или «три продвижения вперёд»), Сэйсан («13 движений») и Сандзюроку («36 движений»), они имеют чисто китайский исток и являются формой активной медитации. Три ката Уэти изучил в Китае, а вот четвёртое ката Супаринпэ выучить не успел, поскольку должен был уехать.
В Сэйсан, втором ката в Уэти-рю, в отличие от Сантин больший упор делается на прикладной технике защиты и контратаки, в него включены помимо базовых круговых блоков предплечьями изнутри-наружу удары локтями, коленями, а также хитроумные движения ладонями в стороны, благодаря которым можно как бы «раздвинуть» защиту противника.
И всё же практическая ценность техники этого ката весьма относительна. Самое главное – научиться откликаться, как эхо, на изменения внешней ситуации, «уподобить свой разум гладкой поверхности озера» и «открыть третий глаз», что будет означать чисто мистическое видение реальности.
Наконец, третье и высшее ката – Сандзюроку до сих пор можно встретить в Китае, в уезде Путянь (провинция Фуцзянь) под названием «саньшилю лу» – «36 связок». Оно включает достаточно сложную боевую технику захватов и заломов.
Для Уэти боевое искусство превращалось в сложный космический ритуал, который он выполнял каждый день, например, отрабатывая стойку сантин-дати или занимаясь дыхательными упражнениями. Его мастерство естественным образом проникало в повседневность.
Но однажды произошёл случай, который круто изменил жизнь самого Уэти. Многим хотелось посмотреть на его реальное боевое мастерство, но он наотрез отказывался демонстрировать своё искусство перед публикой, тем более вступать в поединки. Запрещал он это и своим ученикам, пытаясь объяснить, какое страшное оружие таится не только в их телах, но даже в их очищенном сознании. И всё же однажды столкновения избежать не удалось. Одного из учеников Уэти спровоцировали на жестокий поединок. Ходили слухи, что местные бандиты-туфэи в присутствии ученика и множества зевак долго насмехались над Уэти (он сам был в это время в отъезде), а затем вчетвером попытались избить бойца. Ученик Уэти отреагировал мгновенно – трое нападавших получили серьёзные травмы, а четвёртый был убит.
Для Уэти это было страшным ударом: ученик убил человека, использовав его искусство! Ушу – не способ нанесения вреда; наоборот, это метод предотвращения поединков и вообще прекращения всякой вражды. Сам же Уэти в будущем никогда больше не вступит в поединок, одолевая противника ещё до его начала и заставляя отказаться от боя. Но сейчас он чувствует свою вину за то, что не смог правильно обучить воспитанника и не передал ему самое главное – духовное состояние бойца, который должен уметь уходить от поединка, побеждая.
Уэти прекращает преподавание, считая, что не достоин и не способен передавать истинное ушу. В грустных раздумьях в 1909 г. он возвращается на Окинаву и живёт там жизнью затворника...
Год возвращения Уэти на Окинаву почитается его последователями как год основания стиля Уэти-рю, хотя в действительности это произошло значительно позже, а своё характерное название школа приобрела лишь после смерти мастера в 1948 г.
Он стремится стать обычным средним окинавцем – поселяется на малолюдной северной оконечности острова, женится; в 1911 г. у него появляется сын Канэи.
Но вот однажды из Китая на Окинаву, в Наха, приезжает продавец чая, который оказывается учеником Уэти. Этот человек к тому времени стал известным мастером южного ушу и был известен даже на Окинаве. Приезжий прежде всего навещает своего наставника и выражает ему глубочайшее почтение. Слухи об этой встрече быстро разносятся среди молодых окинавских бойцов, и китайцу предлагают принять участие в нескольких турнирах. Каково же было удивление окинавцев, когда приезжий одержал верх над всеми местными чемпионами (великие мастера вроде Мияги и Мотобу не участвовали в этих развлечениях), причём китаец заявил, что такого мастерства он смог достичь лишь благодаря занятиям у Уэти. Нетрудно догадаться, что после этого случая слава Уэти стала почти легендарной.
Время шло, старая рана затягивалась, и Уэти всё чаще появлялся на людях, хотя кэмпо по-прежнему не преподавал. И вот в начале 10-х гг. на Окинаве проводится крупнейший фестиваль боевых искусств, на котором должны были присутствовать все официальные лица острова и даже высокая делегация из Японии. Все школы окинава-тэ собирались показать своё искусство. Предложили участвовать и Уэти, хотя надежда на то, что он согласится, была невелика. Но после долгих уговоров Уэти внезапно дал согласие, правда подчеркнул, что выполнит лишь одно ката – Сэйсан. Что заставило его согласиться? Скорее всего желание продемонстрировать истинное китайское ушу.
