Он чувствовал себя виноватым из-за своего обмана. Он вообще не любил обманывать людей, но всегда находил себе прощение, объясняя свои действия известной фразой: цель оправдывает средства.
Теперь он прощения не находил и знал почему. Он нарушил одно из своих главных правил и оказался эмоционально связан с преступницей.
В голове невольно возникали картины того, как она улыбалась, подшучивая над ним, как выгибала тонкую бровь, как переливались на солнце огнем ее локоны...
Но ему нужно держать в узде свою слабость к ее манящему присутствию. А лучшей защитой, как известно, является нападение.
– А много сочувствия ты проявила к своему мужу, когда стреляла в него?
– Я не убивала Джеба.
– Он даже не был вооружен.
Тринити были известны все факты. Он тщательно изучил их и запомнил перед тем, как согласился отправиться за Викторией. Он бы шагу не сделал из Бандеры, если бы у него было хоть малейшее сомнение в ее вине.
– Ты объявила ему, что собираешься его убить, или просто подпустила поближе, прежде чем выстрелить ему в сердце?
Виктория приостановилась и обернулась.
– Я его не убивала, – настойчиво повторила она.
– Тогда кто это сделал? Ты была рядом с ним, когда его застрелили.
– Я этого не знаю.
– Я сначала думал, что тебе помогал твой любовник. Я собирался арестовать и Бака, пока не выяснил, что до твоего бегства из тюрьмы ты не была с ним знакома. И с той поры у тебя не было никаких других мужчин.
– У тебя мерзкое воображение, – отозвалась Виктория. – Ты всегда придумываешь невесть что о женщинах и их любовниках?
– Не обо всех женщинах. Только о тех, кто убивает своих мужей.
– Я не убивала Джеба! – выкрикнула Виктория, остановившись и обернувшись к нему. – Пару раз я хотела, чтобы он навсегда исчез из моей жизни, но никогда не мечтала его убить.
– Какая жалость, что присяжные не согласились с тобой!
– Я от них ничего и не ждала... после того как они были тщательно отобраны поверенным моего свекра. Удивительно, что суд вообще состоялся.
Виктория продолжала взбираться на гору с легкостью горной козочки.
Он начал задумываться, сколько сможет продержаться, пока ее не поймает. Он гордился, что держит себя в хорошей форме – слишком часто от этого зависела его жизнь, – но и Виктория явно не проводила время, нежась в качалке.
Но тут она споткнулась и упала. Она повредила щиколотку и не смогла быстро подняться. А когда поднялась, не смогла двигаться с той же быстротой, так что Тринити понадобилось лишь несколько минут, чтобы загнать ее в угол.
Однако больная щиколотка не помешала ей драться.
Тринити связал ей руки и лодыжки.
– Не надо, – сказала Виктория, когда он затягивал пояс на ее ногах.
– Мне больно.
– Об этом нужно было подумать, когда ты раздирала мне лицо. Не говоря уже о синяках, которые я получил от твоих кулаков и сапожек.
Тем не менее, он ослабил путы.
– Я жалею, что не била тебя в тысячу раз сильнее, почти прорычала Виктория.
– Будет не так больно, если ты расслабишься, – сказал Тринити, готовясь взять ее на руки.
Он поднял ее и перекинул через плечо. Виктория никогда раньше не испытывала такой мучительной боли.
– Как могу я расслабиться, если ты почти задавил меня?
– Я позволю тебе идти самой, если ты пообещаешь не драться.
– Обещаю делать это при первой же возможности.
– Я так и понял, но всегда хорошо прояснить все до точки, – промолвил Тринити, начиная взбираться по склону.
– Ублюдок! – воскликнула Виктория. Слезы боли, досады и ярости потекли по ее щекам.
Она едва могла дышать, лежа у него на плече. Тринити остановился.
– Готова вести себя тихо?
– Я на все готова, лишь бы ты спустил меня с плеча, – задыхаясь, прошептала она.
Тринити позволил ей соскользнуть со своих рук. Она ударилась с глухим стуком о землю.
– Прости. Я не привык носить на плече женщин, – признался Тринити, приседая, чтобы развязать путы у нее на ногах. – Спустить тебя на землю оказалось труднее, чем я думал.
– Полагаю, нет смысла говорить, что тебе стоило подумать об этом прежде, чем ты вскинул меня на плечо.
– Теперь говорить об этом поздно.
– Мужчины редко принимают замечания. Это подрывает их чувство превосходства. Зато женщин они постоянно поучают.
– У меня этой проблемы нет, – ответил Тринити, развязывая ей руки. – У меня нет жены, дочери, матери и какой-либо другой женщины, с которой я вижусь регулярно.
– Представить себе не могу почему, – прошипела Виктория, растирая запястья, чтобы восстановить кровообращение.
Он приложил пальцы к губам и издал резкий свист.
– Это для чего? – сморщилась Виктория. – Здесь нет ни одной живой души на расстоянии двадцати миль.
– Это для моего коня. Он приучен прибегать, когда я свистну.
– А если он привязан или спутан?
– Я никогда не привязываю его, если нахожусь в поиске.
– Считаешь себя очень умным?
– Нет. Просто предусмотрительным. Не каждый хочет отправляться со мной.
– Понять не могу, почему бы это. Попасть на виселицу – такое приключение выпадает раз в жизни.
– Так же, как получить пулю в сердце от жены.
– Это я и твердила Джебу, когда нашпиговывала его свинцом. «Дорогой... – сказала я, – я всегда называла его «дорогой», чтобы он знал, как я его люблю. – Ты не знаешь, как тебе повезло. Не многие мужчины заслужили такое счастье – получить пулю от жены. Чаще всего их убивает кто-то, кого они совсем не любят».
– Тебе никто не говорил, что у тебя извращенное чувство юмора?
– А тебе никто не говорил, что у тебя мерзкая работа? – сладким голоском проговорила Виктория.
– Пару раз говорили.
Шум ломающихся веток заставил Тринити отвести глаза от Виктории. Конь нашел его. Лошадь Виктории следовала за ним.
– По крайней мере, нам не придется выбираться пешком... – начал он, оборачиваясь.
Но Виктории позади него не было. Она сбежала.
– Проклятие! – вырвалось у Тринити. Он не мог расслышать шаги Виктории из-за треска, который создавали кони, пробираясь через подлесок. К счастью, он увидел, как вдали промелькнул ее коричневый жакет из оленьей шкуры.
Тринити вскочил на коня, едва тот успел остановиться. Следовавшая за ним вплотную лошадь Виктории на мгновение загородила ему дорогу, но он сумел вскоре развернуться и направился поперек гребня. Виктория сможет быстрее его пробраться через подлесок, но его коня ей не обогнать.
