Мазепа быстро оделся и вышел на дворище.
Серые облака, вчера висевшие почти над самой землей, сегодня подобрались высоко; день был хотя и пасмурный, но сухой; в воздухе чувствовался приятный осенний холодок.
Мазепа подошел к Марианне и произнес, кланяясь:
— День добрый, Марианна.
— Будь здоров, казаче! — ответила ему с приветливой улыбкой девушка, не переставая бросать из миски то тому, то другому псу большие куски мяса; голодные животные набрасывались на них, едва не сшибая ее с ног.
— «Годуєш»? — усмехнулся Мазепа, смотря на эту рычащую стаю, не спускавшую жадных глаз с руки Марианны.
— Да, раз в день, чтоб были голодны… они у нас верные защитники; вот тот, Черт, — указала она на громадного черного пса с одной лишь белой лапой, — волка с налета берет.
— Д-да, могу поверить; они вчера едва не порвали моего коня, — улыбнулся Мазепа.
— Но теперь они не тронут тебя, — возразила Марианна, смотри!
С этими словами она присвистнула на собак; большинство их оставило кости и окружило Марианну.
— Наш, наш! — произнесла Марианна, указывая собакам на Мазепу.
Казалось, собаки поняли ее слово, так как отвечали ей громким, радостным лаем и бросились обнюхивать Мазепу и лизать его руки, а некоторые из них даже смело становились ему лапами на плечи, стараясь достать языком до лица нового Друга.
Мазепа тщетно отбивался от этих шумных ласк.
Наконец Марианна прикрикнула на собак, выбрасывая им из миски остатки мяса, и вся стая в одно мгновение укрыла их сплошной рычащей и шевелящейся массой.
— Теперь они будут знать тебя, — продолжала Марианна, — они узнают тебя всюду по нюху: они умны, как люди, а стоило бы мне сказать им — «ворог!» и они в одну минута растерзали бы тебя!
Мазепа покосился на рычавшую над остатками дикую свору и подумал, что девушка не преувеличивает их силы.
Мимо них прошло несколько хорошо вооруженных казаков. Мазепа с удивлением оглянулся и заметил, что замок был гораздо просторнее, чем показался ему вчера. Под высоким валом, увенчанным неприступной стеной, тянулся ряд длинных построек, напомнивших ему запорожские курени, в которые входили и выходили вооруженные люди.
— Одначе, у вас здесь все-таки людно, — произнес он с удивлением, — а мне показалось вчера, что замок совершенна пуст.
— Ты не ошибся, вчера здесь, кроме нас да трех слуг, никого и не было, наша кампания[26] была на стороне, а сегодня все вернулись назад. Но не хочешь ли ты осмотреть наше замчище?
Мазепа с удовольствием согласился на предложение Марианны, и они пошли вдоль двора.
Дом полковника стоял посреди двора, за ним тянулось еще почти такое же пространство. Замок представлял из себя небольшую, но хорошо укрепленную крепость; высокий вал с дубовым частоколом окружал правильным кругом весь двор;
посреди каждой стороны подымалась тяжелая, черная, сбитая из дубовых бревен башня с зияющими, прорубленными амбразурами, из которых торчали во все стороны длинные жерла пушек; все содержалось здесь в строгом порядке: Марианна показала Мазепе конюшни с великолепными лошадьми, пороховые погреба, оружейные склады, и даже потайной ход из замка, на случай неожиданного нападения многочисленного неприятеля.
За домом у самого вала было устроено нечто вроде высокой площадки, с которой можно было обозревать окрестность.
Мазепа поднялся на нее вслед за Марианной по крутой лестнице, и возглас невольного изумления вырвался из его груди.
Кругом у его ног расстилалась дикая, но величественная картина.
Замок стоял на высокой горе; по склонам ее сбегал вниз черной щетиной почти обнаженный уже лес; у подножия горы расстилалось широкое, топкое болото, среди яркой зелени которого извивалась серебристой змейкой река; эта топь окружала всю гору сплошным кольцом. К болоту спускались со всех сторон крутые склоны и обрывы гор, покрытые таким же черным обнаженным лесом, и только на горизонте тянулась кругом всей этой мрачной котловины ровная зубчатая полоса соснового бора.
Несколько минут Мазепа не мог оторвать глаз от этой мрачной, величественной картины; наконец, он перевел свой взгляд на Марианну.
Она стояла к нему в пол-оборота и, опершись рукой о перила площадки, очевидно также любовалась раскрывшеюся перед ними картиной; глаза ее смотрели вдаль на синеватые зубцы соснового бора, окружавшего горизонт, холодный ветер свевал со лба тонкие пряди прямых черных волос, губы ее были плотно сомкнуты, на лице лежало гордое и властное выражение.
Погруженная в свои мысли, Марианна словно забыла о присутствии Мазепы.
XL
— Какое отменное место для замка! — произнес Мазепа. — Натура как бы нарочито устроила такое неприступное место.
— Это правда, оно и само по себе было хорошо, но мы еще много исправили его и сами, замок теперь действительно неприступен, да и дорогу к нему не всякий отыщет, — ответила Марианна, повернувшись к Мазепе, — но нам и нельзя жить иначе, — пояснила она, — отец стареет, а ворог ведь не спит.
— А если отца не станет?
— Что ж, все в воле Божьей.
— Неужели же ты думаешь оставаться здесь одна?
— Я не одна, у нас есть своя «компания», казаки все преданы мне.
Мазепе захотелось познакомиться еще ближе с этой странной девушкой.
— Скажи мне, Марианна, если это только не тайна, обратился он к ней, — давно вы живете так?
— Нам не в чем крыться, — ответила девушка, — живем мы здесь с тех пор, как Бруховецкого избрали на гетманство. Отец мой поставлен был полковником еще самим гетманом Богданом. Он был с Богуном, Кривоносом и другими против «єднання», но Переяславские пакты и слово самого гетмана успокоили его. Когда же после смерти гетмана Богдана на гетманство стали вступать всякие предатели и «зрадныкы», отец мой громко вопил против них; также противился он, не скрываясь, и избранию Бруховецкого, но хитростью и коварством Бруховецкому удалось достичь своего; тогда он первым делом отставил отца от войска и велел отдать свой полковничий пернач, но отец ответил ему: «От того войска, в котором ты стал головою, я сам ухожу, но пернач, врученный мне самим гетманом Богданом, не отдам его конюху». Бруховецкий хотел тут же схватить батька, но побоялся казаков, так как все казаки любили батька. И вот с тех пор и живем мы в нашем замчище. Сколько раз уже пробовал Бруховецкий поймать батька, да боится наступить на нас с войсками открыто, а тайно, «зрадныцькым» своим обычаем, — не может взять.
— Но скажи же мне, Марианна, вот отец твой говорил, что Бруховецкий ищет и тебя: как же ты не боишься удаляться так далеко, как вот в тот раз, от замка?
— Потребы вызывают меня.
— Все это так, но если в замке ему трудно добыть вас, то в лесу или в поле это не составит большого труда.
— Мы остались здесь, на левом берегу, не для того, чтоб только уберечь свою жизнь в этом неприступном замке, — ответила гордо девушка, — а для того, чтобы спасать жизнь отчизны.
— Одначе, — возразил Мазепа, — если искушать так фортуну, то отчизна может остаться без верных детей.
— А если каждый из нас станет думать об этом, то она останется навеки со связанными руками.
