думаю, что им мог бы стать Даниэле, я это интуитивно почувствовала по некоторым признакам.
Вчера вечером мы обменялись номерами телефонов, и ночью, пока я спала, он мне послал эсэмэску, которую я прочла утром:
«Мне было очень хорошо с тобой, ты очень славная, и я хочу тебя видеть. Завтра приходи ко мне, мы поплаваем вместе в бассейне».
Я ошарашена и встревожена.
Встреча с тем, чего до недавнего времени я не знала, оказалась скорее ударом жестоким, если не сказать премерзким.
Его дом – загородный, очень красивый, окружен зеленым садом, в котором мириады прекрасных свежих цветов. В голубом бассейне сверкали солнечные блики, и вода призывала в нее окунуться, но именно сегодня я не могла этого сделать из-за месячных. Сидя под плакучей ивой за столиком из бамбука, со стаканом холодного чая в руке, я наблюдала, как все бросаются в воду, играют и плещутся. Он на меня иногда посматривал, и я, довольная, ему отвечала улыбкой. Потом я увидела, что он выходит из воды, поднимается по ступенькам и направляется ко мне; капли воды медленно стекали с его блестящего торса, а он одной рукой поправлял свои мокрые волосы, разбрызгивая капли вокруг себя.
– Жаль, что ты не можешь с нами поплавать, – сказал он слегка иронично.
– Это ничего, – ответила я. – Зато немного позагораю.
Не говоря ни слова, он взял меня за руку, из другой руки выхватил мой стакан и поставил его на стол.
– И куда же мы идем? – спросила я со смехом, но испытывая невольный страх.
Он не ответил и повел меня наверх по бесконечным лестницам; около одной двери из-под коврика он достал ключ, вставил в замочную скважину, хитро глядя на меня своими блестящими глазами.
– Куда ты меня ведешь? – спросила я, скрывая страх.
И опять никакого ответа, только легкая ухмылка. Он открыл дверь, вошел, таща меня за собой, и закрыл дверь за моей спиной.
В комнате, едва освещенной проникавшим сквозь жалюзи солнцем, было очень жарко; он меня прижал к двери и стал страстно целовать, давая почувствовать вкус его губ, которые отдавали земляникой и даже по цвету очень на нее походили. Его руки опирались на дверь, и мускулы были напряжены, я могла ощущать их силу своими руками, потому что я их ласкала и трогала, и мурашки пробегали по моему телу. Потом он взял мое лицо в свои руки, оторвался от моих губ и спросил тихо: «Ты хотела бы этого?»
Кусая губы, я ответила, что нет, потому что внезапно меня обуяли тысячи страхов, безликих и неопределенных. Он нажал еще больше своими руками на мои щеки и с силой – возможно, он так хотел передать мне свою страсть – стал подталкивать меня вниз, и тут вдруг неожиданно я увидела его член. Сейчас он был передо мною, он источал запах мужчины, и каждая вена, по нему проходящая, выражала такую мощь, что мне показалось естественным померяться с нею. Он нагло прошел сквозь мои губы, стирая вкус земляники, все еще остававшийся на них.
Затем следом – другая неожиданность: во рту появилась жидкость, горячая и кислая, очень обильная и густая. При этой новой неожиданности я так сильно вздрогнула, что сделала ему больно, тогда он схватил мою голову и еще сильнее подтолкнул к нему. Я слышала его тяжелое дыхание, и в какой-то миг мне показалось, что его жар передался и мне. Я выпила ту жидкость, потому что не знала, что с ней делать, в животе у меня что-то заурчало, и мне стало из-за этого стыдно.
Когда я была еще на коленях, я увидела, что его руки опускаются. Думая, что он хочет поднять меня или заглянуть мне в лицо, я улыбнулась, но он рванул с меня купальник, и я услышала звук резинки, когда она ударилась о его кожу, мокрую от пота. Тогда я встала сама и посмотрела ему в глаза в надежде услышать от него какие-нибудь слова, чтобы меня утешить и сделать счастливой.
– Ты хочешь что-нибудь выпить? – спросил он.
Так как у меня во рту еще был кислый вкус от той жидкости, то я ответила: «Да, стакан воды». Он вышел и через несколько секунд вернулся со стаканом воды, а я все еще опиралась на дверь.
Как только он включил свет, я с любопытством стала рассматривать комнату. Я увидела шелковые шторы и скульптуры, а на элегантных диванах – разные книги и журналы. Огромный аквариум освещал своей подсветкой стены. Во мне не было ни беспокойства, ни стыда, но какая-то странная удовлетворенность. Лишь потом на меня навалился стыд. Когда он равнодушно протягивал мне стакан, я спросила:
– Это в самом деле происходит так?
– Конечно! – ответил он с насмешкой, показав свои красивые зубы.
Тогда я улыбнулась и обняла его, вдыхая запах его волос. В то же время я почувствовала, как его руки потянулись к дверной ручке. Он открыл дверь.
– Мы увидимся завтра, – сказал он и поцеловал меня, это было приятно.
