Глава 17
Пятница, 15 июля 2016 года.
Митрич в режиме спринтерской стометровки пересек пустынную площадь, миновал щедро заваленный упаковочным мусором задний двор магазина, сноровисто пролез сквозь дыру в заборе и спустя несколько минут вынырнул возле медпункта.
На пороге медицинского учреждения возвышался фельдшер Панкратов. Расслабленно прикрыв глаза, он прочно стоял на ногах в своих неизменных молочных плавках-подштанниках, и разведя в разные стороны руки, с блаженством подсовывал припухшее от постоянного пересыпания лицо под щадящие утренние лучи.
-- Телефон опять заработал! -- на растворяя полностью век, радостно сообщил фельдшер своему годку. -- К нормальной жизни все возвращается. Вот радость-то какая!
Возбужденно сопя, Митрич пронесся мимо него в здание и забегал по кабинету. Панкратов неохотно сбросил вниз руки, пожал плечами и проследовал за ним.
На высокой тумбе подле самой кушетки сиротливо виднелся зачерствелый ломоть ржаного хлеба. Граненый стакан, до половины наполненный прозрачной, приятно разукрашенной солнцем, жидкостью, выгодно отличался на его непрезентабельном фоне.
-- И чего же тебе по телефону сообщили? -- настороженно задал вопрос хуторянин, по инерции делая спринтерские телодвижения.
-- Чего надо, то и сообщили! -- на правах единственного жителя, владеющего свежей информацией, загадочно сказал Илья Ильич и набросил на плечи лилейную махровую пижаму, расшитую желто-горячими павлинами с хвостами бутылочного цвета.
Митрич резко остановившись, вспылил:
-- Не томи, Илюша. Или тоже в начальство поселковое, как Добрюха, записался? Может, еще и в ножки кланяться заставишь, чтобы самолюбие свое потешить?
Панкратов вальяжно проследовал к тумбе, вынул стакан из солнечного круга и опрокинул его себе в рот.
-- С понедельника все будет в норме: машину с продуктами пришлют, врачи подъедут и заживем как прежде - хорошо и стабильно, -- одобрительно крякнув, доложил он и сунул себе под нос сухой хлебный ломоть. -- Так что можешь больше не переживать, годок, по этому вопросу. Все улажено.
Митрич недоверчиво произвел расследование:
-- Кто звонил? Самый главный?
-- Именно, -- неожиданно с силой ударил кулаком по тумбе Илья Ильич. -- Лично со мной общался, почти на равных, благодарил за понимание и за своевременно оказанную помощь врачу, у которого было проявление острого пищевого отравления!
-- А за докладную записку ты спрашивал? -- все так же недоверчиво продолжил гость. -- И чего это вдруг служивые пути расчищают, интересовался?
Панкратов поджал губы:
-- Вот еще! Буду я такого серьезного человека по пустякам беспокоить! А сам он и словом не обмолвился.
-- Та-а-к, -- протянул Митрич. -- За лохов полных они нас держат, Илюша, поэтому старшой лично и звонил, бдительность, чтобы, значит, приспать нашу. Вот такое мое персональное мнение, Илья. А ты как хочешь, так и думай. -- Он уселся на кушетку и отвернулся к окну.
-- Ну, не знаю, -- приуныл Панкратов. -- Слишком уж обходительным сегодня профессор был, о настроениях, господствующих в биозаповеднике, все выпытывал. Здоровьем моим интересовался. Да, еще выспрашивал, не заболел ли кто из наших.
Митрич поднялся на ноги и твердо произнес:
-- Все. План действий надо вырабатывать совместный. Берем Иван Палыча и двигаем ко мне на хутор. Прикинем, что к чему.
-- Какой план действий? -- не понял фельдшер.
-- Как из ловушки этой сбежать, пока не захлопнулась окончательно, -- сипящим шепотом заявил Митрич и двинулся к выходу. У двери он обернулся: -- Ты, Илюша, больше не пей. Если что, у меня бутылек трехлитровый имеется, но это потом. И пижаму эту павлинью сбрось, не позорься на людях. Собирайся, жду тебя на лавке.
Панкратов опустил обратно на тумбу черствый ломоть, поменял лилейную пижаму на замусоленный медицинский халат и вышел следом. После беседы с профессором у него отчего-то все время чесалась правая рука. 'Может и прав Митрич, -- подумал он, торопливо сбегая с крыльца. -- Не к добру все это'.
Иван Палыч усердно подметал двор неказистой пятиэтажки, наряженный, как и всегда в летний период, в подкатанные до колен широкие льняные штаны и аккуратно заштопанную в трех местах майку из того же материала. Широкополая фетровая шляпа то и дело вздрагивала на его крупной, похожей на тыкву, голове, удерживаемая от неминуемого падения вниз на горячий асфальт тугой трехрядной резинкой, надежно зафиксированной под давно небритым подбородком дворника.
Увидев приближающихся к нему друзей, Иван Палыч перестал мести и в ожидании облокотился на рукоять своего мастеровито выполненного дедовским способом инструмента.
-- Печет, -- неопределенно поддернул вверх бородку Митрич, подошедши, и с якобы безразличным видом цепко оглянулся по сторонам.
-- Печет, -- подумав, согласился дворник, от взгляда которого не ускользнула некая странность в поведении собеседника.
-- Так может, на хуторок пройдемся, в тенечке садовом посидим, погуторим? -- неторопливо предложил Митрич, незаметно толкая Ивана Палыча в бок.
-- Может и пройдемся, -- правильно отреагировал дворник. -- Как я погляжу, Илья Ильич не против?
Панкратов молча кивнул. От жары у него разболелась голова.
Иван Палыч тут же, не мешкая, отнес метлу к подъезду, обдал себя струйкой воды из вяло сочащегося крана, выступающего на поверхность прямо из подвальных недр, и двинулся следом за друзьями. 'Зря бы не звали, -- пораскинул мозгами Иван Палыч. -- Значит, дело серьезное есть'. Стайка пенсионерок провела их любопытными взорами, незамедлительно принявшись громко перешептываться.
...На хуторе у Митрича было как-то удивительно спокойно. Кусты шиповника, опоясывавшие по периметру вконец прохудившийся забор, радовали глаз своими нежно-розовыми соцветиями, потрясающими по своей природной красоте. Трудолюбивые медоносные пчелы, которые были заметно крупнее своих, не переживших мутаций, сородичей, раз за разом пересекали пространство двора, переговариваясь между собою на только им понятном пчелином языке. Они слаженно разлетались по разным направлениям и так же слаженно возвращались через какое-то время обратно к своим деревянным ульям, высящимся на старых автомобильных покрышках в пятнистой тени фруктовых деревьев. Сразу за садом начинался лес, который почти вплотную подступал к хозяйственным постройкам и упорно, год за годом, все ближе придвигался к дому, незаметно окружая его своими верными предвестниками - дикорастущими побегами сирени.
Под широким навесом было свежо и не душно. Друзья уселись друг напротив дружки за самодельный стол и помолчали. Затем так же молча выпили из пузатого глиняного кувшина, поднятого из подвала и выставленного на стол гостеприимным хозяином, по кружке холодного хлебного кваса.
-- Хорошо-то как, -- первым нарушил расслабляющую безмятежную тишину Панкратов. -- И голова болеть перестала совсем.
-- Хорошо, -- Иван Палыч достал из кармана мятую пачку сигарет и смакуя закурил, выпуская колечками дым из ноздрей. -- Воздух тут какой-то особый, деревенский.
В сенях скрипнула дверь и на пороге возник беспородный рыжий кот с хулиганской расцарапанной