Когда Уэти вышел в центр площадки, все затихли. Ещё бы! Перед публикой стоял великий затворник, загадочная личность, человек-легенда. А не окажутся ли все рассказы о мастерстве Уэти лишь сказками, обычным преувеличением, которое нередко встретишь в мире боевых искусств, живущем мифами и преданиями?
Но вот Уэти сделал первые движения ката – публика в восхищении: такого потрясающего умения окинавцы не видели даже у известных китайских мастеров! Эффект от его выступлений получился самым неожиданным – после демонстрации Уэти почти все бойцы отказались выступать. Сравнение с ним не выдержал бы никто.
Потрясённый таким мастерством, встречи с Уэти стал добиваться сам Итосу Анко, который, как уже упоминалось, в то время активно работал над системой преподавания тодэ в школах и институтах и был профессором Сёрин-рю в одном из престижных колледжей. Итосу сумел уговорить мастера возобновить преподавание, дабы те знания, которыми обладал Уэти, не умерли вместе с ним. Уэти Камбун вновь преподает китайское ушу, на этот раз уже на своей родине.
Но здесь Уэти поджидали свои трудности. Его жесточайшие тренировки могли выдерживать лишь очень немногие и, во всяком случае, никак не учащиеся средних школ. К тому же многим далеко не всем было доступно сложнейшее духовное воспитание, которое нёс Уэти.
По сути Уэти столкнулся с той же проблемой, что и Мияги, – его обучение оказалось слишком сложным, слишком элитарно-мистическим для современного человека. Примечательно, что Уэти и Мияги обучались практически в одной школе ушу, их концепции духовного воспитания были идентичны.
Первые неприятности начались у Уэти ещё на Окинаве. После смерти в 1916 г. влиятельного Итосу на Уэти начинается давление, и мастера постепенно выживают из колледжа, куда когда-то пригласил его сам Итосу.
Дальнейшая судьба Уэти удивительным образом похожа на судьбу Мияги, но разочарований в жизни Уэти было ещё больше. Уэти понимает, что настоящую школу на Окинаве создать уже невозможно, нравы молодёжи безвозвратно испорчены. Он прекращает преподавание и в январе 1924 г. отправляется в Японию, в город Вакаяма.
Портовый город Вакаяма, куда переселяется Уэти со своим сыном, является центром одноимённой префектуры. Однако он значительно меньше Осаки и Киото, где тогда открывались первые окинавские клубы каратэ, и, конечно же, несопоставим по своим масштабам с Токио, где преподавал Фунакоси. Но Уэти первоначально не собирался преподавать боевые искусства, а намеревался жить мелкой торговлей.
Предания донесли до нас примечательную историю о том, как Уэти познакомился в Японии с человеком, ставшим его лучшим учеником, и вновь вернулся к преподаванию. Как-то раз к Уэти зашёл некий Томоёзэ Рюю – его соотечественник, также проживавший в Вакаяме. (Томоёзэ одно время тренировался на Окинаве под руководством учителей Наха-тэ, но потом, перебравшись в Японию, стал упражняться самостоятельно). Незадолго до того Томоёзэ был атакован на улице несколькими бандитами, и, как он ни защищался, окинавца всё же ограбили и избили. Томоёзэ был поражён – неужели искусство Наха-тэ ничего не стоит перед лицом обычных грабителей?
И вот Томоёзэ решил спросить у Уэти, как следует в такой ситуации поступать настоящему бойцу. Уэти дал понять собеседнику, что тот проиграл не потому, что имел слабый удар или действовал недостаточно быстро, но из-за того, что не обладал истинным бойцовским сознанием. Мастер пояснил, как можно было уйти от нападения, даже не вступая в бой. Томоёзэ заинтересовали рассуждения Уэти, и он стал уже чисто теоретически усложнять ситуацию, придумывая всё новые и новые обстоятельства. И всё равно Уэти, не задумываясь, тут же объяснял, какой приём следовало применить, чтобы избежать потасовки. Томоёзэ был потрясён: такой ясности сознания ему ещё не приходилось встречать. Его, правда,
