Джапджи было первое, что он провозгласил после того, как воссоединился с возлюбленным Богом. Ястреб-перепелятник обрел свою возлюбленную, и его зов 'Пиу, пиу, пиу…' прекратился. Джапджи — это первые слова, который произнес Нанак после того, как свершилось его самопознание, поэтому они занимают особое место в речениях Нанака. Слова эти — позднейшая весть, принесенная из небесного царства.
Также нуждается в пояснении то, что предшествовало рождению Джапджи. Нанак вместе со своим другом и последователем Марданой сидел на берегу реки в полной темноте. Вдруг, не говоря ни слова, он снял одежду и вошел в реку. Мардана окликнул его: 'Куда ты идешь? Ночь так темна и холодна!' Нанак шел все дальше и дальше, он погрузился в глубокие воды реки. Мардана ждал, думая, что он скоро выйдет, но Нанак не возвращался.
Мардана спокойно ждал пять минут. Когда же прошло десять минут, он начал волноваться. Где он может быть? Его не видно и не слышно. Мардана побежал вдоль берега, крича: 'Где ты? Ответь мне! Где ты?' Ему показалось, что он слышит голос, который говорит ему: 'Будь терпелив, будь терпелив!'. Но ничто не указывало, что Нанак где-то поблизости.
Мардана кинулся назад, в деревню, и поднял на ноги всех. Было уже за полночь, но на берегу собралось множество народу, потому что все в деревне любили Нанака У всех было смутное, мимолетное чувство, что Нанак появится. Они ощущали аромат его присутствия, как ощущают аромат цветка, когда он еще в бутоне, когда он еще ждет своего часа, чтобы раскрыться. Вся деревня плакала. Люди горестно ходили вдоль реки, звали, но никто не отзывался.
Прошло три дня. Стало совершенно ясно, что Нанак утонул. Быть может, тело его унесло вниз по реке, а может быть, его уже растерзали дикие звери. Деревня погрузилась в скорбь. Но на третью ночь Нанак вдруг возник, вышел из реки. И первыми словами, которые он произнес, были слова: Джапджи.
Таково предание, и это означает, что правда, в нем заключенная, — в то же время не является правдой. Это правда, потому что является таковой по сути своей, и эго неправда — потому что вся история состоит из символов. Очевидно, что чем глубже и сложней предмет обсуждения, чем ближе к сути — тем больше потребность в символах.
Когда Нанак исчез в реке, гласит история, он предстал перед вратами Бога. Он узнал Бога. Здесь, перед его глазами, стоял его возлюбленный Бог, которого он так жаждал, которому день и ночь он пел свою песню. Тот, к кому устремлялось каждое биение его сердца, открылся Нанаку! Все его желания осуществились. И тогда Бог сказал ему: 'Сейчас иди назад и посвяти других в то, во что я посвящаю тебя'. Джапджи — стало первым подношением Нанака людям после того, как он вернулся от Бога.
А теперь необходимо раскрыть, что символизирует эта история. Первое. Не утратив себя полностью, не пройдя через смерть, вы не можете надеяться встретить Бога. Неважно, погибнете ли вы в реке или на горной вершине, но вы должны умереть. Ваше растворение открывает Ему путь. Пока вы есть, Он быть не может. Вы — препятствие, стена, разделяющая вас. Вот какой смысл скрыт в легенде о смерти Нанака в водах реки.
Вам тоже должно погибнуть, вам тоже должно утонуть. Смерть полностью вступает в свои права через три дня, потому что 'эго' не уступит так легко своего места. Три дня, о которых говорится в истории Нанака, — это время, которое ушло на то, чтобы его 'эго' растворилось полностью. До той поры, пока люди видели только 'эго', но не душу, они думали, что Нанак мертв.
Когда человек становится саньясином[1], странником, пустившимся на поиски Бога, члены семьи понимают это и отдают его во власть смерти. Он перестает быть тем же самым человеком: все старые связи порваны, прошлого более нет и проявляется новое. Между старым и новым лежит огромная расселина, — вот что стоит за словами о 'трех днях', предшествовавших возвращению Нанака.
