Но в его глазах она прочла боль. Он мгновенно скрыл ее, но она не сомневалась: это была настоящая боль.
Укол раскаяния заставил Викторию заколебаться. Она накинулась на него, потому что была травмирована всей этой историей. Она не ожидала, что ранит его. Он казался таким неуязвимым.
Быстро оправившись, она возобновила атаку:
– Ты, наверное, собираешь сказать мне, что занимаешься этим бесплатно. Ради блага людей.
– Ты все равно не поверишь мне, если я так скажу.
– Ты же не поверил мне, когда я говорила, что не убивала своего мужа.
– Присяжные признали тебя виновной.
– Разве тебе не платят, чтобы ты привез меня обратно?
Для этого дела он был назначен помощником шерифа. Ему предложили соответствующее жалованье, но он отказался. Однако говорить ей об этом он не собирался.
Виктория восприняла молчание Тринити как признание вины.
– Ты профессиональный охотник за наградами...
– Зачем ты говоришь это?
– Ты делал это и раньше. У тебя, вероятно, заготовлены такие лагеря с припасами отсюда до Техаса. Ты занимаешься этим, потому что тебе это нравится.
– Как скажешь.
Она догадывалась, что он лишь притворяется равнодушным. Она почувствовала боль, скрытую под маской невозмутимости. Это ее удивило и расстроило.
– Почему ты этим занимаешься? – спросила Виктория. – Охотников за наградами никто не любит. У тебя не может быть ни дома, ни друзей. Ты изгой общества.
– Я не особенно люблю общество.
– Наверное, любая работа была бы легче, – продолжала она. – Ты должен все время быть в разъездах, спать на земле в дождь и холод, бегать от людей, прятаться, делать все тайно. Хуже того, тебя постоянно пытаются убить. Не только люди вне закона и индейцы, но и обычные честные граждане.
Тринити молча смотрел на нее. Лицо его ничего не выражало.
– Ты права, но не по той причине, о которой думаешь.
Виктория почувствовала удовлетворение, что вынудила его ответить, но ее удручила безысходность, прозвучавшая в его голосе.
– Твои «обычные честные граждане» – всего лишь ленивые бесхребетные трусы, которые прячутся в безопасных городках и бегут с жалобами к шерифам, когда кто-то украдет их деньги, или к правительству, если прогорят в том или ином предприятии. У скольких из них хватает мужества встретиться лицом к лицу с убийцами, которых я привозил в тюрьму? Ни у кого! Сколько из тех людей, что судили тебя, набрались храбрости и погнались за тобой, когда твой дядя выкрал тебя из тюрьмы? Ни один! Они все полагаются на меня или кого-то вроде меня, чтобы сделать работу, которую сами делать боятся, не умеют или просто не могут, так как слишком глупы.
Викторию потрясло, насколько же одинок он был в своей жизни.
– Ты почти такой же плохой, как те преступники, которых ты ловишь, – промолвила она. – Ты не совершаешь убийства, но отнимаешь у людей их мужество и самоуважение.
– Они уже утратили их. Поэтому им нужен я.
– Для чего? Чтобы защитить их от меня?
– Тебя осудили за убийство.
– Что дает тебе право решать, какой приговор следует привести в исполнение, а каким пренебречь?
– Ты была осуждена законным судом.
– Ты защищаешь людей от меня. А кто защитит их от тебя?
– Никто не нуждается в защите от меня.
– Я нуждаюсь.
– Тебе это было бы не нужно, если б ты делала то, что я прошу.
– Замечательно. Ты станешь хорошо обращаться со мной, если я не стану мешать тебе отвезти меня назад, чтобы меня повесили.
– Я всегда знал, что женщина способна так извратить истину, что мужчина вообще перестанет понимать, в чем она состоит. Но не встречал в жизни никого, кто мог бы сделать это так же ловко, как ты. А все сводится к тому, что ты преступница, а я нет. Вот и все. Если хочешь позавтракать, тебе лучше поесть сейчас. Или останешься голодной до ночи. У тебя есть десять минут.
Виктория была возмущена. Он отмахнулся от нее, как от мухи.
– Никто не может одеться, умыться и поесть за такое время.
– Тогда и не пытайся. Если хочешь сходить по нужде, можешь зайти за этот валун.
– Мне нужно больше уединения.
– Как знаешь, но теперь у тебя осталось только восемь минут.
–Ты дикарь!
– Полагаю, тебе так кажется. Но меня интересуют только две вещи: остаться в живых и доставить тебя к шерифу в Бандеру.
Тринити встал на колени и взял со сковородки кусочек бекона, затем он положил его на хлеб и протянул Виктории:
– Это последний кусок хлеба. По крайней мере, кофе горячий.
Виктория проигнорировала пищу.
– Я собираюсь переодеться и умыться.
– У тебя семь минут. Я пошел за лошадьми.
– Я еще не буду готова, когда ты их оседлаешь. Но она говорила это в пустоту. Тринити ушел. Бормоча себе под нос слова, неприличные для дамы.
Виктория взяла смену одежды и оглянулась, чтобы выбрать место для переодевания, но не нашла более подходящего, чем за валуном, указанным Тринити.
Она еще не вышла из-за валуна, когда он вернулся с оседланными лошадьми.
– Пора ехать, – объявил он.
– Я еще не готова.
– Если ты не появишься через тридцать секунд, я иду за тобой.
Она услышала, как зашипел костер. Наверное, он загасил его, вылив кофе. Она не успела ни поесть, ни попить. Она поспешно закончила одеваться, схватила вчерашнюю одежду и выскочила из-за валуна.
– Надеюсь, это не кофе ты вылил в костер?
– Ты не можешь пить кофе во время езды на лошади.
Тринити взял ее одежду, швырнул на одеяло и скрутил его в скатку. Виктория поняла, что больше не сможет снова ее надеть.
– Ты испортишь мою одежду, если будешь ее так комкать.
– В следующий раз позаботься одеться вовремя и сделать все сама, – сказал Тринити не останавливаясь. Он привязал скатку к седлу вьючной лошади. – Хочешь, чтобы я помог тебе сесть в седло, или заберешься на лошадь сама?
– Я еле успела одеться. Я не умывалась, не чистила зубы...
– Я никому об этом не расскажу.
Виктории очень хотелось пройтись по его физиономии ногтями, чтобы стереть с нее эту его ухмылку. Но даже зная, что он вполне это заслужил, она и так чувствовала себя виноватой при виде вспухших красных линий, пересекавших его щеку. Она никогда раньше не делала ничего подобного, и привыкнуть к этому оказалось трудно.
Одним махом Тринити вскинул ее в седло. И хотя Виктория скорее бы умерла, чем призналась в этом, ей понравилось ощущать его сильные руки на своем теле. Она вспомнила, как он обнимал ее в тот день, когда их застал Бак. Ей уже дважды это снилось. В ее снах он не оставил свои руки у нее на талии... Ей хотелось, чтобы Тринити и наяву повел себя так же.
