есть, единственный и неповторимый, а силиконовых красавчиков-близнецов — миллионы. А если тебя опять дразнить начнут, отвечай, что в тебе не жир, а мышцы. Не поверят — возьми табурет, да и врежь умнику по голове…»
— Ну и как?
— Табурета под рукой не оказалось, — мечтательно улыбнулся Вайт. — Подвернулся стол. Вот им я Сержика и огрел. Скандал бы-ыл… Папа с полгода штрафы и компенсации платил. Правда, мне ни слова не сказал. Меня с тех пор в колледже Столопотамом прозвали. Но я не обижался. Дразнить, правда, время от времени пытались — но только новички. Приходилось успокаивать. Я потом уже тяжелой атлетикой начал заниматься и любого умника мог взять за шкирку и стереть им пыль с ближайшей мебели со всей аккуратностью. Особенно боксеры-каратисты нравились. Он — прыг-прыг, лапками в грудь-живот — шлеп- шлеп. А ты его в угол зажмешь, перевернешь вверх ногами…
— Нашел! — Удивленно вскинул голову археолог.
— Ну?
— Была дорога. Аккурат от Алагмы до Севенжога.
— И где она сейчас?
— Из-за высокой аварийности, а также случаев бесследного исчезновения транспортных средств и ремонтных бригад, трасса быстро утратила привлекательность, была заброшена и к настоящему времени полностью заросла, — прочитал Атлантида и повернул Руку так, чтобы напарнику был виден открывшийся нaд браслетом экран. — Попытки провести дорогу севернее или южнее первой привели к аналогичным