Тот, кто потерян, неизменно возвращается, но он возвращается иным. Тог, кто ступил на тропу поиска Бога, возвращается обязательно. Пока он шел, он томился жаждой, но когда вернулся, он стал благодетелем; он уходил нищим, а вернулся королем. Каждый вышедший на тропу влачит свою нищенскую котомку, но возвращается назад владельцем несметных сокровищ.
Джапджи — первый подарок Нанака миру.
Предстать перед вратами Бога, достигнуть своего возлюбленного — это символические слова, которые не следует принимать буквально. Нет восседающего в горних высях Бога, перед которым вы предстаете. Но как иначе можно выразить это? Когда 'эго' истреблено, когда вы исчезаете, То, что открывается вашим глазам, и есть сам Бог. Бог безличностен, Бог — энергия, которая живет вне формы, не принимает никакой формы.
Предстать перед этой, не имеющей формы энергией, означает видеть Его вне зависимости от того, на что вы смотрите и что вы видите. Когда глаза открыты, псе, что перед вами — есть Он. Необходимо только, чтобы вы прекратили быть и чтобы глаза ваши были открыты. 'Эго' подобно пылинке в вашем глазу: когда помеха удалена, Бог открывается вам. И не ранее чем Бог явится, вы и сами станете Богом, потому что нет ничего кроме Него.
Нанак возвратился, но вернувшийся Нанак был также Самим Богом. Каждое произносимое им слово бесценно, ибо даже не соотносится с ценой, каждое слово сравнимо лишь со словами Вед.
А сейчас попытаемся понять Джапджи:
Он — один: Эк Омкар Сатнам.
Для того, чтобы быть видимым нам, окружающее должно иметь множество уровней, множество форм. Поэтому что бы мы ни видели, мы видим это во всем разнообразии. Сидя на берегу, мы видим лишь волны, но не видим океана. Но тем не менее есть лишь океан, а волны только его поверхность.
Но мы видим только поверхность океана, потому что наш глаз улавливает лишь внешние формы. Чтобы видеть вглубь, внутрь, требуется внутреннее зрение. Каковы глаза — таков и взгляд. Вы не можете видеть глубже, чем видят ваши глаза. Поверхностному зрению доступны только волны, а вы думаете, что видите океан. Чтобы узнать океан вы должны оставить поверхность и погрузиться вглубь. Поэтому в истории о Нанаке он не остался на поверхности, а погрузился глубоко в реку. Только таким образом вы можете узнать
Одни лишь волны не есть океан. Океан не есть собрание множества волн. Основополагающий факт в том, что волна есть сейчас, мгновением позже ее не будет, и не было ее мгновение назад.
Жил когда-то факир-суфий по имени Джунаид. Его сына, которого он горячо любил, убили в случайной стычке. Джунаид пошел и похоронил его. Его жена была поражена. Она ожидала, что он сойдет с ума от отчаяния: ведь умер сын, которого он любил так горячо. А Джунаид вел себя так, будто ничего не случилось, будто его сын не умер! Когда все ушли, жена спросила: 'Неужели ты совсем не горюешь? Я боялась, что ты не выдержишь это; о горя, ведь ты так сильно любил его!'
Джунаид ответил: 'На мгновение я был потрясен. Но затем я вспомнил время, когда сына еще не было. А я тогда уже был, и я был совершенно счастлив. И какой смысл предаваться горю сейчас, когда сына опять нет? Я снова стал таким, каким был до его рождения. Был миг жизни, когда сын пришел и ушел. Я не был несчастлив до его рождения — и почему я теперь должен быть несчастлив без него? В чем разница? Этот миг был только сон — и не более того'.
Все, что было создано, а затем разрушено — в настоящий момент не более ч ем сон. Все, что приходит и уходит, — это сон. Каждая волна — только сон. Океан — это явь. Воль множество, океан только один. Но мы видим его как множество волн. До того, как мы увидим океан в его единстве, мы будем продолжать заблуждаться.
Существует одна реальность, одна единственная правда — Эк Омкар Сап нам. И, как сказал Нанак,
