— Взводами живете?
— Были группы, а теперь взводы. Один у Шхаферена, в десяти километрах. Ахрара Мирзаев командует. А второй взвод, Павла Шурыгина, туда, к Диету… Народ у нас со всех лагерей — из Цварберга, Беерингена, Хоутхалена, Ватарше.
— Есть ребята из Франции, из Голландии, — добавил Тарбаев.
— Командиры взводов из комсостава? — спросил Дядькин.
— Сержанты. Комсостава у нас нет. Недавно, верно, к Мирзаеву пришел один старший лейтенант. Андрей Лавриненко. Парень толковый, учителем до войны был. Но опыта еще нет…
Дядькин стал расспрашивать о боевой работе отряда, об операциях, но Соколов отвечал неохотно, сдержанно.
— Кой-что делаем, товарищ Дядькин. Не так, конечно, чтобы… Нас тут не дивизия, а сорок два человека. Ну, гестаповцев бьем, диверсии… Два эшелона сбросили, в Шхулене гестапо разгромили, со всей конторой… Завод еще в Мельдерте…
— А Антверпен? — подсказал Тарбаев.
— Да, Антверпен… Подходящая операция… — В спокойных светлых глазах Соколова мелькнула улыбка.
— Что это вы так далеко забрались? — заинтересовался Дядькин.
— Пришлось… — Соколов скрутил новую папиросу и без видимой охоты начал рассказывать.
Гестапо схватило трех бельгийцев, активных организаторов Сопротивления. Всем троим грозила смертная казнь. Партизаны решили освободить товарищей. Соколов, Тарбаев и шесть бельгийцев во главе с комендантом района Матье Нюленсом отправились в Льеж. Но группа опоздала: арестованных отправили в Антверпен.
— В Антверпен ехать нельзя, — сказал Нюленс. — Город забит войсками.
— Ну и что? — возразил Соколов. — Откуда гитлеровцам знать, что мы появимся в Антверпене? Больше дерзости — вернее удача!
— Надо ехать, Матье, — поддержал Тарбаев. — Возвращаться не резон!
Матье Нюленс задумался. Большой, очень большой риск… Но эти русские парни ходили и не на такие дела! Чего доброго, еще подумают, что он струсил…
Группа отправилась в Антверпен. Двое суток караулили, когда арестованных повезут из гестапо в тюрьму. Машину перехватили днем, на небольшой узкой улице, прилегавшей к порту. Соколов ударил из автомата по кабине — очередь прошила стекло. Машина рванулась в сторону, ударилась о столб. В ту же секунду Тарбаев в упор выстрелил в унтер-офицера, сидевшего рядом с шофером. Из закрытого железного кузова выпрыгнули два жандарма. Матье Нюленс и Соколов разделались с ними прежде, чем те успели выхватить пистолеты.
Со всех сторон к порту мчались машины с солдатами, наряды жандармерии. Но партизаны, а вместе с ними освобожденные бельгийцы уже успели скрыться.
— Вот и вся история, товарищ Дядькин, — проговорил Соколов. — А больше ничего такого не было. Мы только развертываемся…
— А про склад в Бокте забыл? — Тарбаев улыбнулся. — Ой и было ж дело в этом Бокте! Как вспомню про Чепинского… — Тарбаев махнул Рукой, расхохотался…
— Что же там приключилось? — спросил Дядькин, глядя на Тарбаева, У которого от смеха слезы на глазах выступили.