Я спустилась ко всем остальным.
Алессандра смотрела на меня, смеясь. Я попыталась ей улыбнуться, но быстро наклонила голову: мои глаза наполнялись слезами.
29 июля 2000 г
Дневник, я уже две недели встречаюсь с Даниэле.
Я чувствую, что очень привязалась к нему. Это правда, что он довольно резок со мной и никогда от него не услышишь ни комплимента, ни доброго слова: сплошное безразличие, насмешки, провокационный смех. И все же такое его поведение заставляет меня еще больше упорствовать. Я уверена в том, что страсть, которая живет во мне, сумеет полностью сделать его моим, он это скоро увидит.
В полуденные часы монотонного зноя я часто вспоминаю его запах, земляничную свежесть губ, его мускулы, крепкие и подвижные, как огромные живые рыбы. И почти всегда при этом я трогаю себя и испытываю чудесные оргазмы, интенсивные и полные фантазий. Я ощущаю необъятную страсть, я чувствую, как она бьется изнутри о мою кожу, как будто желая прорваться наружу, чтобы выплеснуть всю свою мощь. Мне безумно хочется заняться любовью, я бы этому предалась немедленно и занималась бы целыми днями, пока страсть полностью не вышла бы из меня, наконец, свободная. Но я также знаю, что этого мне не хватит: я сразу же впитаю в себя все, что растеряла, для того, чтобы вновь это выпустить в новом цикле, таком же сильном эмоционально.
1 августа 2000 г
Он сказал, что я не способна этим заниматься, что я не страстная.
Он мне это сказал со своей привычной усмешкой, и я ушла вся в слезах, униженная его словами.
Мы сидели в гамаке в саду, его голова покоилась на моих коленях, я нежно гладила его волосы и смотрела на ресницы его закрытых глаз, ресницы восемнадцатилетнего парня. Я провела пальцем по его губам, он проснулся и взглянул на меня с недоумением.
– Я хочу с тобой заняться любовью, Даниэле, – выпалила я на одном дыхании, с пылающими щеками.
Он смеялся так сильно, так сильно, что поперхнулся:
– Что ты хотела бы сделать?! Да что ты, детка! Ты даже не способна мне его отсосать!
Я взглянула на него, ошарашенная и униженная. Я захотела провалиться сквозь землю его сада, прекрасно ухоженного, и сгнить там, под его ногами, которые бы шагали по мне целую вечность. Я ушла от него с яростным криком «Сволочь!», с силой захлопнула калитку, с силой включила мотороллер. Я уезжала с раненой гордостью и разбитой душой.
Дневник, разве это так трудно – уметь любить?
Я думаю, что не надо было пить его сперму, чтобы вызвать его чувство, а надо было полностью отдаться ему. И сейчас, когда я почти это сделала, когда я этого хочу, он надо мной смеется и меня прогоняет таким вот способом. Что мне делать? Открыть ему свою любовь? Об этом не может идти и речи. Я еще могу доказать, что я способна сделать то, чего он не ожидает, я очень настырная, и у меня это получится.
3 декабря 2000 г. 22:50
Сегодня день моего рождения, пятнадцатилетие.
На улице холодно, утром шел сильный дождь. К нам приходили родственники, я не очень хорошо их встретила, и мои родители отругали меня за это.
Проблема в том, что мои родители видят только то, что им приятно видеть. Когда я оживлена, они участвуют в моей радости и проявляют нежность и понимание. Когда же я грущу, они остаются в стороне и меня избегают, как прокаженную. Моя мать говорит, что я как неживая, что я слушаю заупокойную музыку и что единственное мое развлечение – это закрыться в своей комнате и читать книги.
Отец и вовсе не знает, как проходят мои дни, и у меня нет никакого желания ему про это рассказывать.
Мне недостает любви, я хочу, чтобы кто-то погладил мои волосы, посмотрел бы на меня ясным взглядом.
В школе день тоже оказался адским: я схватила кол (я не хочу учиться), и мне пришлось выполнять отдельное задание по латыни. Мысли о Даниэле забивают мою голову с утра до вечера и даже захватили мои сны; я никому не могу открыться, никто не поймет, что я испытываю по отношению к нему, я это знаю.
Когда я выполняла задание, в классе стояла тишина; и вдруг стало темно, оттого что погас свет. Я позволила Ганнибалу пересечь Альпы, гусям на Кампидольо его ожидать, а когда я захотела посмотреть сквозь запотевшее окно на улицу, то увидела в нем свое отражение – мутное, лишенное четких очертаний: дневник, без любви человек – ничто, ничто… (А ведь я – женщина…)
25 января 2001 г
Сегодня ему исполняется девятнадцать лет.
Едва проснувшись, я схватила мобильник, и звук нажимаемых кнопок оживил комнату; я послала ему поздравление. Я знаю, что он не ответит даже простым «спасибо» и, может, засмеется, читая его. Особенно, когда прочитает последнюю мою фразу: «Я тебя люблю, и только это имеет