— Мы в этом Бокте продовольственный склад накрыли, — начал рассказывать Тарбаев, вытирая кулаком глаза. — Целились мы на него давно, загодя все подходы изучили, где посты расположены, когда часовые сменяются… Как раз после смены часовых подошли, в двенадцать ночи. Я с командиром, Вееелкин, Киркин, Сапрыкин, Туркин со стороны села вышли, а Чепинский с Шашко и Михайленко с тыла, от канала пошли. Да. Убрали мы часовых, спрятались недалеко, а Чепинский по веревке в окно полез. Окно под самой крышей было… Только это он подобрался к окну, начал его выставлять, глядим — полицейские идут. В аккурат у самого склада бетонная дорожка проходила. Они по ней и топают… А ночь светлая! Полицейских хорошо видать, и Чепинского хорошо видать. Он, бедняга, за доску уцепился и висит, не дышит. А полицейские идут себе потихоньку, калякают… Да. Только это они подошли к тому месту, где Григорий висит, а тут доска как треснет… — Тарбаев прыснул со смеху. — Прямо на них свалился… Ей-бог! Как черт, сверху свалился… Полицейские-то так и обмерли, остолбенели… А Чепинский выхватил пистолет и — «хэндэ хох!» И тут наши выскочили… Один полицай все-таки успел выстрелить. Никого не убил, а шуму, подлец, наделал. Село рядом, народ начал сбегаться. Мы полицейских обезоружили — и в склад. Продовольствия там — гора! Думали подводу нагрузить, а остальное сжечь, а тут такое дело — народ. Командир говорит: не сметь поджигать, пускай крестьяне берут… Только это командир сказал, как народ кинется в склад… Хватают кто что — мешки, ящики, банки… Светопреставление, ей-бог! А полицейские глядят на это дело и от жадности слюну пускают. Один из них не вытерпел, говорит Чепинскому: разрешите, говорит, господин партизан, принять участие в освобождении фашистского склада… — Тарбаев опять расхохотался, замотал головой. — Так и сказал, подлец, в освобождении…
— А Чепинский что?
— Хрен с вами, говорит, действуйте! Те и бросились в склад, как угорелые. А народ-то не знает в чем дело. Видят, полицаи ворвались, — кто куда… Ой и потеха! Потом этих полицейских… в каталажку. За грабеж склада! Потеха, ей-бог…
Тише! — Соколов предостерегающе поднял руку, подошел к окну, прислушался. — Машины по шоссе идут, колонна… Зашевелились гитлеровцы. На побережье части подтягивают, доты на каналах строят. Видать, дело ко второму фронту… Разведка у немцев работает!
— Тут без разведки ясно, — ответил Дядькин. — Красная Армия вступила в Румынию, вышла к границам Чехословакии… Да, теперь они должны высадиться! Надо ждать в скором времени… Наша задача — хорошо помочь союзникам. Мы находимся в тылу гитлеровских войск. Что же, нас теперь тут не так мало. С вами будет пятьсот человек… Вы, конечно, войдете в бригаду? — Дядькин прямо посмотрел в лицо Соколову.
— В бригаду? — Соколов отошел от окна, сел за стол, — обдумать надо, товарищ Дядькин. Может быть, нам и не с руки входить к вам в подчинение…
— Боитесь дисциплины? — Острые глаза Дядькина прищурились. — Или самостоятельность не хотите потерять?
— Дисциплины нам бояться нечего, товарищ Дядькин, у самих дисциплина твердая. А вот в смысле самостоятельности… — Соколов наморщил лоб. — Далеко вы от нас, вот в чем дело! Мне же тут виднее, как действовать. Мне, к примеру, ударить надо, а я должен к вам за разрешением посылать. Этот вопрос меня смущает. У заместителя моего, Григория Чепинского, тоже насчет этого сомнение имеется. Ну, и ребята…
«А ты, оказывается, хитер, Вито Дюйвол! — подумал Дядькин. — Хочешь, чтобы мы тебе гарантировали самостоятельность? Что же, ты прав».
— Вот я и гляжу, товарищ Дядькин, как для дела лучше…
— Мы у отрядов самостоятельности и инициативы не отнимаем. Обстановка позволяет — бей… Мы планируем главные операции. Ясно? Но уж если штаб бригады тебе поставил задачу… Точка!
— Понятно, товарищ Дядькин, — Соколов коротко кивнул головой.
— Дело идет к открытым боям. Тогда стянем бригаду в кулак…
— Ну, если так, то мы согласны вступить в бригаду. Метеор мне говорил, что у вас программа и устав имеются. Надо бы познакомиться.
— К вам приедет представитель штаба, старший лейтенант Ольшевский. Он привезет документы… В хорошее время мы соединились, Дмитрий Михайлович. Самая жаркая пора наступает!
— Бригаду не подведем! — Соколов поднялся. — Ну, мы поехали. С рассветом в Мельдерт отправляемся… Теперь веселее жизнь пойдет. Бригада! — Он крепко пожал Дядькину руку.
Дядькин решил остаться у Вальтера до утра. Ночью по шоссе ехать опасно — патрули теперь на каждом шагу. Старик уступил ему свою кровать, а сам устроился в комнатушке дочери.
Только Дядькин задремал, в окно легонько постучали. Послышались торопливые шаги старика, прошлепавшего босиком в кухню. Дядькин, прислушиваясь, приподнялся. Он знал, что это свои, —
